Ученик пекаря - Джонс Джулия - Страница 26

• Предыдущая
• 26/118
• Следующая

Причудливый наряд Таула, к его удивлению, пришелся как раз кстати и выглядел даже скромным по сравнению с одеяниями иных горожан. Мужчины, словно павлины, щеголяли в ярких обтягивающих штанах и камзолах, а женщины — в шалях всех цветов радуги. Вскоре Таул увидел голову большой процессии: по улице двигались конные и пешие в самых фантастических костюмах, и толпа расступалась, давая им дорогу.

Процессия поначалу не слишком заинтересовала Таула: к жонглерам и акробатам он был равнодушен. Но вот затрубили рога, и толпа затихла, созерцая необъятной толщины человека верхом на крепкой лошади. Внезапная тишина свидетельствовала о почтении горожан к всаднику. Весь в белом, он был украшен драгоценными браслетами, кольцами и ожерельями, сверкающими на ярком солнце. Голову его украшала корона. Что-то в его мясистом профиле показалось Таулу знакомым.

Рыцарь безотчетно скользнул подальше в толпу, укрывшись в тени, и стоял там, покуда всадник не проехал мимо. Теперь Таул уверился, что это тот самый человек, который присутствовал при пытках, и спросил стоящего рядом мальчишку:

— Кто этот всадник в белом?

— Архиепископ, конечно, — неприязненно ответил тот. — Всякий дурак это знает. Но ты, видать, не здешний, — примирительно добавил паренек. Таул кивнул и двинулся дальше.

Он шел в таверну, где Меган посоветовала ему купить нож. Слабость одолевала его, и глаза еще не привыкли к яркому дневному свету. По дороге он наткнулся на особенно плотную толпу, собравшуюся вокруг красивого разодетого юноши. По красным кистям в волосах было видно, что это гадальщик.

— Да, госпожа, — с пафосом произносил он, — я вижу, как ваша дочь желает еще одного ребенка. Пусть вознесет молитву богине Хаске, и ее желание исполнится.

Толпа одобрительно загудела. Гадальщик, взяв за руку какого-то мужчину, устремил взор к небесам.

— Вы, сударь, испытываете нужду в деньгах.

Таул только улыбнулся, подумав: «Покажи мне такого, кто не испытывал бы в них нужды». Гадальщик же, помолчав для пущего эффекта, произнес:

— Вы найдете семь золотых под полом собственного дома.

— В каком месте?

— В двух шагах за порогом, — ответил гадальщик скучающим тоном, давая понять, что он выше подобных мелочей. — Что до вас, сударыня, — обратился он к женщине, собравшейся уже уходить, — то перед вами открывается большое будущее.

Женщина остановилась, и он, взяв ее руку, снова воззрился на небо, а после прикрыл глаза, словно ожидая прозрения.

— Вы будете шить самой королеве.

Женщина призналась, что действительно подрабатывает шитьем, и толпа разразилась восторженными рукоплесканиями. Таул хотел уйти, но гадальщик остановил его.

— Вы, сударь! — Таул затряс головой и отступил, но гадальщик уже поймал его за руку. Сжав ладонь Таула и глядя в небо гадальщик сказал: — Вы, сударь, ищете мальчика. — Таул сохранил непроницаемый вид, и прорицатель продолжал: — Здесь, в городе, вы его не найдете. Вам следует обратиться к ларнским оракулам — они скажут, где его искать. — На миг Таул встретился взглядом с гадальщиком, и тот отошел. — Сударыня, дайте мне вашу руку. Вы вдова и желаете выйти замуж снова...

Таул пошел прочь, задумчиво потирая подбородок. Он никогда не слышал ни о Ларне, ни о тамошних оракулах. Он пытался выбросить слова гадальщика из головы. Но они уже легли тяжелым грузом на его душу, и Таул решил разузнать о Ларне побольше.

Вскоре он пришел к таверне, указанной Меган, и юркнул внутрь, радуясь избавлению от шума и толкотни. Он сел в темном углу, с наслаждением дав отдых еще слабым ногам. Девица с кислым лицом, подойдя, осведомилась вместо приветствия:

— Чего надо?

— Кружку эля.

Девица, оскорбленная скудостью заказа, презрительно отошла, вернувшись спустя долгое время с порцией сильно разбавленного напитка.

— Не скажете ли — Пончик тут?

— А кто спрашивает?

— Друг Меган.

Девица ушла в заднюю комнату. Вскоре оттуда появился человек — он смерил Таула взглядом и лишь потом подошел.

— Чего ты хочешь? — без лишних слов спросил он. Свет из окна не льстил ему, выставляя напоказ глубокие оспины на лице.

— Мне нужен нож.

— Какой?

— Длинный. — Таул надеялся, что денег у него хватит: подобный товар, подозревал он, в Рорне ценился дорого.

— Десять серебреников.

— Нет, не пойдет. — Таул сделал вид, что уходит. Уловка удалась.

— Восемь, — сбавил Пончик.

— Шесть.

— По рукам.

Пончик опять ушел на зады, а вернувшись, достал из-под полы нож — превосходный, как с удивлением заметил Таул. Контрабандный товар, без сомнения. Таул уплатил деньги и встал.

— Между прочим, — сказал он, — ты случайно не слышал что-нибудь о Ларне?

Пончик, испытующе посмотрев на него, покачал головой.

У Таула осталось чувство, что тот знает что-то, но не хочет говорить. Рыцарь опять вышел на яркий свет дня и направился обратно к Меган. Гадальщик бросил семя в благодатную почву, и Таул решил непременно найти кого-нибудь, кто бы мог рассказать о Ларне и его оракулах.

Джек был на расстоянии вытянутой руки от Мелли, когда она умчалась прочь, не видя и не слыша его. Чуя, что погоня приближается, Джек рванул в сторону. Он ничем не мог помочь своей спутнице — оставалось утешаться тем, что у нее хотя бы есть лошадь. Неопытному глазу Джека Мелли показалась превосходной наездницей.

Он бежал со всей быстротой, на которую были способны его длинные ноги, через хворост и поваленные стволы, с трудом переводя дух. Оглянувшись назад, он оступился и вывихнул лодыжку. Упав на сырую лесную подстилку, он снова поднялся и попытался опереться на больную ногу, но не смог удержаться.

— Черт! — выругался он шепотом — отчасти от боли, отчасти от злости. Теперь оставалась только спрятаться — с вывихнутой ногой далеко не уйдешь.

Быстро оглядевшись, он заметил неглубокую канаву, доковылял до нее, поспешая как мог, и свалился на дно. Там оказалось не слишком приятно: стенки поросли грибком, а внизу стояла холодная, пахнущая гнилью вода. Нисколько не чувствуя себя защищенным, Джек улегся в ледяную купель и забросал себя сверху мокрыми опавшими листьями. Вода сразу промочила плащ и штаны, пробрав Джека холодом до костей.

Он начал испытывать некоторый стыд — за Мелли гонятся люди Баралиса, а он залег в канаве, словно трус.

Джек нисколько не сомневался в том, что погоню снарядил Баралис. Если в замке кто-то и смыслит в колдовстве, то это королевский советник. Молва гласила, что он занимается древней наукой, однако Баралис был слишком могуществен, чтобы кто-то отважился сказать об этом вслух, а уж в глаза ему — и подавно. Джек почувствовал это и на себе. Когда он переписывал книги, ему порой делалось дурно и начинала болеть голова.

До сих пор он приписывал это напряжению глаз и поздним бдениям но вчера утром он испытал точно такое же недомогание.

Баралис занимался ворожбой, Джек как-то чувствовал это. Он вспомнил, что во время приступов тошноты ему случалось видеть Баралиса — тот тоже выглядел бледным и больным.

Возбуждение, вызванное этим открытием, быстро сменилось тревогой: Джек лишний раз убедился, что он не такой, как все.

А ему больше всего в жизни хотелось быть как раз таким как все, и смело ходить по замку, не опасаясь, что его обзовут ублюдком. Ему хотелось, чтобы у него был отец, как у всех, и мать, которую никто не называл бы шлюхой. Хотелось быть на равных с законными детьми и знать, кто он и откуда. Но теперь все это казалось еще более несбыточным, чем прежде.

Он мог бы уйти на восток и там поступить в подмастерья к пекарю. Но лучшее, на что он может надеяться, — это скрыть свое прошлое. Лгать он не станет. Нет. Если его спросят о родителях — а спросят непременно, — он не оскорбит ни себя, ни мать сочинением небылиц.

Легкой жизни, как видно, ему не видать. Куда бы он ни пришел, он везде будет чужим. Вчерашнее происшествие лишь окончательно определило его судьбу. Чем скорее он смирится с этим и перестанет мечтать, как отыщет родных матери, которые с распростертыми объятиями примут блудного родича, тем лучше будет для него. Надо считаться с действительностью. Вот эта канава — действительность, хлебы — тоже, а сам он навсегда останется ублюдком.

• Предыдущая
• 26/118
• Следующая