Избранная страны драконов (СИ) - Тараканова Тася - Страница 30

Промаявшись с непослушным драконом около часа, Эрвин направил его в леваду. Я дожидалась их, не понимая, что происходит в небе. Эрвин был на взводе от неудачного полета, он, не глядя на меня, посадил на цепь непослушного Горыныча, отчего тот жалобно взревел. «Еще немного, и он возьмёт хлыст», — мелькнула мысль. Неужели дракон до такой степени вывел его, что Эрвин перестал контролировать себя.

— Это всё ты, — без предисловий он налетел на меня.

— Что я?

— Горыныч неуправляем. Ты ему нашептала? — Эрвин кипел от ярости.

— Горыныч — твой дракон, учись с ним ладить, — попытка ответить спокойно почти удалась, хотя в душе всё клокотало от злости. Эрвин вскинулся от моих слов, будто я залепила пощёчину.

— Ты давно не седлал его, он просто отвык, — я пошла на попятную, чтобы остудить эмоции, бурлившие через край.

— Когда он притащил Ларри без седла и уздечки, все сделал безупречно, даже на ночь приземлялся на гору, чтобы бедный Ларри, не испытывал перегрузки. А сейчас Горыныч просто издевается надо мной. Ты же видела. Он не слушает меня, — прошипел парень сквозь зубы, — и всё из-за тебя.

На площадку приземлился Гром, а Эрвин бросился прочь с левады, по пути сшибая полевые цветы, попадающие под ноги. Через пару минут ко мне подошёл Добромир.

— Странная сегодня тренировка. Дракон не слушался, норовил удрать. Я не мог их бросить. Не тренировка, а постоянный контроль. Над Муравкой защитного купола нет.

— А я при чём? — глотая слёзы, спросила я у Добромира. Неужели чемпион тоже обвинит меня? Клятва данная себе «не плакать» испарилась. Что за отношения, когда Эрвин шагу не может сделать, чтобы не предъявить претензии.

— Может мне поговорить с ним? — Добромир видел, как я расстроилась.

— Он не будет слушать. Ни тебя, ни меня, — я отвернулась от Добромира. — Всё к лучшему, — прошептала, смахивая слёзы, — помоги ему выиграть гонку. Эрвин получит деньги и заплатит кругляшам. Это, действительно, важно для меня. — Я не сказала про Зарха, только мысленно добавила, когда Зарх поможет мне вернуться домой, я навсегда забуду Верховию, чего бы это мне ни стоило.

— Сделаю, что смогу.

Я даже не предполагала, что полёты Эрвина сильно расстраивают Добромира. Тренировки Эрвина были похожи на укрощение строптивого необъезженного дракона. Лара и то вела себя адекватнее. Мало того, что Горыныч не слушался, теперь и команда разваливалась на глазах. Эрвин обвинял меня, я молча варилась в ответных обидах. Осторожные советы Добромира, похоже, только портили воздух, так Эрвин морщился и кривился от них. Напряжение накапливалось с каждым днём. Это был уже не разлад, а разлом.

При таком настрое лучше вовсе не тренироваться. Добромир многозначительно смотрел на меня, намекая, если Горыныч не хочет летать с Эрвином, почему я не возьмусь за дело? Все понимали, если Эрвин не справится с Горынычем, он не победит. Огненная змея не дается слабакам.

С каждым днем Горыныч становился всё больше неуправляем, огрызался на Эрвина, команды выполнял вполсилы или совсем никак, рвал цепь, на которую тот его посадил. А на днях Горыныч будто взбесился в небе. И только железная тонкая палка, которую Эрвин позаимствовал у Добромира прямо в полёте, привела дракона в чувство.

Ситуация становились невыносимой. Добромир на Громе уже не тренировался, а только маячил недалеко от Эрвина. Вмешиваться в тренировки чемпион не мог, потому что сам не понимал, как подступиться к Горынычу. Говорить с Эрвином — что лить масло в горящий костёр. От одного слова чемпиона могло полыхнуть последнее, что осталось в усадьбе, поэтому измученный от таких тренировок Добромир, предусмотрительно помалкивал.

Я держалась, как крепость под осадой, с Эрвином не общалась, стараясь не попадаться ему на глаза. Я утратила веру в то, что разговор может что-то изменить, и хотя иногда, забывшись, наблюдала за парнем, так и не решилась нарушить молчание. Обида жгла сильней с каждым днём, ведь Эрвин не стремился наладить отношения. Отстранённость Вышнева увеличивалась по экспоненте вместе с его раздражением и злостью. У меня появилась странная зависимость, связанная с ожиданием хоть малейшего потепления с его стороны.

Вечером Добромир подошёл ко мне, когда Эрвина не было рядом. Он признался, что ему осточертела ситуация, когда молчание стало наихудшим вариантом в свете приближающейся гонки. Добромир сказал, что хочет откровенно поговорить с Эрвином. Я не возражала. Пусть попробует достучаться до озлобившегося упрямца.

Мы присели на краю левады. Чемпион спокойно оглядывал окрестности. Вечер выдался безветренный и тихий. Мы смотрели на одну и ту же картину, но каждый из нас видел своё.

Добромир расслаблено любовался наступающими сумерками, слушал стрекот кузнечиков, с наслаждением вдыхая запах луговых цветов. А я заметила Эрвина, который неторопливо двигался по тропинке в леваду.

— Не хочу, чтобы Эрвин меня здесь увидел, — сказала я, увидев мелькнувшую между деревьями рубашку парня, — куда бы спрятаться, не идти же к нему на встречу, — я лихорадочно оглянулась, ища укрытие.

Добромир не стал спорить, он махнул в сторону густого развесистого куста, и я как разведчик в три шага оказалась за ним. Ну, вот, теперь буду подслушивать. Неловко получилось. Вскоре я услышала шаги Эрвина и его покашливание.

— Присядь, хочу поговорить, — заговорил Добромир, наверное, чтобы исключить разговор обо мне. Ведь я тут как тут — и ушки на макушке.

— Вот смотрю на тебя и думаю, — раздался голос Эрвина, — некоторым по рождению даётся всё, о чём можно мечтать, любая прихоть исполняется по щелчку пальцев. Когда одни ломают голову, как добыть кусок хлеба, другие тратят время на размышления о смысле жизни. Я вот почему-то уверен, что ты заведёшь философскую беседу.

— Ты угадал, хотя еды в погребе хватит на всех, — наступила пауза, Добромир собирался с мыслями, — когда я первый раз с большой высоты спустился на драконе, меня как будто разобрали по частям, — заговорил Добромир, не заметив, как скривился Эрвин. Вышнев не ошибся, Добромир захотел поговорить по душам. — Я подумал, что Высотомер с моей высокой оценкой обманул меня. Я испытал страшное разочарование. Я был зол на себя. Чем больше я злился, тем болезненнее были спуски. Я психовал, хотел преодолеть, вытерпеть. Но моё тело отказывало мне в этом. Оно было хозяином, я оказался пленником.

— И что из этого следует?

— Надо разобраться, что с твоим драконом не так? А может с тобой?

— А может с тобой?

— С собой я разобрался. Не сразу, но…

— Случилось чудо! — дерзко воскликнул Эрвин, а я, не удержавшись, тихонько хихикнула.

Я чувствовала, что чемпион завис. Разговор у них получался отвратный. Эрвин, судя по голосу, находился в состоянии тихой ярости, а Добромир пытался не поддаться на провокацию.

— Я сказал себе, стоп. Мир состоит не только из боли.

— Мир состоит из любви, — с трудом сдерживая злость, добавил Эрвин. Похоже, ему до чёртиков надоел пафос Добромира.

— Может и так, — буркнул Светозаров в ответ.

— И полюбил Иолану, — подкинул Эрвин полешек в огонь настроения.

Вышнева не тронуло признание Добромира, он открыто насмехался над ним, высмеивая каждое слово. Попытка поговорить откровенно не перекинула мостик доверия между парнями, но Добромир с чемпионским самообладанием ответил совершенно искренне.

— Я ошибся в Иолане и … заплатил за свою ошибку.

— Не думаю, что ей этого достаточно.

Вечерний воздух принёс прохладу, налетевший ветер всколыхнул траву, звенели цикады, но я чувствовала усталость, как будто брела по бесконечному лабиринту.

— Температура понизилась, — сказал Добромир, — хочешь мучиться, — мучайся.

— В мучении есть смысл, злость придаёт сил.

— Только до определённого момента, — чемпион вернул себе привычную невозмутимость, — поговори с Соней, может у неё есть мысли насчёт Горыныча.

— Башмаки бы не потерять, когда рвану за советом, — ответил Эрвин, и я сжала кулаки.