Чистый грех - Джонсон Сьюзен - Страница 63
- Предыдущая
- 63/99
- Следующая
— Боишься быть стреноженным? — насмешливо спросила Флора, опускаясь на колени перед ним. — О да, мой большой мальчик боится, что любовь вышибет его из привычной колеи.
— Сам не знаю, чего хочу, — произнес он. Ее близость возбудила его, он ощутил это по учащенности своего дыхания. И клял себя за эту машинальную реакцию.
А Флора тем временем положила руки на колени возлюбленного и раздвинула их.
— Что ж, во всем этом есть хотя бы одна прочная вещь, — мягко сказала она, ощущая боками тепло его бедер и сознавая, что он мог уже сто раз оттолкнуть ее, но не оттолкнул. — Эта действительно прочная вещь — наша с тобой дружба, — пояснила девушка, кладя руку чуть ниже его пояса. — Думаю, мы оба согласны в этом, — прошептала она и, кокетливо улыбаясь, высвободила из петли верхнюю пуговицу его панталон. Флора неспешно расстегнула и остальные пуговицы — все с тем же трепетным хладнокровием опытной в любви восточной гурии.
Адам тем временем крепко стискивал подлокотники кресла, дабы держать в узде свои разноречивые и бешеные импульсы.
От ее волос поднимался густой пьянящий аромат духов, прекрасные груди колыхались совсем рядом с его лицом. Оторви руки от подлокотников — и эти груди твои.
В голове Адама, полуосознанные, клубились быстрые мысли. Неужели это и есть любовь? Неужели эта загадочная амальгама странных чувств и есть любовь? И стоит ли лишаться свободы ради… ради того, без чего свобода теперь ничего не стоит?
Флора управилась с пуговицами, вытащила наружу сорочку и принялась стаскивать с Адама панталоны. Было приятно ощущать в паху и на бедрах ее теплые и ласковые прикосновения. Все философские спекуляции в голове молодого человека вдруг разом прекратились, как только его напряженный член очутился на свободе.
Что-то тяжелое выпало из кармана панталон и шлепнулось на пол. Флора тихо вскрикнула и шепотом спросила:
— У тебя пистолет?
Адам скосился на «дерринджер».
— Для слуг. На всякий случай, — тоном фальшивого равнодушия сказал он.
— Правду! — твердо приказала Флора.
— Колдуэлл дал в клубе.
— Зачем? — строго осведомилась Флора.
Адам нетерпеливо передернул плечами.
— У Колдуэлла приступ осторожности.
— С чего бы ему стать осторожным?
— А шут его знает, дорогая, — улыбнулся Адам и нежно мазнул пальцем по серьезной морщинке между ее вопросительно сведенными бровями. — Какие у тебя восхитительные жемчужные серьги! Мне нравится, когда на тебе ничего нет, кроме этих милых штучек.
Он наклонился к ней и, изогнувшись, нашел ее губы. Поцелуй был неторопливый, прочувствован-ный и такой упоительный, что Флора позабыла о лежащем на ковре оружии и о насилии — одном из неизбывных элементов жизни ее избранника. Впрочем, и Адам к тому моменту, когда он оторвался от ее губ, уже не вспоминал глупого Фрэнка Сторхэма, идиотски вторгшегося в клуб.
Сейчас она опустится на колени между его ногами… Это было ясно по особенной истоме в ее глазах — он имел случай видеть ту же истому в глазах других женщин и знал, что за этим следует.
В следующую секунду его член оказался словно в горячей печи. Она все умела. Ее язык и губы действовали правильно, а пальцы облегли добычу хоть и нежно, но с должной силой. Вдыхая идущие от ее волос волны жасминового аромата, Адам унесся в запредельные выси: больше не было Саратоги, спальни, были только губы, скользящие по его члену.
Флору возбуждало, что он так возбужден, что его член так огромен. Она чувствовала жар у себя между ногами. Кровь раскаленными иглами ходила по всему ее телу. И будоражило ощущение власти над Адамом. Сейчас она была его Евой, его единственной, и он легким постаныванием признавал ее абсолютную власть над ним.
Все это удесятеряло остроту наслаждения девушки. Она слушала ритм учащенного дыхания возлюбленного и то, как он тихо и коротко ухал, когда она вбирала его в себя до задней стенки горла. В эти моменты она нарочно задерживалась, и тогда его бедра неуловимо двигались на нее — он словно хотел невозможного: войти еще глубже в раскаленную печь ее рта. Каждое его довольное уханье заставляло Флору довольно, победно улыбаться про себя.
Он то гладил ее волосы, то ерошил их, то почти больно впивался в них. И эти полунепроизвольные ласки были упоительно хороши. Она повелевала им, он был как в сладостном капкане. Мой! Мой! Мой — и ничей больше!
Как вдруг Адам мягко отстранил ее голову.
— Погоди, я еще не все, — сказала она, поднимая на него почти обиженные глаза.
— Не могу и не хочу годить! — воскликнул он и подхватил ее на руки словно пушинку.
Адам отнес Флору на кровать и, не раздеваясь до конца, тотчас вошел в нее. Его тело явно истосковалось по ней, он не стал тратить время на то, чтобы дразнить, — вошел сразу и мощно и двигался с яростью, быстро и ритмично, как пароходный поршень.
Через минуту этой страстной гонки он как бы отчасти насытился и опомнился — и превратился из торопливого самца в настоящего любовника. Он опять стал самим собой — тем Адамом Серром, который при любых обстоятельствах, в любой обстановке и с любым настроением, голый, полуголый или только с расстегнутыми штанами работал членом с мастерством виртуоза. В любви он обладал искусством пианиста. Он знал, как двигаться: когда менять темп и глубину, когда входить нежно, а когда грубо. Он умел поцеловать женщину так, что у нее дыхание пресекалось и оргазм наступал от одного только поцелуя. Умел, без сопения и спешки, поцеловать и исследовать языком все тайные местечки на ухе женщины так, что она восходила к пику наслаждения от одной этой хитрой манипуляции. Умел правильно поцеловать сосок и даже куснуть грудь — интуитивно чувствуя, какую меру боли хочет женщина. Умел…
Впрочем, что перечислять! Он умеет все, снова и снова ревниво думала Флора, но в следующий момент уже забывалась в наслаждении. Как искусно он балансирует на грани нежности и грубости, на грани ласки и насилия. Вот мужчина, для которого член — лишь дополнительное приспособление для любви, ибо женщину до экстаза он может довести одними ласками и эротическим разговором. Однако это «дополнительное приспособление» Флоре очень нравилось, и она радовалась, что оно существует.
Все дальнейшее было вихрем ощущений, из которого мало что запоминается, но после которого остается упоительное чувство легкости и блаженства…
Прощаясь, Адам вдруг шепнул ей в ухо:
— Я начинаю думать, биа, что подобное безумие и есть любовь. — Он быстро поцеловал ее и, бросив короткое: — Увидимся в восемь, — быстро вышел на цыпочках из комнаты.
Флора, ошарашенная всем, что произошло этой упоительной ночью, вернулась в постель — и тут же заснула.
После быстрого завтрака в обществе Люси Адам вышел из отеля.
В ожидании, когда к парадному входу «Кларендона» подадут экипаж, граф размышлял над тем, каким должен быть следующий шаг в отношениях с Флорой.
Разумеется, его брак был главнейшим препятствием к созиданию чего-то основательного, долговременного. Устроить быстрый развод в Монтане ничего не стоит. Однако католичка Изольда не примет этот документ всерьез. Католическая церковь и французский закон не признают развода. Адам в достаточной степени знал супругу, чтобы понимать: после монтанского одностороннего развода она будет продолжать воспринимать его как мужа, то есть, не претендуя на близость, станет мучить его и изводить материальными и прочими требованиями. Главным козырем в ее игре будет Люси.
Таким образом, с Изольдой полумеры не пройдут. С ней следует разделаться раз и навсегда. И самым эффективным способом будет церковная аннуляция брака.
Легко сказать, труднее сделать… Надо потратить достаточно нервов, денег и сил. «Аннуляция брака». Эти слова окатывали холодной водой. В них была какая-то пугающая окончательность. Он станет свободен, то есть совершенно свободен отдать свою свободу Флоре. До сих пор он норовил сохранить свой негодный брак. То ли как стену, за которой его не достанет никакая другая женщина, то ли по какой-то более благородной, глубинной причине — ведь он, в том числе и по семейным традициям, был убежден в святости брака, в том, что венчание налагает обязанности на всю жизнь. Впрочем, раздельное житье с Изольдой было так удобно, что он мог не думать о разводе просто из лени: как говорится, от добра добра не ищут. Готов ли он теперь к такому решительному шагу, как формальный развод? Готов ли он оголить себя, сняв доспехи неудачного брака?
- Предыдущая
- 63/99
- Следующая
