Территория пунктира (СИ) - Велесов Олег - Страница 14

— Ура!

Толпа поддержала клич, дамы замахали платочками. Двери магазина Морица Шиллера вновь растворились, выпуская звуки знакомой мелодии, послышался смех. Франц Фердинанд привстал с сиденья, поднёс пальцы к виску, приветствуя жителей города. Я подивился его самообладанию. Полтора часа назад в него бросили гранату, а он ведёт себя так, словно ничего не произошло. Смелый мужчина, достоин уважения.

Через минуту автомобиль выехал на перекрёсток и притормозил перед поворотом. Юноша шагнул вдруг на проезжую часть, выхватил из-за пазухи пистолет и навёл его на эрцгерцога. Я замер. Из толпы резво выскочили трое полицейских, один ударил юношу дубинкой по руке. Грянул выстрел, вдребезги разлетелся плафон электрического фонаря. В толпе закричали, автомобильный мотор чихнул и заглох. Эрцгерцог пригнулся, закрывая жену, но выстрелов больше не последовало. Полицейские скрутили юношу, надели наручники, придавили к мостовой.

Поднялся гвалт, люди сначала отхлынули от автомобиля, потом придвинулись вновь. Эрцгерцог выпрямился во весь свой рост и проговорил, глядя на Потиорека:

— Два покушения за один день! Господин генерал, вам не кажется, что это слишком?

— Ваше превосходительство… — Потиорек облизнул пересохшие губы. — Это случайность…

— Четверть часа назад вы самым хамским образом заявили, что Сараево кишит убийцами!

— Наоборот. Вы не так меня поняли. Я имел ввиду совсем другое.

— Это возмутительно! Я прибыл в город с дружественным визитом, а в меня швырнули бомбу, а теперь и вовсе едва не застрелили.

— Милый, успокойся, — подёргала его за китель жена. — Ты привлекаешь к себе ненужное внимание. Подумай о том, что завтра могут написать в газетах. Нет смысла так нервничать.

— Виновные будут наказаны, ваше превосходительство, — постарался уверить эрцгерцога Потиорек.

— В таком случае начните с себя, господин генерал-губернатор. Впрочем, долго на этом посту вы не задержитесь. Я непременно поставлю вопрос перед его величеством императором Францем Иосифом о вашей отставке.

Генерал начал что-то лепетать, но эрцгерцог его не слушал. Потиорек заметил меня и щёлкнул пальцами.

— Комиссар, подойдите!

Я подошёл.

— Кто это такой? — указал он на юношу.

— Сербский националист Гаврила Принцип. По сути, неудачник.

Генералу надо было выплеснуть на кого-то свою злость, и он брызнул на меня слюной:

— Что? Неудачник? Вы понимаете, что говорите? И с кем? Вы должны были обеспечить безопасность наследника престола, а вместо этого разгуливаете по улицам!

Мне стало смешно. Видел бы он сейчас своё лицо: красненькое, перекошенное. Как он боится отставки. Но бояться надо не этого.

— Вы бесконечно глупы, мой дорогой генерал, — я начал расстёгивать пуговицы форменной куртки. — Вы бесконечно глупы.

— Да как вы!..

Я распахнул полы, демонстрируя связку ручных осколочных гранат.

— Это вам за кровь сербов, поганые швабы! — и рванул кольцо.

Я проснулся в поту. Мне снилось странное: автомобиль, человек в мундире, взрыв. Женский протяжный крик, куски тел на мостовой, лоскуты белого платья в воздухе. Ни лиц, ни самого события я не запомнил, всё смутно, как будто спрятанное за матовым стеклом. И больше ничего. Только дурное послевкусие и сухость во рту.

Я пошарил рукой. Хотелось пить.

— Эй… Эй… Сократ…

Я лежал под повозкой на соломе. Рядом, прижавшись ко мне, спала Николет. Утренний свет растекался по её коже бледным перламутром. Во сне она была ещё прекрасней: изогнутая линия ресниц, полуоткрытые губы. Застёжка на плече расстегнулась, и хитон съехал, открывая маленькую упругую грудь.

Какая она… Я хотел наклонится, поцеловать, но побоялся, что девушка проснётся и влепит мне пощёчину. Пусть она рабыня, но всё равно женщина, а я хоть и древний грек, но воспитан в традициях своего времени и народа, который настаивает, что желание должно быть обоюдным. Да и сто тридцать первую статью уголовного кодекса Российской Федерации ещё никто не отменял.

Николет глубоко вдохнула и прижалась ко мне плотнее. Я всей кожей прочувствовал крепость её сосков и твёрдость своего желания. Ладонь непроизвольно легла на бедро, сползла на ягодицу, сжала. Какие к дьяволу традиции! Жилы на висках запульсировали, сердце заколошматилось. Я потянул хитон, пытаясь его задрать, но край за что-то зацепился, и у меня ничего не выходило, к тому же, пальцы тряслись и как будто ослабли.

Николет открыла глаза. Ей хватило одного взгляда, чтобы правильно среагировать.

— Подождите, господин, я вам помогу.

Она расстегнула вторую пряжку и откинула ткань, оказавшись передо мной совершенно открытой. Сдерживаясь, чтоб не наброситься на неё как голодный пёс, я мягко, плавно провёл пальцами по линии груди, по животу.

— Господин, хотите, я лягу к вам спиной? Так будет удобней.

— Хочу, — хрипнул я.

Николет перевернулась на бок и подогнула под себя колени. Я прижался к ней. Так действительно было удобней.

— Господин Андроник! Господин Андроник! — закричали на улице. — Просыпайтесь!

Под повозку сунулся Сократ.

— Господин Андроник, вас требует к себе господин Клеарх. Там у них такое…

Я всадил ему пяткой в лоб. Его вынесло наружу, звякнула разбитая посуда и грубый голос пророкотал:

— Будь ты проклят, вонючий выкидыш Эреба! Это была моя мука!

Раздался жалобный всхлип, и Сократ вновь попытался залезть ко мне под повозку. Однако крепкие руки выдернули его, и всё тот же голос, напоминающий хриплые нотки Менона, взвыл:

— Куда собрался, лысый прыщ? Сначала я с тобой рассчитаюсь.

Снаружи намечалось маленькое сражение. Мне очень не хотелось оставлять Николет, но и терять Сократа тоже было нельзя. Мысленно проклиная всю древнюю Персию с её царями и дворцовыми интригами, я выбрался из-под повозки. Сократ полз на коленях вокруг остывшего кострища весь обсыпанный мукой, а крепыш в потёртом хитоне взбадривал его пинками. Это не был Менон, голос оказался обманчивым, но Сократу от того легче не становилось.

— Эй, — окликнул я крепыша, — что тебе сделал мой раб?

Тот резко обернулся, правая рука дёрнулась к моей челюсти, я на интуиции нырнул под неё и всадил кулак ему в печень. Удар получился хлёсткий. Крепыш раззявил пасть, приподнялся на носочки и задышал.

Мне понравилось, как я среагировал: чётко, на одной только моторике, может, поэтому добивать незнакомца я не стал, да и не пристало гасить своего брата-гоплита. Отдышавшись и присмотревшись ко мне повнимательней, он поднял руку в знак приветствия и пробурчал виновато:

— Извини, Андроник, не узнал тебя.

— Долго жить буду. Что случилось? Чем тебе мой раб помешал?

— Этот… — гоплит попытался подобрать достойный эпитет к моему Сократу, не смог и продолжил. — Он кинулся мне под ноги, выбил чашу с мукой, и всё — она смешалась с пылью! Где я ещё возьму муки? Торговцы подняли цены, а в обозе нет ни зёрнышка. Персы вчера всё под чистую выгребли.

Гоплит оскалился и замахнулся на Сократа. Старик юркнул за мою спину, а я поднял руку.

— Ладно, ладно, брат, успокойся.

Что ж, мужик имел право на компенсацию. Можно, конечно, придраться, мол, сам виноват, смотреть надо под ноги, но здесь косвенно и моя вина присутствует, так что проблема требовала решения. Народ в лагере начал просыпаться, в нашу сторону поглядывали люди и их взгляды были однозначно на стороне гоплита.

— Сократ, ты вчера говорил, что нажарил ячменных лепёшек?

— Да, господин.

— Отдай ему.

— Но, господин, у нас больше ничего нет.

— Отдай.

Выказывая всем своим видом недовольство, Сократ вынул из повозки деревянный поднос, на котором стопкой лежали лепёшки. Гоплит сглотнул.

— В расчёте? — спросил я.

Он кивнул.

— Ты мог прогнать меня, и я бы не стал спорит, — гоплит смотрел мне в глаза. — Но ты такой же справедливый, Андроник, как твой отец, и в моём лохе об этом узнают все.