Распутье - Басаргин Иван Ульянович - Страница 83

До сих пор самым опасным для нас врагом был германский империализм, с оскаленными клыками шел он против Советской Республики, оторвал у нее громадные пространства, топтал ее своим грязным, кровавым сапогом.

Продолжать эту тактику вот сейчас, в данную минуту, он не может. Его людоедские, прежде такие острые зубы притупились и подгнили: сверху их притупил империализм Согласия, снизу их испортил червь разрухи и растущей революции.

Но чем больше военные успехи начинают переходить на сторону хищников Согласия, тем наглее становятся они по отношению к Социалистической Республике. Немецкий империализм попал уже одной лапой в капкан Западного фронта, другой – в капкан украинского восстания и австрийской революции. Его силы чрезвычайно связаны. Не так связаны они у империализма Стран согласия, у которого есть сейчас еще не пущенные в ход резервы: военные силы японского царя.

Хищники немецкого капитализма притворяются теперь ягнятами: им нужны с нами сейчас “мирные экономические отношения”. Они не могут, им невыгоден сейчас, в данную минуту, еще один фронт на Востоке. Наоборот, англо-французские биржевики прямо заинтересованы в создании этого фронта. Но какого?

Было бы крупной ошибкой думать, что они – сторонники революционной войны против империализма, хотя бы и германского. Нет, они – сторонники империалистской войны. Конечно, если бы раньше Советская Россия воевала бы с немцами, это шло бы отчасти и на пользу англо-французов. Но сейчас империалисты Согласия настолько усилились, что они хотят иметь свой собственный империалистский фронт на Востоке. Им нужны не войска, которые защищали бы советскую власть, диктатуру рабочих и беднейших крестьян против германских империалистов, войска, которые могли бы при случае отбить и атаки англо-французского империализма, погладив к тому же против шерсти нашу отечественную буржуазию».

Гада, держа в руке газету и глядя на Устина, излагал свои размышления по поводу статьи, периодически зачитывая выдержки из нее.

– А далее, господин Бережнов, – «Правда» пишет, что Страны согласия в то же время ищут надежные силы, которые открыли бы фронт на Востоке. Теми силами являемся мы – чехословаки и японцы. Высадка в Мурмане англичан – это уже сила. Потом Страны согласия высадятся в Баку. Таким образом, как сами о себе говорят большевики, они окажутся в крепких тисках. Если германцы попали в два капкана, то большевики попадут в тиски, – разглагольствовал Гада, размахивая газетой. – Но, Бережнов, ты пойми меня правильно, надо иметь большую силу, уверенность в себе, чтобы признаться в своих ошибках и просчетах. И это могут делать только большевики. А значит, они сильны, черт их дери! Знай я их силу раньше, то без слов бы перешел на их сторону. Мы – корпус международного капитала! Ха-ха! Знали бы наши командиры, что скоро от этого корпуса и лоскутов не останется. Наши солдаты большевизируются, и всё потому, Бережнов, что мы дико и зря многих расстреливаем. Я тебе уже приводил пример, когда против нас встанет стар и мал. Слушай дальше: «Если чехо-словацким батальонам, уже имеющим за собой тыл Западной Сибири, удастся продвинуться дальше на Запад, соединившись с англичанами, тогда и для немецкого империализма возникнет необходимость двинуть свои войска во чтобы то ни стало через Россию.

При таком положении дел немецкие империалисты будут, быть может, предлагать нам военный союз и «поддерживать» нас. Но мы знаем, что империалисты могут «поддерживать» нас только так, как веревка «поддерживает» повешенного. Подобно тому, как мы отказывались всегда от блока с англо-французским империализмом, мы отказываемся от блока с империализмом германской марки. Нам придется воевать тогда по-настоящему на два фронта, и мы будем раздавлены между двух жерновов.

Советская Россия превратится в таком случае в арену борьбы между двумя крупными врагами. Свалка их будет разыгрываться на прежней нашей территории. А это означает для нас самое худшее положение, какое только можно вообразить».

Черт знает что! Да в их положении любой блок выгоден! Не хотят. Я их начинаю любить. А потом, эта смелость: тайны свои делят с врагами. Свалка, Бережнов, будет невообразимой. Правы большевики, что вначале надо раздавить нас, а уж потом браться за других. Знаешь, почему надо вначале раздавить нас? Нет? Плохой ты ученик. Если они этого не сделают, им не будет открыт путь в Сибирь, отступать будет некуда. Они могут запросто сдать Москву, как это сделал Кутузов, а из Сибири добивать врагов своих.

– Москва падет – власть сменится.

– Чепуха это, Бережнов. Большевики будут вести с нами борьбу до последнего. Ты и без того видишь, сколько мы ни рвем, ни бьем, а большевиков делается всё больше и больше. Как в греческом мифе: надо оторвать Антея от земли. Но как? Выходит, мы его не отрываем, а наоборот, питаем землей. Скоро мы, Бережнов, будем сматывать удочки. Но куда ты побежишь?

– Никуда! Из России никуда! Тоже буду биться до последнего патрона, а там – что будет. Вообще-то, вы мне непонятны, господин полковник.

– Я уже тебе говорил, что авантюристы сами себе едва ли понятны. Я чех, а ты русский, но охрану своего штаба я доверил тебе с твоими орлами, потому что вам отступать некуда, а нашим есть куда. Но мы пойдем дальше. Мы взяли Иркутск, брали с тобой Самару, чтобы уничтожить Советы. Ты там обратил внимание на полудурков-правителей, которые выдают себя с головой. Пишут: «Советская власть свергнута, большевизм потерпел полное поражение на всей территории, подчиненной ныне Комитету членов Всероссийского Учредительного Собрания, но, несмотря на это, есть еще немало лиц, мечтающих о возвращении советской власти.

Лица эти вместе с отбросами населения усиленно возбуждают рабочих и крестьян против новой власти, пользуясь их недостаточной сознательностью и организованностью. Они внушают им, что рабочие вновь будут во власти капитала, а крестьяне будут лишены земли и подчинены помещикам». Вот так-то, адъютант Бережнов! А ведь правильно делают те «отбросы», что внушают правду рабочим и мужикам. Дай власть, и снова будет монархия, если не хуже. Наши и ваши секут мужиков, что забрали у помещиков земли, вешают протестующих рабочих. А вот, читай постановление о земле, где четко сказано, что моя земля есть моя, а не мужицкая. А что дали рабочим? «…Рабочий контроль, введенный комиссарской властью, отменен, и право рабочих организаций налагать запрещения на вывоз из фабрик тех или других фабрикатов также отменено…» и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь. Владелец фабрики снова вступает в свои права… Ну и ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, так ваши говорят.

– Да, но эта-то потеха нам дорого обходится. Что же дальше?

В Самару после взятия Сызрани 10 августа 1918 года прибыл военный французский агент при Чешском Национальном Совете, комендант Альфонс Гине. Полковник Гада и его адъютант Бережнов были приглашены на собрание военных руководителей. Здесь был предложен план дальнейших действий. Гине заявил:

– Главная задача – это удержать Волжский фронт до той поры, пока не подойдут союзники. Они уже скоро должны подойти. Держать плацдарм от Казани до Саратова. Мы по возможности и скоро попытаемся создать Северный фронт у Вологды и Мурома. Поэтому мы должны поторопиться со взятием Казани, затем через Баку соединиться с союзными войсками. Через Вятку соединиться с войсками, что будут подходить к Вологде.

Гине развил план, который должны выполнить войска союзников и войска Учредительного собрания.

Но предложить план – не значит его осуществить. И уже вскоре чешские легионеры оставляют волжские города один за другим. 18 сентября 1918 года генерал-майор Чечек, главнокомандующий Приволжским фронтом, взывал к гражданам России: «Казань пала. Симбирск очищен нашими войсками, из Вольска мы отступили. Как бы ни печальны были эти факты, мы не отчаиваемся. Мы уже пережили более тяжелые времена, чтобы теперь сохранить полное спокойствие и хладнокровие, к чему и вас всех, братья Русские, призываем», – Устин Бережнов читал недавно получившему генеральское звание Гаде объяснение Станислава Чечека причин отступления чешских легионеров, его объяснение превосходства «социалистической русской власти» тем, что командуют ее войсками германские офицеры и австрийский генерал. Читая, Устин выделил эту фразу голосом.