Ведущая на свет (СИ) - Волховец Вера - Страница 64

— Я тебе друг, Агата, — пытается спасти свое хрупкое положение Миллер, — и друзья могут придерживаться разных точек зрения. Особенно, если вопрос настолько важен, как этот.

— Ну-ну, — больше Агата ничего не говорит, лишь откидывается на спинку кресла, скрещивая руки на груди, будто пытаясь согреться. Ох, птичка…

Генрих с трудом отрывает от девчонки взгляд. Смотреть на неё — все равно что добровольно принимать яд по капле. Её не хочется бросать одну, без защиты. Кто, скажите на милость, будет отрывать головы всяким Миллерам, когда они будут вот так ранить хрупкую птичку? Вот только кто, в случае срыва, оторвет голову самому защитничку?

Острый взгляд Миллера Генрих замечает на излете. Замечает и посылает недругу злорадную улыбку. Только что этот кретин закопал все то немногое, что давало ему хоть какие-то шансы на отношения с Агатой, и он не может этого не понять.

— Ну что ж, отлично, мы начали с гласа разума, — заключает Катон, — я поддержу Джонни. С нас хватит суккубы. Мы не готовы к таким радикальным переменам.

Агата закусывает губу. Этот удар она ожидала, но пришедшийся сразу после вероломного предательства он все равно выбивает из неё дух. Девочка явно надеялась на победу. А тут…

— Итак, два голоса против одного, — задумчиво произносит Пейтон, по всей видимости, считая голос Агаты данным «за» по умолчанию, — я надеюсь, вы не удивитесь, друзья мои, если я поддержу леди Виндроуз.

— Артур, — наступает черед Миллера подскакивать на месте, — ты же никогда…

— Я ценю самоотверженность, Джон, — спокойно откликается Пейтон, прокручивая на безымянном пальце левой руки тонкий темный ободок кольца с печаткой. Нет, вряд ли он будет использовать свое Вето сейчас, он не настолько уверен в Агате, — да и верность принципам тоже. Мне нравится этот проект. У нас давно не было ничего настолько прорывного. Мы, конечно, можем задавить это бюрократией, волокитой, но… Я не думаю, что в этом есть смысл. Я верю в леди Виндроуз.

Судя по огромным глазам Агаты — только что Пейтон обеспечил себе если не десять лет верной службы, то год — минимум. И отчеты — по первому требованию. И еще что-нибудь, чего Агата еще не придумала, но сообразит при случае.

— Получается, не высказалась только я? — едко хмыкает Анджела Свон, потягиваясь как кошка в своем кресле.

— Получается, что так, — кивает Артур. А Генрих в уме уже здоровается с распятием.

Есть в мире люди надежные, как Тауэр, способный сокрыть в своих недрах сокровища английской короны. Вот Анджела Свон — как раз из таких. Всегда — категоричная, всегда вспыльчивая, не переваривающая демонов ни на грамм, и из всех возможных промыслов в Лимбе избравшая именно охоту на них, просто не может обмануть ожидания. А уж с учетом того, что Генриха она почитает как за предателя, обманувшего именно её ожидания, наставника, выбравшего путь собственных грехов…

Анджела не спешит. Анджела разглядывает Генриха, и судя по глазам — выписывает самые тяжкие его грехи на список, чтобы рассмотреть их детальнее.

— Энджи, давай уже закончим это, — миролюбиво просит Катон, — в конце концов, ты ведь у нас как никто знаешь сущность этих тварей…

— Знаю, да, — Анджела неторопливо кивает, постукивая пальцами по сгибу собственного запястья, — кто, если не я, три сотни лет на них охочусь…

— Ну вот и…

— Я поддержу девчонку, — совершенно неожиданно бросает Анджела, и сладко улыбается Генриху, — на распятие Хартмана вернуть мы успеем. Но до того, пусть попробует решить свои проблемы сложными способами.

Ей что, настолько не нравится Агата, что она решила устроить новенькой в Триумвирате настолько веселую, да еще и граничащую со смертельной опасностью жизнь?

— Итак, три голоса против двух, — Артур подводит итог голосования, — и волей Триумвирата постановлено, что вверенные под поручение Агаты Виндроуз Генрих Хартман и Анна Фриман получают амнистию в общем порядке. Блейн Каллахан — передается под ответственность леди Виндроуз без поручительства, до первого серьезного проступка. Порядок адаптации будем разрабатывать на ходу.

Боковым взглядом Генрих видит, как Анна зарывается лицом в ладони, пряча от архангелов побежавшие по щекам слезы облегчения. Девчонка, одним словом…

Хотя он, наверное, тоже бы ощущал себя примерно так же, разве что без слез. Амнистия же! Шанс проводить посмертие по-нормальному, а не в режиме «уйти от погони» — «найти душу посочнее».

Это ведь выматывает. В какой-то момент ты осознаешь, что вся твоя жизнь превратилась в краткий сон между двумя облавами, да в тщетные попытки утолить зверский, терзающий сущность голод. И ни один демон не мог бегать вечно, хоть и был уверен, что уж его-то эти пернатые точно не догонят…

Увы, это было заблуждение. И рано или поздно в угол загоняли всех. Самых сильных, самых хитрых, даже тех, кто казался совершенно всемогущим…

И все-таки… Нужно что-то сделать, чтобы они передумали… До того, как они разойдутся.

Поздно…

Катон, недовольный принятым решением — уже встал на ноги и, надменно улыбнувшись, пожелал Агате «приятной работы». По роже его было видно, что он не верит в то, что желает, да не особо и желает. И тем не менее, ему Агата улыбается спокойно и без злорадства — кажется, девчонка вообще не способна на подобные эмоции. Катон растворяется в воздухе — просто скрывает себя от всех присутствующих и — если судить по колебаниям запахов — сваливает из зала.

Генрих оборачивается, чтобы найти Анджелу — а заодно прихватить её за грудки и поинтересоваться — какого черта она ведет себя как конченая стерва, но и её в зале не находит. Лишь слышит тихий смешок, чуть поодаль, но поймать скрывшегося от глаз архангела невозможно. Даже если очень хочется.

Жаль.

Схлопотать ужесточение вердикта можно было и «попыткой нападения на архангела».

Из Триумвирата в зале остаются только Миллер, Пейтон и сама Агата. Миллер не сможет переголосовать, Агата — не будет менять решение принципиально, а Пейтон…

С этим архангелом Генриху не хочется лезть в конфронтацию совершенно осознанно. Но, кажется, других вариантов у него в распоряжении не имеется.

Пейтон разговаривает с Агатой. Точнее он её милостиво слушает, подперев щеку кулаком. Агата, бледная, но все-таки просветлевшая от облегчения за успех собственной миссии — говорит и говорит, сыплет вопросами, и сама же не дает на них ответить.

На самом деле упоенной Агатой сложно налюбоваться. Как в те моменты, когда еще в Лондоне она говорила Генриху, что возможно, у него есть альтернативы кроме ада и возвращения на Поля, так и сейчас. У неё горят глаза. Как никогда.

Судя по всему, даже Пейтон находит это приятным для глаз, потому что смотрит он на Агату вполне благожелательно.

Самое забавное в этой картине мира — Миллер, что мнется в трех шагах от Агаты с покаянной рожей. Судя по всему, он уже жалеет, что не оказал девушке нужной поддержки, но…

Но Агата его абсолютно не замечает — и так сразу даже не поймешь, искренне она это или демонстративно, чтобы проучить «друга».

— Ох, простите, мистер Пейтон, я, кажется, совсем потеряла берега, — спохватывается Агата и прижимает к щекам ладони.

— Мне занимательно вас слушать, Агата, так что вы можете продолжать, — Артур невозмутимо пожимает плечами, всем своим видом показывая, что ему интересно, — я ведь уже говорил — я очень ценю рабочее рвение своих подчиненных.

Кто о чем, а начальник — про вечерние отчеты.

Генрих насмешливо фыркает, обращая на себя внимание архангелов.

— Ох, — Агата хватается за голову, — я совсем про вас забыла. А вас ведь нужно еще оформить, поселить, подобрать рабочее расписание наконец…

— Энни можете поселить у меня, — доносится от окна голос Дэймона.

Анна же протестующе мотает головой.

— Ну, уж нет, мне тоже нужно личное пространство.

Крыть Мэтьюсу нечем, но физиономия у этого паскудника недовольно мрачнеет. Анна же только хихикает, глядя на него. Ощущается, что флюиды влечения у этих двоих весьма взаимные. Только если Дэймон всю жизнь мечтал о покладистой подружке — тут ему придется привыкнуть к ощущению острого разочарования.