Делай Деньги - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 12

— Кто-то, кто может доказать, что ему не нужны деньги?

— О, как цинично. Но общую идею ты ухватил.

— Не бедным, значит?

— Только не в банках, мистер Липовиг. Никому, чей доход меньше полутора сотен долларов в год. Для этого изобрели носки и матрасы. Мой покойный муж всегда говорил, что единственный способ сделать деньги на бедняках — это оставить их бедняками. В деловой жизни он был не очень-то добрым человеком. Есть еще какие-нибудь вопросы?

— Как вы стали председателем?

— Председателем и управляющим, — гордо поправила Топси. — Джошуа нравилось держать все под контролем. О да, у него это так получалось, ну конечно…

Последнее было сказано почти про себя.

— А теперь я занимаю обе должности из-за древней магии под названием «владеление пятидесятью процентами акций».

— Я думал, что магия в пятидесяти одном проценте, — заметил Мойст. — Разве остальные владельцы не могут заставить…

Дверь в дальнем конце комнаты распахнулась и вошла высокая женщина в белом, везя за собой тележку, содержимое которой было накрыто тканью.

— Время принять лекарства, миссис Роскошь, — возвестила она.

— Они мне вообще не помогают, Сестра! — отрезала старушка.

— И вы знаете, что доктор сказал больше никакого алкоголя, — сказала сиделка. Она обвинительно посмотрела на Мойста.

— Ей сказали больше никакого алкоголя, — повторила она, очевидно предполагая, что он где-то у себя припрятал пару бутылок.

— Ну а я говорю — больше никакого доктора! — заявила миссис Роскошь, заговорщицки подмигивая Мойсту. — Мои так называемые пасынок и падчерица за это платят, представляете? Да они меня отравить задумали! И все говорят, что я свихнулась…

Раздался стук в дверь, скорее как просьба войти, чем объявление о намерении. Миссис Роскошь двинулась с впечатляющей скоростью, и, когда дверь раскрылась, арбалеты уже поворачивались.

Вошел мистер Бент со все еще рычащим мистером Непоседой на руках.

— Я же говорила, что пять раз, мистер Бент! — закричала миссис Роскошь. — Я могла попасть в мистера Непоседу! Вы считать не умеете?

— Я прошу прощения, — отозвался Бент, осторожно водружая мистера Непоседу в ящик. — И я умею считать.

— Ну и кто у нас такой непоседа? — сказала миссис Роскошь, в то время как пес чуть не взрывался от сумасшедшего радостного волнения видеть кого-то, кого он не видел самое большее десять минут. — Ты был послушным мальчиком? Он был послушным мальчиком, мистер Бент?

— Да, мадам. Чрезмерно, — яд змеиного мороженного не мог быть холоднее. — Могу я вернуться к своим обязанностям?

— Мистер Бент думает, я не знаю, как управлять банком, правда ведь, мистер Непоседа? — промурлыкала миссис Роскошь песику. — Глупый этот мистер Бент, правда? Да, мистер Бент, вы можете идти.

Мойст припомнил старую банбадукскую пословицу: «Если старушка злобно разговаривает со своей собакой, то эта собака — обед». Это поразительно подходило к случаю, и случай этот был неподходящим для того, чтобы быть рядом.

— Ну, было приятно познакомиться с вами, миссис Роскошь, — сказал он, поднимаясь. — Я… Обдумаю все.

— Он был у Хьюберта? — спросила миссис Роскошь, видимо, у собаки. — Прежде, чем он уйдет, ему надо побывать у Хьюьерта. Думаю, он немножко путается в финансах. Отведите его к Хьюберту, мистер Бент. Хьюберт хорошо объясняет.

— Как пожелаете, мадам, — откликнулся Бент, уставившись на мистера Непоседу. — Я уверен, что выслушав объяснения Хьюберта о денежном потоке, он больше не будет немножко путаться. Прошу вас, следуйте за мной, мистер Липвиг.

Пока они спускались, Бент безмолствовал. Он поднимал свои безразмерные ступни осторожно, как будто идя по полу, усыпанному булавками.

— Миссис Роскошь — живенькая старушенция, да? — рискнул Мойст.

— Думаю, она то, что принято называть «оригиналом», сэр, — мрачно отозвался Бент.

— Немного утомляет временами?

— Я не буду это комментировать, сэр. Миссис Роскошь принадлежат пятьдесят один процент акций моего банка.

Его банка, отметил Мойст.

— Странно, — сказал он. — Она только что сказала мне, что владеет только пятидесятью процентами.

— И собакой, — ответил Бент. — У собаки один процент, наследство от покойного Сэра Джошуа, а собака принадлежит миссис Росокшь. У покойного Сэра Джошуа, было, как я понимаю, так называемое проказливое чувство юмора, мистер Липовиг.

И собаке принадлежит часть банка, подумал Мойст. И правда, какие эти Роскоши веселые люди.

— Полагаю, вам это не кажется слишком забавным, — сказал он.

— Я с удовольствием признаю, что я ничего не считаю забавным, сэр, — ответил Бент, когда они достигли основания лестницы. — У меня нет никакого чувства юмора. Вообще нет. Это френологически доказано. У меня Синдром Нихтлахена-Кейнвортца, что по какой-то непонятной причине понимается как печальный факт. Я же, напротив, рассматриваю это как дар. Счастлив сказать, что вид толстяка, поскальзывающегося на банановой кожуре, понимаю только как несчастный случай, который подчеркивает необходимость избавления от бытовых отходов.

— Вы не пробовали… — начал было Мойст, но Бент предостерегающе поднял руку.

— Прошу вас! Повторяю, я не считаю это тяжестью! И позвольте сказать, меня раздражает, когда люди воспринимают это именно так! Не стоит пытаться рассмешить меня, сэр! Если бы у меня не было ног, вы бы постарались заставить меня бегать? Я вполне счастлив, благодарю!

Он остановился около очередной пары дверей, немного успокоился и схватился за ручки.

— А теперь, может быть, следует воспользоваться возможностью показать вам, где… я бы сказал, выполняется серьезная работа, мистер Липовиг. Это всегда называлось счетной палатой, но я предпочитаю представлять это как, — он потянул на себя двери, которые величественно распахнулись, — мой мир.

Это было впечатляюще. И первым впечатлением, которое получил Мойст, было: это Ад в день, когда не нашлось спичек.

Он уставился на ряды согнутых спин, что-то неистово черкающих. Никто не поднял головы.

— Под этой крышей я не допущу счетов, Счетных Костей или других бесчеловечных приборов, мистер Липовиг, — сообщил Бент, двигаясь по центральному проходу. — Человеческий мозг способен не допускать погрешностей в мире чисел. Раз уж мы их изобрели, то как может быть иначе? Мы здесь точны, сэр, точны… — быстрым движением Бент вытянул листок бумаги из ящика для исходящих с ближайшего стола, бегло его просмотрел и бросил обратно с легким мычанием, которое означало то ли его одобрение тому, что служащий все сделал правильно, то ли разочарование от того, что он не нашел ничего неправильного.

Листок был напичкан вычислениями, и ни один смертный точно никак не мог их проверить с одного взгляда. Но Мойст не поставил бы и пенни на то, что Бент не рассчитал каждую строчку.

— В этой комнате мы в сердце банка, — гордо возвестил главный кассир.

— В сердце, — тупо отозвался Мойст.

— Здесь мы вычисляем прибыль, и хранение, и закладные, и цены, и… фактически, все. И мы не ошибаемся.

— Что, никогда?

— Ну, почти никогда. О, некоторые личности иногда допускают ошибку, — признал Бент с презрением. — К счастью, я проверяю каждое вычисление. Ни одна ошибка мимо меня не пройдет, можете на это рассчитывать. Ошибка, сэр, — это хуже, чем грех, по причине того, что грех часто зависит от точки зрения, личного мнения или даже определенного времени, но ошибка — это факт, и она требует исправления. Я вижу, что вы предусмотрительно не усмехаетесь, мистер Липовиг.

— Нет? В смысле нет. Не усмехаюсь! — ответил Мойст. Черт. Он забыл древнюю истину: когда пристально наблюдаешь, позаботься о том, чтоб никто пристально не наблюдал за тобой.

— Но вы, тем не менее, потрясены, — заметил Бент. — Вы пользуетесь словами, и мне говорили, что делаете это хорошо, но слова мягки и умелым языком могут быть выбиты в разные значения. Числа жесткие. О, с ними можно мошенничать и обманывать, но нельзя изменить их природу. Тройка — это тройка. Нельзя уговорить ее стать четверкой, даже если вы ее расцелуете.