Время воина (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 7

Гиссар, конец января 2016 года

С восходом бледно-желтого зимнего солнца над унылыми предгорьями, окрашенными в песчаные тона, город начинал оживать с самого главного места во всей округе — рынка. Туда устремлялись сотни юрких грузовых фургончиков, набитых доверху всевозможными товарами, и десятки допотопных скрипучих арб, запряженных трудолюбивыми ишачками. Ковры, яркие ткани, одежда, украшения, посуда со своеобразной чеканкой, обилие бытовой техники, соседствующей с горами фруктов, овощей и специй — все это постепенно растекалось по широким рыночным проходам, перекладывалось на деревянные прилавки, заносилось в павильоны или развешивалось и расставлялось со всевозможной тщательностью для привлечения покупателей.

Сладковато-едкий запах кизяка и дров с невероятной величавостью расползался над разноцветными шатрами — это в чайханах, коих здесь было невероятное множество, готовились к длинному трудовому дню, когда изголодавшиеся гости Гиссара потянутся плотно покушать и поговорить за пиалой зеленого чая о делах, о семье, пересказать слухи, будоражащие умы жителей древнего поселка, хотя по количеству народа, проживающего здесь, он давно мог называться городом. Но по местным меркам оставался пригородом Дюшамбе.

А гостей в Гиссаре, к удивлению местных, стало очень много в последние дни. Сначала в поселок зашел батальон русских солдат на запыленных бронетранспортерах и встал лагерем за белесой и ворчащей на каменных перекатах Ханакой неподалеку от фруктовых садов Сахроб-бека — одного из уважаемых и почитаемых гиссарцами богатейшего человека в округе, да и в Дюшамбе, пожалуй. Он, кстати, самолично вышел навстречу бронированной колонне и предложил русским воинам разбить палаточный лагерь неподалеку от усадьбы, где проживал со своей многочисленной семьей. И приказал своим людям к вечеру зарезать два десятка баранов и приготовить плов для всего отряда, а офицеров радушно пригласил в дом на пиршество. Небывалая щедрость, которую Сахроб-бек собирался монетизировать в будущем. Правда, о таких вещах вслух никогда не говорят. Зачем? Зато все видят, что русских, которые защищают Туран и Хорасан от алчных соседей, здесь уважают.

Помимо вооруженного до зубов моторизованного отряда в Гиссаре появилось множество мелких караванов из-за Амударьи. Это купцы из Кундуза заполонили местный рынок своими товарами. Все бы ничего, но торговые люди на муджахидов Абдул Хотака подозрительно похожи. Они целыми днями сидят в чайханах, едят плов или курутоб[1], пьют зеленый чай, играют в нарды, а вечером разбредаются по постоялым дворам, которых здесь, как и чайхан, хватает с избытком. Странные люди: меньшая часть торгует, другие даже интереса к важному делу не проявляют. Зато верблюды с тюками охраняются столь тщательно, что возникает вопрос: а что там внутри? Наркотики, оружие или еще какая контрабанда? Ведь никто не видел, какими тропами или дорогами купцы из Кундуза добрались до Гиссара. Купцы, лицом и повадками осторожных барсов на горных кручах похожие на муджахидов, посмеиваются и уверяют, что в тюках нет ничего страшного. Они везут товар в Самарканд и Хиву, где его очень ждут местные волоокие красавицы.

Местная полиция успокаивается, но все равно с тревогой приглядывает за чернобородыми купцами, под каполем[2] которых то и дело блеснет бритая голова.

Рынок постепенно заполняют разнообразные звуки. Где-то скороговоркой стучат барабаны, раздолбанные радиоприемники выплевывают из себя ритмы современной музыки, громко голосят продавцы, расхваливая свой товар, в клетках и корзинках беспокойно возятся куры, индюки, гуси. Отчаянно тявкают щенки аборигенных отарных овчарок из Шамолгузара, злясь на то, что их бесцеремонно берут за шкирку и тщательно осматривают, проводя выбраковку. Мужчины смеются, когда маленькие пушистые комки исхитряются в таком положении вцепиться своими шильями-зубками в пальцы, и назначают свою цену за будущего четвероногого друга. Собака для пастуха — верный и незаменимый помощник на долгие годы, промахнуться при покупке никак нельзя.

Рыжеволосый мужчина с крупным подбородком и сильно загоревшим лицом пропустил мимо себя погромыхивающий пустыми бочками в кузове разбитый «форд», усмехнулся, провожая его взглядом, но не торопился переходить дорогу. Он ждал, когда мерзлая серая пыль, поднятая колесами, осядет, и только тогда, приподняв ворот камуфляжной куртки (в такой одежде здесь ходили многие ввиду ее удобства и функциональности), оказался на другой стороне. Пройдя несколько шагов вдоль глинобитных домов, примыкавших к рынку, он нырнул в один из проулков кишлака, и уверенно зашагал вдоль дувалов, изредка скользя взглядом по верхушкам заборов, словно изучал местную незамысловатую архитектуру. А сам незаметно и ловко умудрялся проверять, не идет ли за ним кто, проявляя излишнее любопытство, что здесь делает человек европейской наружности.

Джеймс Маккартур нисколько не комплексовал по этому поводу. Его огненно-рыжие волосы давно выцвели под жарким солнцем Средней Азии, аккуратная бородка без усов стала белесой, кожа на лице приобрела бронзовый оттенок, и вряд ли кто мог уверенно сказать, что этот мужчина — истинный британец из известного шотландского клана, давшего Короне множество воинов и политиков. Скорее, пуштуны его признали бы за своего. Мало ли белых мужчин приняли веру Аллаха и живут себе припеваючи в окружении трех-четырех жен. А если он еще и инструктор по боевой подготовке местных муджахидов — так и вовсе знатный человек в вилаяте.

Маккартур пересек кишлак подобно горячему ножу, разрезавшему кусок сливочного масла — то есть целеустремленно и решительно — чтобы оказаться в самом центре кипящего от торговли рынка. Приподняв голову, он повел носом словно волкодав, почуявший неподалеку волчью стаю, и пошел прямо на запахи, позволив человеческому потоку увлечь себя. Но в самый нужный момент он ловко раздвинул толпу плечами и оказался возле небольшой чайханы под сенью двух солидных чинар. Неподалеку журчал ледяной арык, сверху светило нежаркое солнце, на далеких изломах Гиссарского хребта сахарились снежные шапки.

Мужчина подошел к одному из низких столиков и почтительно произнес на афгани слова приветствия, прижав руки к груди:

— Ассалому алейкум, уважаемые! Дозволите ли присоединиться к вашей достопочтимой компании?

— Валлейкум ассалом, — вежливо кивнул один из чернобородых в сером зимнем халате, тщательно скрывая любопытство. Второй, худощавый, в черной тюбетейке, ничего не сказал, но жестом руки показал, что Маккартур может занять место рядом с ними.

— Прекрасный день, — Джеймс, прищурившись, посмотрел на солнце через ветви чинары и провел ладонью по жесткой бородке. — Как раз для того, чтобы после долгого пути отдохнуть и не думать о грядущих дорогах.

— Присоединяйся, путник. Позволь угостить тебя чаем.

Оба мужчины переглянулись и тот, на котором был серый стеганый халат, удовлетворенно кивнул. Он крепкой рукой взялся за большой фарфоровый чайник и налил в чистую пиалу, появившуюся волшебным образом на столе, зеленый чай, особенно остро пахнущий в прохладе утра.

— Зачем такая конспирация, уважаемый Джеймс? — усмехнулся худощавый, демонстрируя неплохой английский. — Мы и так вас узнали. К чему все эти витиеватости?

— Для порядка, — приняв пиалу, Маккартур кивнул в знак благодарности. — У нас работа сложная, нервная. Я привык к слову. Любая неправильная интонация может подсказать мне больше, чем безудержный поток ничего не значащих фраз.

— Давно же мы не виделись, Джеймс, — худощавый сделал аккуратный глоток. — Сколько времени прошло, как мы в Кундузе встречались?

— Пять месяцев, Иззатула, — улыбнулся Маккартур. — С тех пор я измерил своими шагами путь от Термеза до Дюшамбе, изучил достопримечательности всех крупных городов и даже завел знакомство с интересными людьми в Каратаге. А вы только-только чай с пилитой[3] попробовали.

— Мы здесь уже третий день, — невозмутимо ответил бородач в сером халате, по сравнению с Иззатулой выглядевший куда крупнее и плечистее своего собеседника. — Ждем хорошей погоды на перевалах и таких же приятных вестей от нашего друга.