Новая Инквизиция 2 (СИ) - Злобин Михаил - Страница 40

— Есть! — по-военному четко отрапортовал Умар.

Для проверки вдавив кнопку дверного звонка и не дождавшись никакой реакции, я отошел на полшага назад, чтоб сподручней было вышибать косяки. Сделав короткий рывок и отправив на запитку микроприводов ИК-Б слабый импульс некроэфира, я со всей дури вмазал подошвой чуть пониже ручки. Удар оказался такой силы, что металлическое полотно двери прогнуло, а ригель замка рассыпался на куски подобно расколотой глыбе хрусталя.

Смело шагнув в полумрак прихожей, я активировал тепловизор, ожидая нападения умертвий или кукол. Но жилое помещение показалось пустующим. Не удовлетворившись первым впечатлением, я направился вперед, проверив кухню, санузел и крохотную кладовую, но снова никого не обнаружил. И только лишь добравшись до комнаты нашел пропавшего с радаров курсанта…

— Сынок, сюда, — обратился я к Салманову по внутренней связи. — Он здесь.

Парень почти бегом подскочил ко мне и замер рядом на самом пороге, не изъявляя желания идти дальше.

— Аллах милосердный, — едва разобрал я шепот напарника. — Что произошло?

— Что-что, повесился наш коллега, — грубо ответил я, обходя болтающееся в петле тело.

Наш сослуживец к вопросу самоубийства подошел без изысков, но основательно, исключая возможность каких-либо осечек. Через потолочный анкер, на котором раньше висела боксерская груша, ныне небрежно брошенная на кровать, был продет нейлоновый шнур. Весьма прочный и толстый, надо заметить. Такой, навскидку, легко должен до полутонны выдерживать. На полу опрокинутый стул, а на столе исписанный тетрадный листок с прощальными словами.

Склонившись над предсмертной запиской, я приступил к чтению, но быстро от этого намерения отказался, когда дошел до слов «Папа, мама, простите меня, я больше не могу носить это в себе…» Возникло впечатление, что я своими грязными ботинками заступил на территорию чего-то сокровенного и личного. В конце концов, это даже не входило в мои обязанности. Пришел приказ проверить жилище? Мы его проверили. Остальное будут делать служащие ФСБН.

— Иволга, ответь Факелу, прием! — пробормотал я в шлемофон.

— Слушаю, тебя! — тут же чирикнул наушник. — Докладывай.

— Нашли курсанта. Суицид.

— Что, прям насмерть?! — не сдержала испуганного возгласа девушка. — Его нельзя спасти?

Я с сомнением развернулся к висельнику и посмотрел на его распухший язык, вывалившийся изо рта, на туго врезавшуюся в кожу шеи петлю и стеклянные глаза, закатившиеся под полуприкрытые веки. Подняв ладонь, я выпустил каплю некроэфира сквозь пропускной клапан на перчатке. Но когда тьма канула в мертвое тело, не вызвав никакой ответной вибрации от чужого дара, я понял, что парень покинул нас навсегда.

После того случая с трупом подростка в парке, я перелопатил очень много информации. Оказалось, в среде некробиологов действительно широкое распространение имели гипотезы о том, что убитого инфестата можно вернуть к жизни. Но он должен обладать, во-первых, достаточно развитым даром, который переживет смерть носителя. Во-вторых, стабильной и мощной подпиткой некроэфиром извне. В-третьих, на практике провернуть такой фокус еще ни у кого не удалось. Либо же никто не торопился освещать случай успешного воскрешения на широкую публику.

— Некого уже спасать, — сухо констатировал я. — Он совершенно пуст.

— Хорошо, информацию приняла, — дрогнувшим голосом сказала Иволга. — Передала сообщение на пульт в дежурную часть.

— Понял. Конец связи.

Вернувшись к потерянно стоящему Умару, которого словно бы загипнотизировал висящий в петле мертвец, я толкнул напарника в плечо.

— А? Что? — встрепенулся он.

— Рот закрой, муха залетит, — посоветовал я Салманову.

— Но я же в шлеме! А как ты узнал…

— Догадался. Пошли, в коридоре подождем.

— Мы ничего не будем с ним делать? — новобранец тревожно обернулся в сторону мертвого курсанта, словно боялся, что тот вылезет из петли и бросится на нас.

— Не наша забота. Дождемся ментов или «кокард», и свалим.

— А вот сейчас ты еще больше стал похож на Изюма, — проворчал себе под нос Умар, но я все равно его прекрасно расслышал.

— И что?! — полыхнул я раздражением. — Тебе это не нравится, ефрейтор?!

— Я волнуюсь, товарищ капитан, — совершенно спокойно воспринял мою вспышку Умар. — Никогда раньше тебя таким не видел. Даже в самый первый день.

Вопреки моей кипящей дерганной нервозности, мне внезапно стало стыдно за свое поведение. Будто холодным душем окатило с ног до головы. А ведь в самом деле, чего это я? Разве виноват напарник в том, что у меня в жизни что-то не клеится? Почему он должен отдуваться и за Виноградова, и за Марину, и за наших законодателей, готовящих новое испытание для каждого инквизитора? Глупо это.

— Извини, Сынок, — устало выдохнул я. — Мои дела действительно идут не лучшим образом. Но я постараюсь себя сдерживать и контролировать.

— Может просто поделишься тем, что у тебя произошло? Вдруг мне удастся помочь…

— Давай только не во время дежурства, лады? — попросил я.

— Конечно, — легко согласился парень и замолк.

Так мы и стояли в полутемной прихожей, ничего не трогая и ни к чему не прикасаясь, даже к выключателю. Но вскоре в подъезде затопали чьи-то тяжелые подошвы и зазвучали приглушенные голоса. Я выглянул из квартиры и поприветствовал троицу полицейских в защитных костюмах. Их лиц я не мог разглядеть под тонированными масками, но то, как они крутили головами, рассматривая меня с пяток до макушки, весьма красноречиво характеризовало их интерес.

— Ох, мать! Это чем вы дверь так высадили? — полюбопытствовал ближайший ко мне боец, изображая непринужденность.

— Ногой, — односложно буркнул я.

— Ну ни ху… чего себе! — восхищенно присвистнул он, трогая вмятину на металлической двери. — А я думал, тараном…

— Слушайте, некогда нам тут торчать, — поспешил я свернуть пустопорожнюю бессмысленную беседу. — Труп в комнате, мы ничего не трогали и не двигали. Вы тут хозяйничайте и осматривайтесь, а мы погнали дальше. Счастливо оставаться.

— Ага… взаимно, — невпопад кивнул полицейский, неотрывно пялящийся на мою повешенную через плечо «Косу».

Разойдясь на этой ноте со служителями закона и прихватив Умара, я отправился вниз по лестнице. Этажом ниже я ненароком напугал выходящую из квартиры девочку-подростка, которая собиралась выгулять свою маленькую смешную собачку. Стоило ей только заметить пару массивных фигур в полном боевом облачении, как она что-то сдавленно пропищала и вжалась в стену. А ее бедная животина так и вовсе чуть не задушила себя ошейником, настолько неистово она пыталась от меня сбежать.

— Хочешь жвачку? — предложил я юной незнакомке, желая немного разрядить напряженную обстановку.

— Н-н-н-н-не… — отрицательно замотала она головой, сильно заикаясь.

— Да не трусь ты так, — усмехнулся я под шлемом, — не укушу.

Дав команду нейроинтерфейсу задраить клапаны, чтобы страх девчушки не дразнил мой дар, я уже собирался идти дальше. Но тут вдруг заметил, что ее крохотная псинка сразу стала вести себя спокойней. Нет, она все еще с подозрением косилась большими глазами-бусинами на темного великана в броне, но уже не рвалась с поводка, до хрипа передавливая себе горло.

— Можно погладить? — вопросительно указал я пальцем на животное, и бедная хозяйка аж икнула, когда перекрестие моего визора уставилось на нее.

— Н-наверн-н-ное… — проблеяла школьница.

Восприняв неуверенность как разрешение, я присел на корточки и медленно протянул к собачке раскрытую ладонь. Она вроде не испугалась, а начала увлеченно нюхать бронеперчатку, изредка чихая и фыркая. Когда первое знакомство состоялось, я слегка почесал пса за ухом, отчего тот запыхтел и высунул язык, показывая, что такие ласки ему очень даже нравятся.

Однако стоило только мне послать сигнал нейроинтерфейсу на открытие клапанов, как пушистый недоросль пронзительно взвизгнул и снова рванулся прочь. Он буквально стачивал свои коготочки об плитку пола, неистово буксуя на одном месте, и хрипел, удушаемый ошейником.