Презумпция невиновности (СИ) - Орлова Екатерина Марковна - Страница 34

При упоминании Вити сердце невольно сжимается.

— Я понимаю, — тихо говорит Софья, склонив голову.

— Тогда я завтра подам запрос, — прочистив горло, делаю глоток чая. — Позвони мне после свадьбы Никиты, думаю, к тому времени у нас уже будет какой-то результат. По крайней мере, мне хватит этого времени, чтобы понять, что там к чему.

— Спасибо вам… тебе большое! — Софья смотрит на меня светящимися глазами и легонько сжимает мою руку.

— Рановато пока благодарить. Расскажи лучше, как дела у вас с Макаром? Не обижает?

Она резко краснеет и опускает взгляд на тарелку с тортом, а я улыбаюсь. Надо же, скромняжка какая.

Ирина

— Ирина Сергеевна, — говорит следователь, как только я снимаю трубку, — хочу зайти к вам с делом Силантьева.

— А что с ним?

— Не по телефону, — многозначительным тоном отвечает Саша, и я киваю, хоть он меня и не видит.

— Заходи, конечно.

— Можно прямо сейчас?

— Давай, у меня еще полчаса есть до выезда.

— Я пулей.

Через три минуты в дверь моего кабинета стучат, и в него входит следователь. Молодой, но очень перспективный парнишка, едва закончивший юридический факультет. Но он с третьего курса стажировался у нас, так что после получения диплома только сменил должность и рабочее место. Ему не пришлось даже менять кабинет, в котором сидят следователи.

— Проходи, Саш.

— Доброе утро, — здоровается он и присаживается в предложенное кресло напротив.

— Чем порадуешь?

— Зависит от того, насколько эта новость будет радостной для вас. — он кладет передо мной на стол папку с делом родителей Софьи. — Вряд ли это несчастный случай, учитывая, что Силантьев расследовал дело Разгуляева.

— Так он был следователем? — поднимаю взгляд от папки и впиваюсь им в лицо Саши, а он кивает. — О, — выдыхаю, открывая дело и перекладывая документы, бегло изучая их.

— Он много интересного, судя по всему,накопал. Но чтобы знать наверняка, нам надо поднять дело, которое он вел. А оно, само-собой в архиве.

— Руководство в УВД осталось то же?

— Я знал, что вы спросите. Нет, через год после смерти Силантьева все его начальство выросло по карьерной лестнице. Сейчас в кресле начальника УВД сидит сослуживец Бориса Геннадьевича, Барвинский. Нажать на него?

— Нет, ни в коем случае. Никакого нажима. Сначал найдем следователя, готового ворошить прошлое, а потом уже будем делать официальный запрос в архив. Нам важно, чтобы сведения не вылились и не потекли в сторону Разгуляева, иначе окажемся на том же кладбище, что и Силантьевы.

— Тогда поищу концы в УВД.

— Давай. Я тоже покопаюсь. — Саша встает и идет на выход. — Спасибо, Саш, — произношу в догонку.

— Пожалуйста, Ирина Сергеевна, — он подмигивает мне, обернувшись. — Я рад поучаствовать в таком деле.

— Саш, пока даже наши коллеги не должны ничего знать. В теме будет только Попов и мы с тобой. По крайней мере, пока мы не поймем, откуда ноги растут.

Он кивает и наконец покидает мой кабинет. Я бросаю взгляд на сегрегатор, стоящий на моей полке слева от стола. Там большими буквами маркером наведено “Э.Р.” Эдуард Разгуляев. Человек, которому вот уже пятнадцать лет удается уходить от правосудия. До того, как Попов стал прокурором города, это дело было долгое время похоронено, но Денис Романович его поднял и велел понемногу раскручивать, но не высовываться раньше времени. Это дело под его личным контролем и под грифом секретности. О нем знаем только мы с Поповым и два следователя: Саша и Славик. Они и помогают мне понемногу собирать сведения.

Я понимаю все масштабы дела Разгуляева, как понимала и масштабы дела Наумова. И осознаю, какой будет резонанс, как и его последствия.

Бросив взгляд на часы, встаю со своего кресла, подхожу к зеркалу, чтобы проверить макияж и прическу, затем беру сумочку, кожаную папку с документами и покидаю кабинет. У меня слегка трясутся ноги, потому что я еду в суд, который находится в одном здании с арбитражным, в котором работает мой муж. У нас огромные шансы встретиться, но они так же и малы, потому что Виктор может быть на заседании. И все равно я трясусь, как липка на ветру. Я жутко соскучилась по мужу, просто нереально. Но в то же время я не хочу пока его видеть. Как будто намерено оттягиваю наш разговор.

Мне страшно начинать обсуждение нашей ситуации. Страшно выяснять, что делать дальше. Даже думать об этом боюсь, ведь пока еще непонятно, какие раны вскроет этот разговор. Что, если Витя скажет, что нам лучше расстаться? Готова я к такому развитию событий? Может, как раз для нас это был бы правильный выход, но я не могу о таком даже думать. Мне сразу хочется поджать хвост и, скуля, вернуться в свою берлогу. Боязно думать, что там, за чертой брака. Я отлично осознаю, что при желании не задержусь в холостом статусе, но также я понимаю, что и Витя, скорее всего, недолго будет одинок. Если вообще будет. И тогда я потеряю его навсегда. А так он все равно мой, хоть и приходится делиться им с другими женщинами.

Подонок! Как он мог так поступить с нами!

Внутри снова поднимается истерика, которую сложно контролировать. Сейчас, сидя за рулем в машине, у меня уже нет возможности отвлекаться на работу, чтобы заглушить переполняющие эмоции. И я дура! Идиотка, которая допустила все это. Но тогда у меня не было морального ресурса, чтобы уйти от него и потерять и его вместе с мечтой иметь ребенка.

К суду я приезжаю немного размазанная эмоциями. Я успела перепсиховать и слегка успокоиться, но, когда на горизонте маячит здание суда, поджилки снова трясутся. Припарковавшись, опускаю козырек и в который раз проверяю помаду на губах. Она нанесена идеально и не размазалась. Я знала это и так, но все равно еще раз смотрю. Закрываю козырек и перевожу взгляд на лобовое стекло, и тут же от неожиданности вскрикиваю. Прямо перед моей машиной стоит Богомолов с руками в карманах брюк.

Я судорожно вздыхаю. Как же, черт подери, я соскучилась! Просто до боли в груди, до остановки дыхания.

Сижу несколько секунд, пялясь на него. Мне не очень нравится, как он выглядит. На лице Вити ни тени улыбки и прежней легкости, которая ему присуща. Он слегка осунулся, взгляд мрачный из-под насупленных бровей. Губы сжаты в тонкую линию, а линия челюсти как будто сильнее заострилась.

Он ждет, пока я выйду из машины, достану с заднего сиденья сумочку с папкой и подойду к капоту своей машины. У меня до заседания еще двадцать минут, и я планировала это время потратить на перекур и звонок на завод, куда отправила прокурорское постановление, но до меня дошли слухи, что нарушения продолжают случаться. Хочу уточнить у них, получилили ли они постановление, чтобы можно было небезосновательно расследовать факт нарушения. Но, судя по всему, все это время у меня уйдет только на общение с мужем.

Складываю на капот свои вещи и закуриваю в ожидании, пока Витя обойдет машину и встанет почти вплотную к мне.

— Ты не берешь трубку, — спокойно произносит он. Я вижу, что спокойствие напускное. Похоже, ему больно так же, как и мне.

— Привет, — произношу вместо ответа.

— Мышка, нам надо поговорить.

Я сглатываю ком в горле и на секунду отвожу взгляд, а потом затягиваюсь дымом, только бы занять себя чем-то. Витя делает шаг ко мне, становяь слишком близко. Сквозь сигаретный дым я чувствую его особенный запах: аромат его тела, смешанный с ароматом туалетной воды, и он до сих пор кружит мне голову. Как же больно осознавать, что все это принадлежит не только мне!

— Ир, — снова зовет, когда я молчу.

— На следующей неделе свадьба Никиты.

— Да причем тут его свадьба? — взрывается он негромко, и мы оба оглядываемся, чтобы убедиться, что у нашего разговора нет свидетелей. — Плевать на свадьбу, Ир. Мы можем вообще на нее не идти. Но я хочу поговорить с тобой, нам надо это сделать.

— Может, я не хочу? — спрашиваю, глядя в его глаза, и тут же понимаю, что это ошибка. Я тону в них. Меня снова засасывает в его бесконечные глубины, откуда нет ни малейшего шанса выбраться.