Terra Insapiens. Замок (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 13

Артура испугала такая перспектива. Он положил Библию и с тоской посмотрел вокруг.

— Неужели здесь можно прожить всю жизнь?

Адам посмотрел куда-то вдаль, сквозь стены Замка.

— Это ещё не самое худшее место во Вселенной.

Он сгрёб шахматные фигуры, захлопнул доску и сказал:

— Мне пора работать. Приятно было познакомиться! — и пошёл по дорожке к лестнице.

— Можно я с вами? — крикнул вдогонку Артур.

Адам обернулся на ходу.

— Без разрешения Хозяина вы не можете выйти из Замка. С этим тут строго.

Адам ушёл, а Артур отодвинув скамейку, улёгся на неё и закрыл глаза, греясь на солнышке. Когда через пять минут открыл глаза, увидел возле себя странного маленького человечка с оттопыренными ушами. Человечек смотрел на него в упор, с явным сомнением во взгляде.

— Здравствуйте! — от неожиданности вскочил Артур.

Человечек отпрянул, испугавшись, но потом приблизился и осторожно ткнул Артура пальцем в грудь.

— Вы действительно существуете? — спросил он.

— А почему вы сомневаетесь? — удивился Артур.

— Я не уверен в вашем существовании. Может быть, вы голограмма или мой сон.

— Зато я уверен в своём существовании — это вас устроит?

— Нет… Это ничего не доказывает. Всякое привидение уверено в своём существовании.

Губы Артура тронула улыбка. Разговор начал его забавлять.

— У меня есть имя. Меня зовут Артур. Это уже кое-что — правда?

— Имя? Имя — это ярлык на человека. Ярлык на что-то указывает. Но нет гарантии, что то, на что он указывает, ещё существует. Человек умирает, а имя остаётся — пустым ярлыком… У меня нет имени, я меняю их каждый день, раз уж так принято, что должно быть имя… Сегодня меня зовут Кантемир, завтра будут звать Богуслав или Мирмидон — я ещё не решил. Можете называть меня Имярек, или Маркус — как назвали меня родители.

— Маркус? Какое интересное имя. Чем оно вас не устраивает?

— С этим именем целая история. Если хотите, я вам расскажу… Мои родители долго думали — как назвать своего будущего ребёнка? — а всё решил случай. Когда мать положили в больницу на сохранение, в тумбочке у кровати она обнаружила книжку «Сто лет одиночества». Она её прочитала, и так она ей понравилась, что решила своего сына (а уже было известно, что родится сын) назвать Аурелиано. Отец, когда услышал это, сказал категорическое «нет». Они долго спорили. Габриэль был отклонён, как исковерканный архангел Гавриил, Гарсия было слишком по-испански. Решили назвать ребёнка Маркес. Но тут в игру вступила моя добрая бабушка. «Это в честь Карла Маркса?» — спросила она и родители снова задумались. В итоге решили изменить одну букву, чтобы не портить ребёнку карму. Так я стал Маркусом. Ну разве это не смешно? Благодаря колумбийскому писателю, я получил древнеримское имя.

— Хорошее имя. Зачем же вы его меняете?

— Я уже сказал, имя — это ярлык, который повесили на нас при рождении. Знаете, на ножку младенца вешают такие бирочки, где указаны имя матери, дата рождения, вес и прочее. Вот и ваше имя такая же бирочка… В какой-то момент эта бирочка от меня оторвалась и затерялась. Я не очень переживал по этому поводу. Мне всегда было непонятно — как меня могут характеризовать несколько букв. Ваше имя существует для удобства других людей, а о вас оно ничего не говорит.

Он уже спокойнее посмотрел на Артура.

— Хорошо! Будем считать, что вы существуете!

— Ну, спасибо! — шутливо кивнул Артур.

— В конце концов, это ведь ничего не меняет. Существуете вы или нет, мир от этого не меняется. Это нам кажется, что мы центр Вселенной, и всё крутится вокруг нас. Но это милое заблуждение. Мир был до нас, будет после нас, и, скорее всего, даже не заметит нашего минутного существования.

Артур неопределённо пожал плечами.

— Главное, чтобы мы заметили существование друг друга.

— Да? Я и в своём существовании не уверен.

Он протянул к Артуру руку.

— Ну-ка, ущипните меня!

Артур легонько ущипнул его за локоть.

— Да посильнее! — рассердился Маркус.

Артур ущипнул уже посильней.

— Ой! — отдёрнул руку Маркус.

— Вот собственно это «ой», — обратился он к Артуру, — и является единственным свидетельством и вашего, и моего существования. Как-то мало, вы не находите?

— Я могу ущипнуть ещё сильнее, и вам мало не покажется, — убедительно возразил Артур.

Маркус неожиданно засмеялся.

— А вы мне нравитесь. Даже, если вы часть моего сна, я вам рад.

Он сел на скамейку, Артур присел рядом.

— Я не понимаю ваших сомнений, — сказал Артур. — Вы видите меня, вы меня слышите — вот ещё два доказательства моего существования.

— Что вы, что вы! — замахал руками Маркус. — Как можно верить глазам и ушам? Они только и делают, что обманывают нас. Не зря возникла поговорка: «не верь глазам своим!»

Артур растерялся.

— А чему ж тогда верить?

— Верить нельзя. Надо всё подозревать и всё проверять… Кругом обман… Вот Солнце утром поднимается — обман! Никуда оно не поднимается, это Земля вертится… Вот ночью звёзды на небе видите — и тут обман! Они, может, уже сотни лет, как погасли… А уж если послушать, — что люди говорят? — то поймёшь, одно и то же слово у каждого своё особое значение имеет. И поэтому, даже когда они говорят об одном, говорят они о разном. Как им тогда понять друг друга? Что они могут дать друг другу, кроме невольных обманов?

— Как по-вашему, — обратился он к Артуру, — что реальнее — выдуманное Макондо или существующий Ванкувер?

— Может быть, это разные грани реальности?

— Но это размывает само понятие реальности. В таком случае будет реальным всё, что придумано и названо.

— В какой-то степени, да.

— Вот! Ловлю вас на слове. Любая реальность является таковой лишь в какой-то степени. И очень часто мы эту степень преувеличиваем.

Он наклонился поближе к Артуру, как бы собираясь открыть ему важную тайну.

— Я пришёл к убеждению, что у человека нет ничего, кроме иллюзий. Мы не можем доверять нашим органам чувств. То, что они могут обманывать нас, означает, что они обманывают нас всегда. Это не моё открытие. Ещё Ксенофан считал, что мир не таков, каким его воспринимают наши органы чувств. И Лукреций предупреждал: «если чувства будут не истинны, то наш разум окажется ложным». И Эпикур им вторил: «Разум не может опровергнуть ощущений, потому что сам целиком опирается на ощущения».

— Эпикур был неправ, — Артур пресёк этот ворох цитат, чувствуя, что им не будет конца. — Ощущения говорят нам, что Солнце вращается вокруг Земли, но разум сумел опровергнуть это заблуждение.

— Но ведь это произошло не сразу! Тысячи лет люди жили в заблуждении. Сколько тысяч лет они ещё будут жить в других подобных заблуждениях?.. Чувства обманывают наш разум. Люди просто боятся признать это, боятся очутиться в пустоте. В пустоте собственных заблуждений.

Он говорил с убеждением, подчёркивая мысли пальцем в воздухе.

— Есть глубокая ирония в том, что единственной реальностью для человека являются его иллюзии. Реальность нам недоступна. Всё, что мы называем реальностью, есть её малая часть, искажённая нашим сознанием. Человеческий мир — это тонкая плёнка пены на поверхности океана. Внизу бездна, наверху бездна, но человек не любит туда заглядывать, он увлечён своей жизнью бактерии в тонкой плёнке комфортного мира… Это тяжёлая участь — видеть бездны и сознавать ничтожность человеческого мира. Всё, что человек пишет с большой буквы, является его иллюзиями: Истина, Бог, Родина. Но он не готов нырнуть в бездны. Он обречён жить в мире своих иллюзий… Всё мыслимое человеком, все его истины, законы, убеждения, теории и религии, всё это несёт печать его ограниченности.

— Но как с таким убеждением можно жить? — Артур искренне не понимал этого. — Где найти точку опоры?

Маркус настороженно посмотрел на Артура.

— Нету опоры… Разве вы не чувствуете, что мы висим в пустоте?

Артура стал напрягать этот разговор.