Холод в ее глазах (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 39

В машине я молчала, вырываться, хамить, пытаться сбежать я даже и не собиралась. Кто знает, что может спровоцировать Романа на этот раз? А полиция появится с минуты на минуту. Вот правда сама почти сорвалась. Спросила, понимает ли он что делает?

Я смотрела на него и не понимала. Сильный мужчина, не боящийся работать, успешный, умеющий раз за разом добиваться своего. Я же не раз и не два наблюдала, как он ведёт свои проекты, раскручивает их, выводит на высокий уровень. И избиение, угрозы, шантаж, похищение, наконец! И это тоже всё про него.

— Ты напряжена… Словно ждёшь чего-то. — Заметил он.

Видно актриса из меня та ещё, сама себя выдаю с головой.

— Пустой дом, темнота, ты и спиртное. По-моему, достаточно составляющих для моих переживаний. — Отвечаю, следя за голосом.

— Тебе нечего меня бояться, Алис. — Говорит он и протягивает мне пачку фотографий. — Посмотри. Они старые. Им больше десяти лет.

— Что за мерзость? — поднимаю на него взгляд, едва проглядев первые несколько штук. — Ты рехнулся? Ты прекрасно знаешь, что это неправда и этого никогда не происходило!

— Знаю. Недавно узнал. Даже познакомился с тем, кто этот фотошоп делал. И исходники видел. — Глухо говорит он. — А десять лет назад не знал.

Он опустил голову, словно боялся на меня посмотреть, и начал рассказывать. О том, как мать положила перед ним эти фото, как съездила с ним в гостиницу, где он нашёл мои вещи и телефон…

Было время, когда я очень хотела узнать, за что? Хотела понять причины того поступка всегда вроде любящего и заботливого мужа. Узнала, услышала, а внутри пустота. Узнать, что твоя жизнь рухнула и чуть не оборвалась просто из-за злобных и лживых сплетен, было не просто. Вдруг вспомнила, что о беременности узнала случайно, а сохранила и вовсе чудом. И ощутила такую ярость в душе, на которую считала себя не способной.

— И что? Что теперь я должна сделать, по-твоему? Со слезами кинуться к тебе на грудь? Мгновенно всё забыть? Чего ты ждёшь? — со злостью кинула эти фотографии в огонь камина.

— Жду, что ты поймёшь, почему я так тогда поступил! — вскочил со своего места он. — Почему тронул, почему потом не приполз в больницу, не вымаливал прощения, почему не узнал про тебя и Сашку…

— Алекс, моего сына зовут Алекс. И в больнице, мне собирались прервать беременность даже без моего ведома. А потом было открывшееся кровотечение и угроза выкидыша. Я с постели встать боялась! И ты не тронул, ты нас почти убил тогда. Как я это должна понять! — ладони сжались в кулаки.

— Откуда я мог знать? Я и предположить не мог…

— Хватит! Даже я знаю, что десять лет назад уже везде были камеры. И ты вполне мог потребовать, чтобы тебе показали запись с камеры над входом. Ведь если там мои вещи, то я тоже должна была там быть! Но ты даже не потрудился проверить! Поэтому нет, мне не интересны причины того зверства. И твой рассказ ничего не меняет. Да, твоя мать виновата, но и ты виноват не меньше. И избивала меня не твоя мать, а ты! — выкрикнула я, перебив его.

— Да как ты не понимаешь?! Я в тот вечер рехнулся от боли и чувства, что ты меня предала! Ты была единственным, что было именно моим и для меня. Помнишь, как ты даже рецепты подправляла под мой вкус? — надо же, запомнил, а я уже и не помнила об этом. — Я был первым, кто тебя рассмотрел, увидел, завоевал. Сколько всего было впервые со мной? Понимаешь? Это как неприступная ранее вершина, только твой мир! И таким миром для меня была ты! И я возненавидел тебя в тот момент, когда решил, что ты предала, притащила грязь, разрушила мой собственный мир! Поэтому я тогда… Алис… Алиса, давай попробуем ещё раз? Я замолю, я всё для вас сделаю, любой каприз! Ты же любила меня, ради той любви, того что было до, просто давай попробуем всё вернуть?

— Разрушил этот мир ты. Только ты. Ты меня почти уничтожил. — Почему-то каждое слово отдавало болью в горле, но всё равно рвалось быть услышанным. — Ты так спокойно говоришь об ещё одной попытке… Ты думаешь это легко? Возможно? Я каждую грозу трясусь от страха, не могу вытравить из памяти те моменты. Знаешь, фантомные боли чувствуются! Я все эти годы боялась. Боялась довериться, боялась подпустить ближе хоть кого. Потому что в каждом, не важно, мужчина это или женщина, видела угрозу. Ты даже не представляешь, каково это каждую минуту ожидать удара от тех, с кем работаешь, дружишь… А ты мне предлагаешь бросить всё, место, которое я сделала безопасным для себя и Алекса, работу, которая даёт независимый доход? Сорвать сына отсюда, где у него друзья и перспективы, где у него будущее и вернуться обратно? И что? Ждать когда тебе в очередной раз кто-то что-то покажет и расскажет? Гадать, не перемкнëт ли у тебя в башке ещё раз? И скажи, на этот раз ты будешь избивать только меня или и сына тоже? Знаешь, я не готова рисковать не только собой, но и ребёнком. Не важно, поднимешь ли ты на него руку или просто выкинешь меня из своего дома, отняв сына. Нет ничего, ради чего я бы так безумно рисковала. Извини, но нет. Воспоминания о том, что было до того вечера, такого риска не стоят.

— Да? А что стоит? Потрахушки с канадцем? — лицо Романа как-то перекосило, мгновенно напомнив мне ту маску, что застыла на его лице перед тем, как начался мой личный кошмар.

— Тебя это не касается! Я давно уже не твоя жена! С какой стати ты решил, что можешь меня осуждать? — почему-то мне не хотелось, чтобы Роман касался моих отношений с Йером. — Да, я доверилась тому, кто это самое доверие заслужил, и что? Он не побоялся быть рядом и защищать меня от моих страхов, о памяти о тебе. А чем ты был занят все эти годы? Горевал о предательстве жены в одиночестве? Или хочешь мне сказать, что твоего возвращения из Канады никакая женщина не ждёт?

На минуту всего, может и меньше, что-то поменялось. Взгляд, из которого пропала уверенность и злость, выражение на лице… Но мне этого хватило.

— Ты приехал в Канаду, как ты говоришь возвращать семью, а у самого отношения в России? И предлагаешь мне вернуться к тебе? — я даже рассмеялась, пусть и смех вышел горьким.

— Да, представляешь, я мужчина. И я трахался с другими бабами всё это время! — зло выплюнул Роман. — А что я должен был по-твоему, изменившей жене верность хранить? А вот твой новый хахаль идеален, да? Безгрешен? Ты посмотри, доверие он заслужил. А чем он от меня отличается? Или ты только мне в понимании отказываешь, а ему можно и простить?

— Ты о чём? — не поняла я.

— О том, что ты дура! Не потрудилась даже хоть какие-то справки навести о своём мужике. А ведь достаточно просто газеты открыть. Тут много пишут. На! — он сунул мне в руки пачку газет, со страниц которых смотрел Йер. Или не смотрел. Кадры какой-то драки. Изображения в стиле разорванных фото с какой-то девушкой. — Куча скандалов с его участием в драках. Даже в раздевалке собственной команды. И вишенкой на торте, девица с которой он состоял долгое время в отношениях, заявляет об избиении! Вон, в пачке таблоидов все подробности. Только он же здесь местная звезда, интересно, сколько девке отвалили, чтобы замять эти побои и до суда не дошло? А он что, тебе не рассказал, за что его отстранили от игр и сослали тренером безнадёжной команды?

Роман нависал надо мной, но сейчас это было не главным. И далеко не самым страшным. Куда более пугающими были заголовки газет. Перед глазами всё поплыло, как после долгого катания на быстрой карусели. Голос Романа доносился невнятным шумом, на фоне какого-то грохота. Я, как в замедленной съёмке, наблюдала за появившимся Йером, который буквально снёс Романа.

— Мама, мам! — происходящее загородил собой Алекс. — Мам, всё в порядке? Ты чего?

— Миссис Маккейв, вы в состоянии дать показания? Вам нужна помощь психолога? — спрашивает кто-то из полицейских.

— Лис! — Йер хватает меня за руки, и от этого простого жеста у меня внутри словно прорывает плотину. Я начинаю биться в его руках и вырываться.

— Не смей, не смей ко мне прикасаться! — я хватаю стопку газет и журналов и кидаю в Йера.