Верит – не верит? - Джордан Пенни - Страница 27

• Предыдущая
• 27/32
• Следующая

– И ты, и я выросли в благополучных семьях, родители очень любили нас, – продолжил Гай. – То есть я не хочу сказать, что одному родителю не под силу вырастить ребенка, но…

– Я понимаю тебя, – выдохнула Крисси, изо всех сил стараясь проглотить появившийся в горле ком и надеясь, что Гай не заметит слез, выступивших на ее глазах.

– Но ребенок… то есть когда он видит, что родители любят и уважают друг друга, он…

– Прости, что я не сказала тебе про Чарлза, – прервала его Крисси. – Мне следовало быть с тобой откровенной. Я действительно собиралась все тебе рассказать, но… – она слегка пожала плечами, приказывая себе не сдаваться, не соглашаться на неожиданное предложение заключить мир.

Сегодня Крисси поняла, как глубоко и беззаветно любит Гая, но сейчас она не может поддаться своему чувству. Ведь Гай до сих пор любит Дженни. Даже если бы он и не любил ее – все равно этот проклятый столик по-прежнему стоит между ними.

– Мы могли бы попробовать, – говорил ей Гай.

– Может быть, – согласилась она и, заставив себя взглянуть ему в глаза, поинтересовалась: – А вдруг наш малыш будет похож на дядю Чарлза? Ты и тогда будешь любить его? – с болью в голосе закончила она.

Гай побледнел.

– А ты сама сможешь любить его, если он будет похож на меня? – спросил он.

Крисси зажмурилась. Ну конечно же! Неужели он еще сомневается?

– Ничего у нас не получится, Гай, – устало сказала она. – Между нами всегда будет этот резной столик, и ты ни за что не сможешь забыть о том, что Чарлз был моим дядей, а я… – Она замолчала и вновь пожала плечами. – А я буду знать, что заменяю женщину, которую ты на самом деле любишь, и всегда буду помнить, что ты женился на мне только из-за ребенка. Наверное, ты считаешь, что, если тебе не удается заполучить Дженни, тогда любая другая…

Крисси не договорила, так как горло ее свело от невыносимой боли.

– Что? Крисси! – Гай, казалось, потерял дар речи, но тут к ним подошла Лора.

Заметив выражение крайнего удивления и раздражения на лице брата, она воскликнула:

– Выходит, вы оба уже готовы. Отлично. Гай, если хочешь, мы можем подбросить тебя до дома – нам все равно по пути.

Выругавшись сквозь зубы, Гай включил светильник на тумбочке у кровати и потянулся за болеутоляющими таблетками. Рука болела так, словно ее терзали на части, как и предсказывал врач, но вовсе не сильная боль вырвала его из беспокойного сна.

Гаю снилось, будто Крисси стоит на пути тяжеленной бочки, и опять ему потребовалось не меньше трех секунд, чтобы очнуться от оцепенения и броситься на помощь.

Он устало провел рукой по волосам. Кровоподтек на виске сильно болел, и голова слегка кружилась.

Ему пришлось изрядно поволноваться за жизнь Крисси и их будущего ребенка, и он понял, что ему нет дела до того, что Чарли Плэтт приходился ей дядей, и Бог с ним, что она ничего не рассказала ему о своем родстве с ним. И теперь Гай не желал даже думать о проклятом столике. По правде говоря, он был бы рад собственными руками разломать его на мелкие части, чтобы уже никто и никогда не смог спорить, кому же он принадлежит на самом деле.

Да, он любит Крисси и всегда будет любить, и только это отныне важно для него. Самое главное теперь – найти способ убедить ее, что его чувства к ней искренни. Гай был уверен, что и она любит его. Ни одна женщина не смогла бы притвориться столь потрясенной – он хорошо запомнил выражение лица Крисси, когда она увидела, как сильно он пострадал, спасая ее. Ни одна женщина не старалась бы изо всех сил скрыть свои переживания, как делала это Крисси во время их объяснения в медцентре, если бы не любила его. А уж что касается ее намеков на то, будто он до сих пор любит Дженни…

Завтра он должен во всем разобраться. Завтра. Господи, где же эти таблетки? Гай застонал, потянувшись к тумбочке, и случайно опрокинул неплотно закрытую коробочку антибиотиков. Не станет же он собирать их посреди ночи. До утра ни с таблетками, ни с ним самим ничего не случится.

Но утром Гай был уже не в состоянии ни думать, ни собирать рассыпавшееся лекарство.

Гай лежал в беспамятстве, вызванном сильной лихорадкой, он беспокойно ворочался с боку на бок, что-то непрестанно бормоча, а его тело и волосы были влажными от пота. Под повязкой, которую ему наложили в медцентре, рука распухла и стала чуть ли не в два раза больше, дергающая боль усиливалась, багровая полоса, свидетельствующая о заражении, угрожающе ползла вверх, к самому плечу.

– Привет, Джон, что-то вид у тебя утомленный, – с улыбкой приветствовала Рут своего племянника, встретившись с ним на городской площади.

– Ммм… Пожалуй, так оно и есть… Самую малость, – согласился Джон. – Мне сегодня пришлось отвозить ребятишек в школу. Дженни опять поехала в Фитцбург-Плейс – подменить Гая. Он должен был появиться в восемь, но почему-то задержался, а Дженни не смогла разбудить его по телефону. Может быть, его оставили на ночь в больнице.

– В больнице? – переспросила Рут.

– Угу… Вчера на ярмарке чуть было не произошло беды. Одна из бочек сорвалась с повозки, и, не подоспей Гай вовремя, Крисси могла бы серьезно пострадать.

– О Боже мой! Нет, не думаю, что Гай в больнице, – задумчиво сказала Рут. – Вчера я собственными глазами видела, что Лора довезла его до дома. А сзади в машине сидела Крисси. Как ты думаешь, у них есть надежда на примирение? – спросила Рут.

Джон мрачно взглянул на нее.

– Хотелось бы тебя порадовать, но…

– Влюбленные частенько ссорятся и мирятся, – напомнила ему Рут.

– Все так. Только это не просто размолвка. Они повздорили еще из-за того французского столика, причем Гай утверждает, что он принадлежит Бену, а Крисси твердит, что столик уже несколько поколений хранится в ее семье.

– Да, тогда все намного сложнее, – согласилась Рут.

– Мне очень жаль, но я должен бежать, – извинился Джон, наклоняя голову, чтобы поцеловать тетю. – Через десять минут у меня встреча с клиентом.

Утро было замечательное, однако мысли Рут были далеки от погоды. Как глупо и обидно, что какой-то там столик – просто бездушный кусок дерева – может рассорить двух людей, явно созданных друг для друга. Вернее, их уже трое, если считать малыша, которого носит Крисси.

Жаль, что соломоново решение тут вряд ли применимо, думала Рут. Можно было бы предложить или даже пригрозить распилить этот столик на две части – и дело с концом.

На две части… Рут нахмурилась. С того дня, когда она впервые услышала эту историю со столиком, какая-то неясная мысль то и дело упрямо всплывала в глубине ее памяти.

– Что ты тут делаешь? – поинтересовался Бен, увидев Рут.

– Решила зайти навестить тебя, – ответила Рут, стараясь не замечать сердитого лица брата. – Да, кстати, мне надо разыскать кое-что в библиотеке, – добавила она.

– Интересно, что же именно? – требовательно спросил Бен.

– Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать, – с притворным безразличием откликнулась Рут. – Кстати, я попросила миссис Брукс принести нам чай.

– Чай! Тьфу… Терпеть его не могу! От чая у меня опять разыграется ревматизм! – ворчливо пожаловался Бен.

– Вот чудеса – никогда не слыхала, чтобы от чая человеку становилось хуже! – невинно возразила Рут, понимая, что в приступах ревматизма, скорее всего, виноват крепкий портвейн, который Бен потребляет после ужина.

Выпили по две чашки ароматного чая, и Рут заявила, что ей пора и что перед уходом она ненадолго заглянет в библиотеку.

Она уже сообразила, что именно ей необходимо разыскать. Быстро закрыв за собой дверь, Рут направилась к полке, на которой в строгом порядке стояли тетради с записями расходов и доходов семьи еще времен молодости ее отца.

Рут не знала точно, записи за какой год ей нужны, а потому ей потребовалось больше времени, чем она предполагала. Пролистав и просмотрев несколько толстых тетрадей, она обнаружила наконец то, что стремилась найти. Убедившись в правильности своей догадки, Рут не смогла сдержать возгласа радости.

• Предыдущая
• 27/32
• Следующая