Великая мать любви - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/154
• Следующая

"Он сам на меня попер, - сказал я. - До свиданья." "Э, нет, друг, сказал Ерофеев ласково. - У нас тут не проходной двор. Пришел, ушел... Пиши заявление, как полагается. В твоих же интересах. Двенадцать дней отработаешь и получишь "увольнение по собственному желанию". И расчетные деньги. Если сейчас уйдешь - ничего не получишь."

"Я считал, что эксплуатация человека человеком в нашей стране давно уничтожена. Не хочу я его рожу кабанью видеть, Василь Сергеич..."

"Не увидишь, - сказал Ерофеев. - Я тебя на кубинский сахар пошлю. Мы склад у Турбинного завода ликвидируем. Сыро там... Твой напарник завтра возвращается? Вот и будете вместе потихоньку копаться... Там как раз на пару недель работы."

Они мне так уже успели надоесть с их бочками и ящиками и мешками, что я готов был исчезнуть тотчас, плюнув на заработанные деньги, но вспомнив о милиции, о нужном мне штампе в трудовой книжке, согласился.

"Сахар, еби вашу мать, сахарок... - Толмачев зло глядел на экспедитора дядю Лешу. - Пиздец спине ваш сахар называется. Ну Сову, я понимаю, в наказание, а меня за что?" - Хромой, очкастый дядя Леша был прикреплен к нам надзирателем. Помощи от него ожидать не приходилось. А помощь была нужна. Мешки были восьмидесятикилограммовые и крутая цементная лестница вела из обширного глубокого подвала на свет божий. Какой мудак придумал сгрузить сахар в цементный подвал?

"Ладно, молодые, здоровые, я в вашем возрасте горы сворачивал." "Результат налицо. Посмотри на себя в зеркало", - зло сострил Толмачев. Он вернулся "от дедушки" злой. Или дедушка умер, или бабушка заразилась от дедушки и тоже слегла. Он мне не сказал. Появился он после перерыва. Он естественным образом явился утром на продбазу, а уж оттуда его направили "на сахар", в ссылку.

Пыхтя, обливаясь потом и хрустя костями, мы снесли каждый по мешку вверх. Толмачев оказался не прав, трещала не спина, но к последним ступеням подламывались ноги. Скучал, сидя на тротуаре на пустой улице, шофер грузовика. Наши страдания его не касались. Его дело было провести грузовик через Харьков, где другие грузчики свалят мешки в другой склад. Мы с Толмачевым завидовали этим грузчикам. Я весил шестьдесят килограммов, то есть на двадцать кило меньше мешка, а Толмачев, я предполагаю не больше 58 кг. В углах мешки были твердые, сахар впитал сырой воздух и затвердел. "Мать ее перемать эту Кубу с ее сахаром! - ругался Толмачев, спускаясь в подвал. На хуя столько сахара, а, Сова? Представь себе, даже один такой мешок сожрать и то надо сколько чаю выпить..."

"Варенья люди варят, опять же есть типы, которые по пять ложек в чашку кладут."

"Я без тебя, Сова, на продбазе не останусь, - сказал он мне в конце рабочего дня. - Рогомупираловка становится все тяжелее, ебал я это удовольствие... Вначале помнишь, как было хорошо ведь, а? На колбасную фабрику ездили, на конфетную..."

Возвращаясь с конфетной фабрики мы, сидя в кузове (запертые, только щель для воздуха была оставлена) взломали все ящики и набили конфетами рукавицы. Экспедитор сидел в кабине с шофером. Пока шофер открывал ворота базы, мы ловко вышвырнули рукавицы с конфетами в придорожный бурьян. В конце дня собрали урожай. Много килограммов конфет. С колбасной фабрики мы украли 25 килограммов колбасы, применив классический трюк. С помощью шофера прикрепили в разных местах машины двадцать пять килограммов кирпичей, и въехав на фабрику, сняли их и оставили во дворе. Взвешивали ведь машину до, и после загрузки.

"Да, - согласился я, - и даже мешок не уведешь, четвероглазый над душой стоит."

"Пойдем, Сова, пожрем в столовую, - предложил он грустно. - Бутылку купим. Я угощаю." ' "Разбогател?" "Немного..." - он вздохнул.

За ним пришли на третий день. Он услышал шаги многих ног лестнице, и догадавшись, спрятался в дальнее ответвление подвала за мешки. Два дюжих амбала в гражданском спустились тяжело по ступеням вниз, штаны и тяжелые пыльные туфли появились вначале, затем полы плащей... и наконец физиономии. Грубые и неприличные, как сырое мясо, рожи. Подошли вплотную. Руки в карманах. Я сидел, свесив ноги на мешках.

"Савенко? Где Толмачев?" - сказал один из двух. "Не знаю, - сказал я. А что случилось?"

"А не твое собачье дело... - бросил тот, который порозовее и поводянистее. - Отвечай на вопрос." "Я же ответил уже - не знаю."

"На продбазе нам сказали, что мы можем найти его здесь." Я подумал, что наверху стоит дядя Леша, и они уже спросили его, и инвалид наверняка раскололся. Да и чего бы ему не расколоться. Ну, если не он, то шофер сказал, что Толмачев внизу, в подвале. Второй выход из склада существует, да, но им никто никогда не пользовался. Закрыт наглухо. Однако вопреки здравому смыслу я сказал: "Не пришел он сегодня. Может заболел..."

"Это ты сейчас заболеешь", - сказал водянистый, и вдруг вынул из кармана руку с пистолетом. "Эй, эй, вы чего? Не знаю я, где он, не видел я его!" "Вот говнюк...", - сказал который потемнее, обращаясь не ко мне, но к водянистому и вдруг всей тяжестью зарыл кулак в мой тощий живот.

"Блядь, мусор..." - простонал я, складываясь. Я знал, что когда ругаешься, становится легче. До этого меня не раз били в милициях.

"Тут я, - сказал Толмачев и вышел из-за мешков. - Отьебитесь от него."

"Вот. Хороший парень, - одобрил водянистый. - Пошли наверх. Дело есть."

"Заберешь мой халат, а Сова?" - попросил Толмачев. "Заберет, - сказал тот, что потемнее. - Получишь свой халат через пять лет." И они увели моего друга.

"Мусор" ошибся на два года в обе стороны. Толмачев получил много - семь лет за неудачное ограбление сберкассы, но вышел по амнистии (первая судимость) через три года. Тогда-то он и встретил меня, идущего с авоськой на ночную смену. И засвистел... "Дешевками" назывались легкодоступные девочки, подружки воров, у них был свой странный кодекс чести. Стать прачкой? Никогда. "Вора ты не заставишь спину гнуть"... В лагерях воры не вылазили из карцеров, харкали кровью, но работать отказывались. А я? Через несколько дней я отдал начальнику цеха заявление на расчет. Не только по причине его свиста и диких, влюбленных зрачков цыганки Насти, направленных, закатившихся вверх к нему, но и из-за этого тоже.

• Предыдущая
• 20/154
• Следующая