Ведьмак. Назад в СССР (СИ) - Подус Игорь - Страница 19

В следующий раз по-настоящему мы столкнулись в конце восьмидесятых при очень нехороших обстоятельствах, но это была уже совсем другая история, никак не относящаяся к этой.

Вспоминая былое, я молча слушал её аргументированные определения, перемежающиеся с минутами скорбного молчания, и старался не шевелиться. Сейчас я ничего не мог изменить. Папа Полины уже в курсе событий, а когда обо всём узнает её мать и дед, то доступ к комсомольскому телу будет закрыт на долгие годы.

— Теперь ты понимаешь, что ты натворил? — Проговорила Полина, скорее не спрашивая, а словно зачитывая приговор. До этого она успела высказать всё что обо мне думает и озвучить все претензии.

Поняв, что это и есть та самая точка, я так и не посмотрев ей в глаза, кивнул соглашаясь со всеми обвинениями и тут же почувствовал острую боль, пронзившую шею.

Максимально холодный приём подействовал и на этот раз она не разревелась в самом конце. По её щекам проскользнула пара слёз, а затем она, ещё раз обозвав меня «дураком», ушла в закат.

Во время последних секунд аудиенции, перед глазами промелькнули образы, отображающие все самые интимные подробности наших прошлых встреч. Неожиданно я вспомнил все прикосновения, жаркие поцелуи и не только, к этому прибавились воспоминания о том, что будет дальше. Всё это накрыло раздваивающееся сознание, и в этот момент я понял, что не отступлю и попытаюсь всё изменить чего бы мне это не стоило.

Нет, я не собирался прямо сейчас, сломя голову бросаться на монолитную амбразуру, выстроенную её семейством, но придёт время, и даже они не смогут меня остановить.

— Мы ещё повоюем — прорычал я не своим голосом, как только захлопнулась дверь, и уставившись на советскую эмалированную кружку, неожиданно взмывшую в воздух и зависшую над тумбочкой.

А затем я инстинктивно протянул руку вперёд и со всех сил резко сжал кулак, сливая всё накопившееся во время разговора внутреннее напряжение, в начавшую сминаться жестянку.

Вечернюю капельницу мне ставила незнакомая хмурая медсестра в возрасте. Как только восстанавливающая сыворотка попала в кровь, я провалился в глубокий сон и снова переместился совсем в иное место.

На этот раз вокруг раскинулось заснеженное кладбище, над которым звучала немного замедленная, оркестровая версия «Прощания славянки». Судя по смутно знакомому антуражу, кладбище было совсем непростое, а знаменитое Новодевичье. Зимнее солнышко скрывали тёмные тучи, и, хотя вокруг было чересчур сумрачно, я почему-то знал, что это день.

Точка обзора находилась между веток деревьев, метров на семь выше поверхности земли, из-за этого сразу выявилась очень странная особенность. Периметр кладбищенского забора окружал бесцветный полумрак, а едва выделяющиеся ландшафт и строения представляли из себя нагромождение ломаных теней, разной степени серой тональности.

И лишь ближайший сектор, занимающий нескольких сотен квадратных метров, был правильно освещён и расцвечен почти натуральными красками. Из-за этого творящееся внизу действо выглядело не совсем реальным. А что именно происходит в прямой зоне видимости я определил сразу и безошибочно.

Там хоронили меня.

На центральной алее, окружённой выстроившимися в ряды памятниками генсеков, президентов и мэров, стоял кортеж похоронной службы, с монструозным, траурно украшенным, катафалком посередине, и несколькими не менее мрачно выглядящими машинами сопровождения. Кроме этого тут присутствовала целая кавалькада, по большей части дорогих автомобилей, тёмных цветов, рядом с которыми кучковались перекуривающие водилы и охранники.

А в глубине кладбища, за несколькими рядами могил всяческих государственных деятелей, заслуженных артистов и писателей, разместилось неровное каре присутствующих на моих похоронах.

Слева выстроился военный оркестр, напротив в два ряда стоял взвод почётного караула с карабинами СКС, взятыми на плечо. Над ними развивалось алое знамя спецподразделения с траурной лентой, а впереди стояли офицеры, державшие на кумачовых подушечках государственные награды. Духовые инструменты отливали начищенной медью, отражающей кумач, а в контраст им поблёскивали серебром и золотом, примкнутые штыки и ордена на подушечках.

Прямо подо мною замер плотный строй людей в форме, слившийся из-за скученности в почти единую толпу. Быстро пробежавшись глазами, я насчитал с полсотни чинов МВД, с пяток генералов и ещё столько же представителей сухопутной армии и флота, ВВС, спецслужб и смежных силовых ведомств, облачённых в полные мундиры.

А за ними, сохраняя видимость строя, замерла группа крепких, молодых парней в камуфляже и краповых беретах. Почти все из последней роты спецов, подготовленных непосредственно под моим руководством.

Вокруг группками стояли ветераны, с которыми я нюхал порох в различные периоды своей долгой службы и которых не раз лично вёл в бой и отправлял на задания.

Некоторые уже инвалиды, на заслуженной пенсии, другие сами давно стали командирами смежных подразделений силовиков, третьи до последнего времени оставались в моём подчинении. Сразу бросилось в глаза, отсутствие львиной части самых опытных бойцов, видимо прямо сейчас выполняющих долг на западных рубежах страны.

А на другой стороне, словно олицетворяя совсем иной магнитный полюс, замер рассеянный полукруг тех, кто по роду деятельности был обязан тут присутствовать. Несколько Московских судей и ведущих юристов страны, пара-тройка высокопоставленных правительственных чиновников и несколько политиков разной степени узнаваемости со своими свитами.

А в центре всей этой явно выделяющейся группы, прямо у накрытого триколором гроба, на местах, обычно предназначенных для родни, стояли мои экс друзья, самолично устроившие скоропостижное упокоение, виновника столь представительного собрания.

Дипломат замер в центре первого ряда, словно скала. Невероятно дорогущее, расстёгнутое пальто, от «Брунелло Кучинелли», открывало вид на не менее дорогой, итальянский костюм. Профиль римского императора и вообще весь его не по возрасту цветущий вид, как бы настоятельно требовал, прямо сейчас начать лепить с замминистра прижизненный памятник. А ещё присутствуя на этом месте, он давал понять всем, кто именно самый главный, на происходящей церемонии прощания с усопшим.

Рядом стоял, одетый во всё чёрное, генерал ФСБ, Пичугин Антон Львович, а справа, немного спрятавшись за могучее плечо Дипломата, замерла высокая, стройная женщина в шляпке и тёмной вуали от «Версаче», едва закрывающей верхнюю часть лица.

Полина. Её бы я узнал даже надень она паранджу. Несмотря на весьма серьёзный возраст, лицо статной женщины не растеряло привлекательность и не утратило те самые неуловимые черты, что всегда притягивали и манили мужиков. Конечно же усилия самых дорогих пластических хирургов мира невозможно было скрыть до конца, но без выдающихся природных данных, такой эффект достичь точно невозможно.

Как подтверждение этого, рядом с ней замерла её дочь, почти точная копия юной мамы. По крайней мере от Антона, по идее являющегося её биологическим отцом, в ней не имелось ни капельки.

Обзор сверху позволял опознать всех присутствующих и первое что бросилось в глаза, отсутствие командира моего штаба, по идее являющегося прямым преемником. А вот это было точно нехорошо.

Скорее всего и до майора Карпова на всякий случай добрались цепкие ручки моих друзей. Догадку косвенно подтверждала неявка пары самых опытных оперативников и нашего системщика, занимающегося электронной безопасностью спецподразделения.

Если судить по временному отрезку пребывания в новом варианте реальности, практически копирующем моё прошлое, и сопоставить с этой действительностью, то с момента смерти полковника Строева по идее прошло четверо суток. А отсутствие некоторых самых преданных сотрудников намекало на то, что особое спецподразделение или уже прибрал к рукам тот кому не следовало, либо нехороший процесс протекает прямо сейчас, скорее всего при прямом участии высших чинов МВД и ФСБ РФ.