Факультет бытовой магии (СИ) - Лунёва Мария - Страница 48

— нужно держать от людей подальше.

— Не драматизируй, Злата.

Я поморщилась, но разговор закрыла. Не любила я ботанику, вот именно из-за того, что не знаешь, какой лютик полевой или одуванчик-переросток тебя цапнет.

Наконец, домовые справились с этой премерзкой, хищной, вечно голодной жуаной, и мы проследовали в аудиторию.

Началась скучная лекция.

Преподаватель со знанием дела разъясняла нам классификацию растений. Подробно описывала места обитания хищных, плотоядных видов, а я всё косилась через стеклянные двери на второй этаж, где продолжали бесноваться эти мухоловки перекормленные.

— Закрываем тетради и переходим к демонстративному материалу, — услышав это, я покрутилась на месте. Оказалось, что пока я выглядывала в оранжереи, Агата уже успела протиснуться к столу и занять ближайшие от молодой поросли место.

Присоединяться к ней я как-то не спешила.

Не нравился мне тот одуванчик, что выглядывал из горшка. Больно вид невинный.

Хотя, признаюсь, хотелось дунуть на него, как в детстве, чтобы семена разлетелись в разные стороны.

Протиснувшись между ребятами из боевого факультета, встала в сторонке.

— Что, сестрица, цветочки не любишь? — услышала я над собой.

И оборачиваться не нужно было, чтобы понять, кто там.

— Твоё, морковка, какое дело? Ты, как я посмотрю, тоже не в первых рядах ботаников.

— Не-а, я не люблю это дело. У нас в саду росли хрезары. С них напиток варят, отец его очень любит. Так вот, они меня в детстве постоянно кусали. Так что с ботаникой у меня сразу не заладилось.

— Бронислав, ты уж извини за невежливость, но я не хочу знать ничего ни о тебе, ни о твоём отце, ни о ваших хрезарах.

— Ты всё ещё злишься на меня за то, что сдал тебя отцу и что сразу ругаться прибежал? Ну, был неправ, признаю. Мама мне уже давно рассказала, что у отца была другая женщина, но я не ожидал, что есть ещё и дочь.

— Морковка, я не хочу с тобой разговаривать.

— Даже шанса извиниться не дашь?

— А оно тебе нужно? — я обернулась и взглянула на его лицо. — Что ещё задумал?

— Да, ничего, — он примирительно развёл руками.

— Вот и славно.

— Валевски, Миленина, не отвлекаемся, — учитель, недобро на нас покосилась. — Что вы там спрятались? Ну-ка к столу.

Деваться было некуда, мы вместе поплелись к Агате. Та расцвела как роза.

— Смотри, он сейчас семена сбрасывать будет, — зашептала она, тыкая в одуванчик пальцем. Я лишь тяжело вздохнула.

Цветочек выпрямился и отряхнулся так, что во всё стороны полетели маленькие еле заметные семена.

Стоило мне сделать вдох, как в носу страшно защипало. Я чихнула раз, затем второй.

— Миленина, из кабинета! Как я уже говорила, на Трисипун бывает сильная аллергия.

Дважды мне повторять не пришлось. Я, чихая, поспешила к двери, плохо разбирая дорогу. Зажав нос ладонями, снова разразилась чихом.

Дверь передо мной открыли, и кто-то, подхватив меня под локоток, вывел в коридор.

— Продышись, — узнала я голос Бронислава.

— Да что ты пристал, — мои глаза заслезились ослепляя. — Где выход?

Он осторожно развернул меня в нужную сторону.

— Всё, спасибо! Дальше сама.

— Злата, ну давай хоть выйти помогу.

— Сама справлюсь, ноги на месте.

Утирая потёкший нос, я заторопилась в сторону стеклянной двери, смутно различая её очертания. Почти добралась, когда сверху что-то зазвенело и меня обсыпало мелким стеклом. Встав в ступор, я осмотрелась и подняла голову.

— Злата, беги, — закричал за моей спиной Бронислав, но было поздно. Ко мне выпушенной стрелой неслась жуана, разинув рот.

Сглотнув, я даже испугаться не успела.

Темно и больно. Секундное замешательство сменилось паникой. Что-то нестерпимо обожгло внутреннюю сторону ладоней и колени.

Но испытывая жуткий страх, я старалась не обращать на это внимания.

Ползая на коленях в кромешной темноте, наконец, упёрлась в стенку цветка.

Да, я была здесь от силы минуту, но она казалась мне вечностью.

— Злата, ты меня слышишь? — донеслось до меня снаружи. — На середину ползи. Я отожму ей пасть.

Закрутившись волчком, я громко вскрикнула: что-то вязкое мазнуло плечо, и стало вдруг так больно. Словно ужалили.

— Злата, делай, что говорю.

Закивав самой себе, я поползла скорее на голос. Под моими ногами появилась маленькая щель. Внутрь тонкими рассеянными лучиками проник свет. Теперь я могла хоть что-то рассмотреть. Сверху послышалось лёгкое бурление.

Странный звук, словно у кого-то несварение.

Дрожа от страха, я подняла голову и что было сил завизжала. Надо мной буквально над самой макушкой извивались змеями многочисленные тычинки, а посередине, словно пасть гигантского червя, пульсировало рыльце этого цветочка.

Мерзкая жуана собиралась меня переварить или попросту сожрать, впитав в себя.

— Бронислав!!! — взвыла я сиреной. — Вытащи меня, пожалуйста!!!

— Успокойся, — тут же ответил он ледяным голосом, — возьми себя в руки. Дави что есть силы там, где свет.

Повторять мне не пришлось, я со всей дури упёрлась ладонями в хищные лепестки и попыталась увеличить щель.

Я мало соображала, мной двигал страх.

Света становилось больше.

Показалась чья-то окровавленная ладонь. Она ухватилась за край щели, делая её шире.

— Помогай мне, Злата, — голос морковки звучал натужно.

Собравшись, я тяжело выдохнула и, превозмогая непонятно откуда взявшуюся боль, надавила ещё сильнее.

Появилась вторая рука брата.

Нам удалось разжать «челюсти» цветка настолько, что я смогла увидеть его лицо.

— Больно? — спросил он.

Я кивнула, понимая, что брат просто висит в воздухе и не даёт этой жуане выпрямиться.

— Не отпускай, пожалуйста, — шепнула я. — Мне страшно.

— Не отпущу, — он попытался улыбнуться, но не вышло. Сверху на его лицо упала вязкая капля, оставив словно кислотой разъеденный след.

«Пищеварительный сок» — сообразила я.

Вот что так сильно жгло мне спину!

Как ни странно, но это понимание помогло мне успокоиться.

— Огонь, Злата, — Бронислава передёрнуло, — нам нужно её изжарить.

— У тебя руки в крови, — пробормотала я, глядя на его порезанные пальцы.

— Я за ворсинки хватался, они острые. А сейчас — огонь. Просто положи ладони на мои и разозлись. Вспомни, как я на тебя настучал. Давай, сестрёнка.

Где-то там снаружи донеслись громкие крики. Похоже, нас заметили, но вот надеяться, что с озверевшей голодной жуаной быстро справятся, не приходилось. На мою поясницу снова капнул сок, причиняя адскую боль. Не мешкая ни секунды, я положила ладони на руки брата и зажмурилась.

Огонь не шёл.

— Не получается, — простонала я и поймала на себе его взгляд. Ему было тяжело так висеть.

— Не выходит, Бронислав.

— Ты первенец, Злата. И ты намного сильнее меня. Ну же, наш отец бросил и тебя, и твою мать, чтобы жениться на моей. У меня была полная семья, положение в обществе, лучшие игрушки, а у тебя ничего. Ты росла безотцовщиной, а меня холили и лелеяли.

— Да замолчи ты! — рявкнула я. Ещё одна вязкая капля свесилась с края цветка и скатилась на его плечо, разъедая ткань рубашки. Он поморщился и сглотнул.

Сжав его руки сильнее, я вспомнила, как рассказывала всем, что мой папа волшебник, и он просто не может вернуться к нам из сказочной страны. Воскрешала в памяти все дни рождения, когда меня дразнили и называли врунишкой. Как моя мама держала в ладонях это проклятое колечко и вглядывалась в окно.

Но это не помогало, я видела перед собой только лицо брата и его окровавленные руки.

— Я соврал тебе, Злата, — прохрипел он, — отец не любил меня так же, как и тебя. Ни праздников, ни игрушек. Я не видел от него ничего хорошего. Но теперь появилась ты, и я вдруг понял, что могу обрести сестру. Заботливую, сильную, весёлую старшую сестру.

Так не дай этой жуане покалечить нас. Ну же, разозлись, Злата.