Исключительно твой - Резник Юлия - Страница 7

– Да нет, что ты. Здесь и не надо какого-то руководства. Вот координатор, да. Потому как то густо у нас, то пусто. Среди недели особенно сложно. Все работают. Разъезжаются по домам.

– А девочек разве не ты позвала? – Удивляется. – Этих… Блогерш, которые подняли шум.

– Ну как позвала? Написала о том, что происходит, у себя в соцсетях, понимая, что эти ни за что не упустят возможности засветиться. Девочки – модели. А сложившаяся ситуация для них – хороший фон.

– Так вот оно что. Значит, и ты модель?

– В далеком прошлом.

– А в настоящем?

Вот о чем мне не хотелось бы говорить.

– В настоящем я помогаю Сергеевне. Это заведующая интернатом. Потрясающая женщина. Работать-то сюда особенно не идут, вот она и тащит на себе все сама. В летний период особенно сложно, потому как отпуска.

– Значит, ты помогаешь детишкам?

– Или они мне, – пожимаю плечами, – это же фантастика, как они…

– Что?

– Как они готовы прощать тебе все что угодно, принимать тебя со всеми твоими тараканами и заморочками, быть полностью и абсолютно на твоей стороне, бескорыстно, щедро, по-царски. Даже не знаю, почему принято считать, будто это мы их чему-то учим. На самом деле все происходит с точностью до наоборот.

– Значит, ты учишься прощать? Только не говори, что хочешь простить мужчину.

– О, нет. – Мне даже смешно. – Но что мы все о грустном? Ты, помнится, мне романтику обещал.

– Раз обещал, надо исполнять, – задумчиво кивает Марат, а я иронично ухмыляюсь, потому как у мужчин обычно какие-то свои представления о романтике. Жду, что он поцелует меня или попытается соблазнить. Даже почти решаюсь поддаться этому. И тут он усаживается за фортепиано и уверенно касается клавиш… Ну, нет. Так не бывает. Он не может еще и музицировать. Хоть где-то же он должен сплоховать!

– Не то? – даже в темноте вижу его белоснежную улыбку. – Сыграть другое? Тебе не по душе репертуар?

– Нет, – откашливаюсь, – Шопен мне вполне подходит.

– Тогда что не так?

– Тебе кто-нибудь говорил, что нельзя быть таким идеальным?

– Почему нет?

– Это жутко раздражает.

– Значит, ты раздражена? – смеется тихо.

Эх… В том-то и дело, что нет. Я в полнейшем восторге. И это проблема. Очень-очень большая проблема. Но с другой стороны, если об этом никто не узнает, то… Нет. Я не могу рисковать.

– Да, отец. Доброе утро.

– Судя по твоему голосу, утро и правда доброе.

Я останавливаюсь посреди дорожки. Лагерь только-только начал просыпаться, народ потянулся к импровизированным умывальникам и душевым, а я… я даже не ложился. Прикрываю пекущие от недосыпа глаза и подставляю лицо ласковому утреннему солнцу. Я влюблен, я покорен, я будто бы под хорошей дозой. Это, видно, издалека чувствуется. Неспроста же отец заметил. Ну и пусть… Мне скрывать нечего. Да и не скроешь такого.

– Погода отличная.

– Хм… Кажется, ты далеко от дома. У нас тут гроза.

Веду носом. Воздух действительно наполнен ароматом озона, тянущегося от костра дыма и мокрой глины. Глина здесь всюду. Из-за этого вход в озеро не ахти какой. Правда, сейчас с одной стороны берег песком отсыпали, сделав некое подобие пляжа. А вот в детстве Афины дно было глиняным, склизким, и чтобы не поскользнуться, ступив в воду, надо было придерживаться за камыш. Этой ночью я узнал много таких вот историй из ее жизни. И поделился с нею своими. Теми, которые, даже не знал, что помню.

– Я в Беляево. Разбираюсь с пикетчиками.

– И как? Уже понял, кто за этим стоит? – голос отца меняется, как всегда, когда он говорит о делах.

– Да никто. Тут, знаете ли, вот какая история…

Рассказываю все, что мне удалось узнать.

– Ну и что мы будем делать с такими историями?

Хороший вопрос. Я рад, что отец задумался. Он хороший мужик. Правильный и справедливый. Успех в бизнесе и сверхприбыли для него не есть сама цель. И это мне сейчас как никогда на руку, потому что, понятно, из-за Афины снести здесь все подчистую у меня не поднимется рука. Да и детей жалко, у них и без того все сложно.

– Ситуация не безвыходная. У меня уже есть кое-какие идеи. Надо все осмыслить и как следует просчитать.

– Идеи – это хорошо. Но не забывай, пожалуйста, что у нас инвесторы. Твой план должен понравиться им.

В этом и заключается наша самая большая проблема. С другой стороны, если последовать примеру Афины и надавить на то, что социальная повестка – модная нынче тема, можно и лагерь сохранить, и проект. Убеждать я умею. К тому же в этом вопросе у меня огромная мотивация. Благодарность Афины. Ее восхищение. Моими деловыми качествами, конечно, и не только.

– Я все понимаю, отец.

– Вот и хорошо. Да, кстати, чуть не забыл. Фариз прилетает во вторник. Ты будешь нужен мне на совете директоров. Ну и потом. Зара организует ужин. Фарида, конечно, тоже приглашена.

Фарида? Я уже забыл про нее и думать. Блин.

– Ладно. Ужин – так ужин.

– Что-то не слышу в твоем голосе энтузиазма, – усмехается отец.

– Откуда ему взяться? Я ее совершенно не знаю, – отделываюсь полуправдой.

– Так познакомитесь. В этом весь смысл. Фарида хорошая девочка, можешь мне поверить.

– Я верю, – вздыхаю. Может, она и правда хорошая – эта Фарида, только мне от этого что? Когда все мои мысли о другой? И в этом же, как ни странно, моя ошибка. В том, что думая об Афине, я до сих пор не учел некоторых крайне важных моментов. Во-первых, и в основных, она не наших кровей. Во-вторых, не мусульманка, в-третьих, у нее до меня явно была какая-то неприятная история, которая, вполне возможно, тянется до сих пор. Не удивлюсь даже, если она была замужем. Все это не лучший пролог для начала отношений с парнем вроде меня. Я слишком хорошо знаю традиции нашего народа, чтобы питать иллюзии насчет того, что мои родители с радостью примут в семью девушку с таким бэкграундом. То есть… Гулять мне, конечно, не запрещено. И в качестве разовой подружки я в праве выбирать девушку любой национальности и нравов. В любом случае то, что девушка согласилась на отношения без благословления родителей, будет свидетельствовать не в ее пользу. А если это что-то серьезное… Растерянно отвожу упавшие на лицо волосы. И сворачиваю разговор с отцом.

– Кхм-кхм.

Оборачиваюсь резко. И все мои нехорошие мысли топятся в нежной улыбке Афины.

– Доброе утро.

– Доброе. – Шагаю навстречу ей. Мы расстались каких-то полчаса назад, но я соскучился так, будто мы тысячу лет не виделись.

– Я тебе кофе сварила, – протягивает чашку. – Не знаю, какой ты пьешь.

– Правда? А я думал, что за эту ночь ты все-все про меня узнала. – Забираю чашку.

– Нет. – Соприкасаемся пальцами и стоим, глядя на воду. Невинней этого ничего нет. Но меня накрывает даже от такой малости. Мое тело, все мои мужские рефлексы в стойке. Ее расфокусированный взгляд из-под ресниц пьянит. И мне пипец как, как никогда еще в жизни, хочется очаровывать ее с каждым разом все больше и очаровываться самому. Это неожиданно превращается в какую-то ненормальную, болезненную потребность. Неужели это и есть любовь? Поворачиваю голову, провожу носом по виску Афины, прямо по дрожащей голубой венке. А она мной пахнет, ведь наговорившись под утро, мы еще пару часов полулежали вдвоем в неудобном скрипучем кресле. Я на сиденье, она на мне, доверчиво положив светлую головку на грудь и скользя по рукам тонкими пальчиками…

Медленно выдыхаю и снова втягиваю в себя наш смешавшийся аромат. Под колени бьет сытым мужским довольством. Которого мне, впрочем, тоже мало. Я на максималках ее хочу. Целиком. Жажда обладания настолько сильная, что я буквально схожу с ума. Перед глазами картинки – одна горячей другой. Вот я толкаю ее в высокую траву, нависаю сверху и… Трясу головой. Подношу к губам чашку. Надо брать себя в руки. Мы же тут не одни. Да и вообще я почти уверен, что для Афины гораздо более интимны и значимы наши с ней вчерашние разговоры, чем так и не случившийся секс. Что вчера она отдала мне гораздо больше себя, чем я бы смог получить, поимев ее всем известным способом. И это тешит, это усмиряет пробудившиеся инстинкты. Все будет. Непременно будет. Но не так, не обыденно… Не как со всеми. Просто потому что Афина – не все. Она моя. Я это кожей чувствую.