Семья волшебников. Том 1 (СИ) - Рудазова Ксения - Страница 50

— Насколько же развращены и избалованы демоны Паргорона, — произнесла сидящая рядом старуха, с неодобрением глядя поверх крохотного пенсне. — Ну что ж, хотя бы Пятого Вторжения можно не бояться, раз вы так изнежены. Кофе лат-те!.. может, еще сиропчику, милочка?

— А вы тут, наверное, по поводу сенильной деменции? — любезно спросила Лахджа.

Бабушка иномирных слов не поняла, но посыл был очевиден. Она фыркнула и отвернулась.

Да, демонов в Мистерии не слишком жалуют. Муж вышел покурить, и Лахджу сразу обижают.

Она преисполнилась жалости к себе. Фархерримы презирают, из Паргорона выгнали, волшебники шпыняют, еще и кофе сотворенный… ребенка своего, говорят, сожрет… да разве ж она может?

— Злые вы, колдуны, — пробормотала она, смахивая слезу. — Мало вас мудохали во время Вторжений…

Старуха услышала это, с изумлением посмотрела Лахджу, а потом обратила внимание на ее живот. Морщинистая ладонь легла на кисть демоницы, и бабка участливо произнесла:

— Да ты прости уж старую, милая. Я все понимаю, я когда старшенького-то вынашивала, тоже в слезы чуть что. И тоже все хотелось эдакого чего-то — то почек березовых, а то шеек рачьих. Мужа совсем загоняла. Один раз проснулась среди ночи — не могу, как хочу тину морскую нюхать!.. А где море, а где Валестра!..

— А где Валестра? — не поняла Лахджа, глядя в окно.

Из него открывался отличный вид на набережную.

— А где Валестра?.. — повторила старуха, и ее глаза остекленели.

Оооо… все понятно…

Тут как раз вернулся Майно, а с ним сын старухи. Он помог матери подняться и провел в кабинет Тауване — как раз подошла их очередь.

— Рановато мы пришли, — сказал Майно, усаживаясь рядом с женой. — Нормально все?

— Да нормально. Хочешь кофе?

Бабушка провела у психозрителя около часа. Выйдя, она смотрела вполне ясным взором и как будто даже слегка помолодела, приосанилась.

— До свидания, милая, удачи тебе, — сказала она с искренней любезностью.

— И вам тоже… не болейте, — пробормотала Лахджа, нервничая перед сеансом.

Она мало знала о психозрительстве, но ее напрягало, что посторонний мужик будет бродить по ее подсознанию. Это же не «астральное узи», как с будущим ребенком — тут натуральная операция, только ментальная.

Профессор Тауване пригласил их не сразу. Ему явно тоже требовалось прийти в себя после предыдущего сеанса и морально приготовиться к следующему. Непростая у них работа, у психозрителей. Буквально нырять в чужие головы… а там, знаете ли, обычно ничего хорошего.

А уж в демонической-то голове…

Лахджа спешно припоминала все самое крамольное, что Тауване может у нее увидеть. Так, ну это ладно… и это тоже… всякий разврат его вряд ли удивит…

— А мой муж узнает о каких-то вещах? — спросила она, ложась на кушетку.

— Так как вы разумный фамиллиар — только с вашего согласия, — заверил профессор. — Также я буду обязан дать честный ответ, если получу о вас запрос из Кустодиана.

Теперь Лахджа стала вспоминать, согрешила ли чем-то перед Мистерией и Кустодианом… кажется, ничем. В этой стране она старалась быть очень осторожной — все-таки здесь ей дали политическое убежище.

— Не волнуйтесь, я видел множество разумов, в том числе и демонических, — заверил Тауване. — На моей кушетке бывали и опасные магиозы, и полные безумцы…

— А кэ-миало был?

— К сожалению или к счастью, нет. Сомневаюсь, что я бы выдержал подобный сеанс. Мысль интересная, да. Расслабьтесь и считайте от десяти до одного.

— Десять… девять… восемь…

Медай Тауване осмотрелся. Прихожая чертогов разума всегда разная. Ее наполнение не несет глубинного символизма и просто отражает внешние переживания, которые недавно повлияли на психику.

У пациентки Дегатти это оказался берег реки. Вокруг дышали монструозные джунгли. Тауване никогда не был в подобном месте, но сразу понял, что это Туманное Днище. К воде полз труп — разрубленный пополам, с такими же крыльями и шкурой, как у пациентки. Разумеется, это не означает, что пациентка кого-то убила — просто к данному индивиду она испытывает неприязнь.

— Кто ты? — спросил психозритель, смыкая пальцы перед лицом.

— Меня отвергли, — раздался бесплотный голос. — У меня все забирают.

Это что-то поверхностное. Возможно, бывший парень. Или отвергнутый ухажер. Он и сам это говорит. Судя по облику, он того же вида, что и пациентка, но это ничего не значит — в чертогах разума явления и индивиды могут искажаться очень причудливо. Так, этот демон запросто может оказаться какой-то стороной ее мужа. Надо изучать дальше.

— Ну и пусть, — бормотал труп. — Она все равно испорчена.

С этими словами он распался на множество частей. Его словно рассек невидимый скальпель. Бесчисленные кусочки мгновенно унесла река, и Тауване остался один.

Здесь, в чужом разуме, он выглядел не так, как в реальном мире. Это каждый раз вызывало немного эгоцентричный интерес — каким его видят другие индивиды?

— Очень мило, — произнес Тауване, отзеркалив себя и осмотрев со стороны.

Белый халат, квадратная шапочка. Лицо почему-то украсилось седой бородкой, на носу появились очки. В руке чемоданчик — очевидно, с какими-то чудесными пилюлями от всех хворей.

Здесь они, скорее всего, и правда подействуют. Пациент наделен демонической силой, так что его подсознание обладает особым могуществом. Возможно, удастся вынести чемоданчик с собой. Иногда такое получалось даже с обычными разумами, и хотя большая часть трофеев быстро рассеивалась, кое-что, бывало, и обретало истинную реальность.

Тауване зашагал дальше. Как и все такие чертоги, голова пациентки представляла собой кавардак из посещенных мест, встреченных индивидов, усвоенных культурных единиц, а также собственных страхов, фантазий и желаний. Но он здесь не на экскурсии, ему нужно найти корень ее проблемы. Если по пути он сумеет исправить что-то еще — хорошо.

Джунгли быстро сменились чем-то вроде цирковой арены. В самом ее центре стоял и кричал огромный размалеванный шут. На нем не было ничего, кроме дурацкого колпака, носа-шарика и толстого слоя грима. Зрители на трибунах аплодировали ему, но одновременно и хохотали, потешались над его идиотским видом и ужимками.

Шут выглядел легкомысленно и глупо, но порой его лик искажался, превращался в кошмарную харю. Изо рта вылезали клыки, порожденная играми разума тварь навевала ужас. Она жонглировала ножами, и еще один нож торчал прямо из промежности.

А приглядевшись, Тауване понял, что лица зрителей точно такие же, что у шута. Кем бы ни был этот человек, он веселил самого себя и сам же себе радовался.

— …Я игрок!.. — донеслось до психозрителя. — …Я шоумен!.. все меня обожают!..

В конце представления шут раскинул руки, и к нему побежали бесчисленные девы в платьях… но и у дев было то же самое лицо. Шут долго ездил между ними на моноцикле и перечислял собственные достоинства, получая от самого себя поцелуи. Затем он выбрал среди собственных копий самую-самую, которая ничем не отличалась от остальных, наградил ее таким же носом-шариком и дурацким колпаком, после чего они принялись… Тауване стоически смотрел на это, поскольку тут явно скрывались подавленные воспоминания.

Когда все закончилось, шуты забегали и закричали, а из них стали вываливаться куриные яйца, из которых тут же вылуплялись все те же шуты с одинаковыми лицами, только крохотные. Они носились повсюду и кричали:

— Ма-а-ама, ма-а-ама!.. Мама, дай, мама, дай!..

Любопытно. Перед сеансом Тауване, разумеется, изучил анамнез пациентки, и теперь сопоставлял с тем, что видит в ее разуме. Он без труда догадался, что видит бывшего мужа — кому еще женщина подсознательно отведет роль самовлюбленного клоуна, от которого рождаются его маленькие подобия?

Были и другие бывшие мужчины, но они не занимали сколько-нибудь важного места в разуме пациентки Дегатти. Просто что-то вроде аллеи славы… некоторые экземпляры весьма экзотичны.