Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана - Страница 118

Соль будет ждать своего милого у дальней родни в предгорье… если он не придет, она так и так возвратится. Если сама передумает, тоже. Если все сложится… Лиа будет горевать, конечно, сердце-то материнское. Но дети всегда покидают гнездо.

**

…Синей, в цвет вечернего неба, была одежда посла и его спутников-синта, а одежда слуг хоть и не была окрашена дорого, все равно выглядела нарядной. Всей свиты — полтора десятка человек. Достаточно и защититься в пути, и обеспечить уют.

Но теперь он снял синее, переодевшись в простой серый лен, и шел один. Колючие ветви кустарника-чиуни покачивались, когда человек задевал их, идя по тропинке. Привычно избегая шипов, он передвигался быстро, ровным шагом. Спешил — так много еще предстоит пройти до селения, где можно купить грис. В ближайшем нельзя — если будут искать, то покупка на след наведет. Долго еще идти, долго, а Соль будет ждать. Может статься и передумает, или не придет вовсе. Этого он боялся, но в жизни бы ее не осудил.

Взгляд девочки-северянки позабавил его поначалу. Широко расставленные глаза, испуганная — стебелек, разотри в пальцах, и останется капелька горьковатого сока. Именно девочка, хоть и вполне взрослая телом — но по-детски острые локти, вздернутый кончик носа, крошечные ступни, и кожаный браслет на левой щиколотке. А смотрит так — смесь восхищения с удивлением. Обычно северяне сторонились послов… закрытые, ценящие только себя эсса редко бывали такими искренними с чужаками, как она. Он узнал имя девочки — Соль. И подарил ей птичку из серебра. Захотелось еще встретить ее. Думал тогда: будет день завтра — значит, найдет.

А потом…

Он, Тахи, был почти лишен честолюбия и не жалел о том, что оставил за спиной. Не в первый раз менять жизнь целиком, как змеи меняют кожу. Родившись в простой семье, он был признан одаренным, и родители отдали его в воспитанники Дома Солнца, а оттуда передали в достаточно сильный Род. Чужой знак украсил его плечо; повод гордиться, что не просто слуга, не обычный охранник, а в семью принят, хоть и без прав почти!

Там встретил ту, которую полюбил. Их счастье было недолгим, всего через два года оно завершилось. А к нему уже присмотрелся Ахатта Тайау и принял в число своих синта. Больше того — вскоре определил в свиту сына. Тут бы жить и радоваться, но чего-то другого просила душа. И вот… допросилась.

Он вернулся на земли севера в виде простого рабочего, благо, руки были вставлены нужным концом и не забыл еще свое детство. Жизнь ремесленников не такая, как у земледельцев, а на севере не такая, как на юге, но все равно Тахи было проще понять обитателей небогатых кварталов, чем подлинному уроженцу того Рода, чей знак все еще темнел у него на плече. Не золотой, золото положено лишь восьми Сильнейшим Родам Асталы, не их слугам. И хорошо, блеск золота спрятать сложней.

Трудным вышел его последний разговор с былым товарищем и наставником.

— Я не вернусь в Асталу.

— Ты хочешь остаться с этой северянкой? — Къонна, старший над синта Рода Тайау, только выглядел спокойным и невозмутимым. На деле он поверить не мог, что ему все это не снится. — Может, еще наймешься на службу к эсса?

— Я не нужен им и они — мне.

— Как понимаю, мы все также тебе не нужны? И все это время ты нас только терпел — и когда воспитывался при Доме Солнца, и когда получил знак, и когда…

— Къонна, — мягко прервал его Тахи. Грустно ему было смотреть в искаженное обидой лицо наставника — тяжелое, грубоватое, почти родное. Сколько они знакомы? Пятнадцать весен, пожалуй, будет… Да, будет, тогда Тахи еще не служил этому Роду, почти никто был и звать никак, хотя возможное будущее уже поблескивало перед ним, как золотой червячок — приманка для рыбы.

Подступил вечер. Северные земли еще не миновали, но поселений тут почти уже не было. Всадники остановились на привал у речки с забавным названием Хвост, разводили костры, расседлывали грис, слуги принимались готовить еду из подстреленной в дороге дичи. Тахи же, позаботившись о своем скакуне, не принял участие в общих хлопотах — отозвал старшего товарища в сторону. Все как есть решил рассказать, в надежде — может, поймет? Негоже просто убегать, бросив отряд. И вот…

— Я не стану тебя покрывать, расскажу, что ты замыслил. Уатте прямо сейчас расскажу, — предупредил наставник.

— И что же? Даже если Уатта даст волю гневу, все равно не убьет. Нельзя заставить служить из-под палки. Вернут меня в Асталу, а дальше?

— Ты бы мог стать помощником его сыновьям, — заметил Къонна, и отсвет заката лежал на его лице.

— Они еще слишком малы — им нужна не свита, а няньки. Я не гожусь.

— Почему нет? Старшему девять, не маленький. Когда-нибудь он заставит север говорить о себе.

— Частью этого я быть как раз не хочу. Впрочем, когда-нибудь весь этот мир изменится необратимо.

Сова пролетела у них над головами, едва не задев мягкими крыльями. Ухнула гулко; словно в ответ ей раздался дружный смех от костра.

Къонна спросил:

— На что ты надеешься, Тахи? Ты ведь давно живешь на всем готовом. А кем станешь теперь?

— Проживем как-нибудь. В Срединных землях места много, и руки есть куда приложить.

— И там не безвластие.

— Но там нет разницы, откуда и ты, и твоя подруга.

— Глупо, Тахи, — Къонна в раздражении поддел ногой и сломал хрусткую ветку. — И не стыдно сознавать, что твои потомки, если будут, родятся никчемными?

— Надеюсь, они будут людьми достойными. А Сила… не самое важное. И без нее живут и счастливы.

- Ты о последнем забыл. Слишком ты многое знаешь не только о Юге — о Роде Тайау, даже об их домах. И отпустить тебя с таким знанием…

— На Юге полно осведомителей Тейит, — спокойно ответил Тахи. — Как и наших на Севере. К тому же туда я не собираюсь, я хочу жить спокойно. В Уми же никому не сдались ваши тайны, длины рук не хватит ими воспользоваться.

— Если солжешь… ты сам сказал — наши люди много где есть. Если что, я сам возглавлю отряд против тебя.

— Хорошо.

— Иди, — сухо сказал Къонна. — Нам не по дороге. Уатте я найду что сказать. А вы умирайте в лесу, в грязи.

Тахи только усмехнулся краешком рта. Отвернулся, шагнул в сторону костров — как бы то ни было, уходить все равно только в ночь.

— Тахи! — не выдержал Къонна. — Ну, куда ты, зачем?!

Тот остановился, и сказал, не скрывая глубокой и подлинной грусти в голосе:

— Тебя ждет твоя женщина. Ты любишь ее. Ты-то хоть пойми…

— Не понимаю, — негромко, чуть ли не обреченно проговорил Къонна. — Безумцы тянутся к звездам, но ты — к их отражению в луже.

— Говорят, что звезды — огонь. Но я как-то слышал, некоторые считают — это капли дождя, который льет вечно, питая мир, — задумчиво откликнулся Тахи, отвечая не Къонне — собственным мыслям. — Говорят, каждая капля летит долго-долго, и только кажется неизменной. У нее впереди сколь угодно времени. А у меня и Соль вечности нет.

Чтобы добраться в предгорья Тейит у него ушло больше половины луны. Шел пешком, оставив грис отряду — не хватало еще, чтобы вором сочли. Говор у Тахи был, конечно, не северный, но его принимали не за южанина — за уроженца Уми. Когда пришел в назначенное место, справился первым делом, здесь ли Соль? Дождаться ответа, кажется, было тяжелее, чем весь этот путь одолеть. Соль не стала передавать ответ, прибежала сама, счастливая, как поденка, чей единственный день оказался сухим и солнечным.

Они говорили долго, уже не о возможностях, а о будущем, что почти настало. Решали, куда пойдут, и выбрали окрестности Уми, и оба не хотели жить в людном месте. Достаточно маленьких поселений, лишь такое надо найти, где будут рады чужакам. Тахи присмотрел несколько по дороге.

Так и покинули Тейит.

Соль, только и мечтала о том, чтобы остаться только с ним, и никого вокруг. И вот… никого, поет далекая кауи, мелко, заливисто, и стена леса вдали, темный мох на поляне, и небо высокое.