Красная тетрадь - Беляева Дарья Андреевна - Страница 36

Может, ночь на Земле царила совершенно непроглядная.

Но я увижу другие планеты и узнаю, что все они разные.

Замечательная перспектива. Но сегодня, в эту ночь, мне стало отчего-то тоскливо, и я знал, что тоскливо стало и всем остальным. Я только не знал, что с этим делать. Казалось, даже Андрюша потянулся к людям.

Мы молчали, но никто из нас все еще не спал. Наконец Володя сказал:

– Пацаны, а ведь как-то все пока неплохо.

– Да, – сказал Боря. – Пока нормально.

– Это да, – сказал Андрюша. – Я ожидал большего.

– Да, – сказал я. – Я же говорил, что все будет хорошо.

– О, ты постоянно это говорил, – ответил Боря.

– И я оказался прав.

– Ну хоть раз ты оказался прав.

– Цыц, – сказал Володя. – Осенью вернемся в Москву, а там уже не за горами поездка на космодром. Приколитесь, как мы будем в Космосе?

– Весело будет, наверное, – сказал Боря.

– Веселье – не главное, – сказал я.

Володя вытянул руки, обхватил воображаемый руль и принялся его крутить.

– Это мы на космическом корабле, – сказал он. – Вжух! Вжух! Лавируем между звездами! В бесконечном пространстве! Разве не здорово?

– Здорово, – сказал я и закрыл глаза. Под веками заплясали красные звезды.

– Тусуемся на разных планетах. Вот тут все живут под водой, а там нет гравитации и все летают. А тут живут огромные динозавры до сих самых пор!

Перед глазами у меня стали возникать картинки. Я не то чтобы представлял их специально, они появлялись как бы сами по себе, просто от Володиных слов.

Володя говорил:

– Вот это мы в космическом кафе едим неясные корнеплоды, которые были когда-то разумными. Этично ли пожирать тех, кто способен вычислить дискриминант? А это мы сидим на берегу огненного озера. Оно накрыто колпаком, поэтому мы не горим. Но мы могли бы и гореть, какая разница? А это мы с другими пассажирами летим на какую-нибудь капиталистическую планету устанавливать там равенство. Мы летим тайно, и никто не знает, кто мы. Ну просто безобидные подростки.

Все представлялось мне так ярко: космическое кафе и похожий на мандрагору корнеплод на красивой тарелке, огненное озеро под стеклянным колпаком, все дымно-красное, уютный салон пассажирского космического корабля, похожий на салон самолета и свет звезд за окном иллюминатора или наоборот полная темнота и пустота.

Володя сказал:

– Мы объездим все планеты.

– Я слышал, – сказал я, не открывая глаза, – о планете ангелов. Пока я спал, сквозь сон.

– А я спал крепко.

– Там крысы размером с питбуля. И много дорогих магазинов. И все люди делают себе модификации.

– А еще все они – бомжи и проститутки, – сказал Боря. – Я-то слышал, а ты об этом умолчал.

Володя сказал:

– На планете ангелов мы побываем тоже. Мы побываем на всех планетах.

– Так здорово, – сказал я. – Ты очень хорошо рассказываешь.

Андрюша сказал:

– И мы будем убивать.

– Ну, конечно, дрочер, мокрая лапка, мы будем убивать.

– Но не просто так, – сказал я.

– Но не просто так, крошка политрук, – сказал Володя.

– И какие мы будем крутые!

– Да, Борька, мы будем крутые.

– Нас будут награждать на межгалактических съездах!

– Да, Борька.

– И мы войдем в историю, – сказал я.

– Ну да, Арлен, и в историю войдем.

– Как в межгалактическую проститутку!

– Фу, Боря!

– А мы можем разрушить целую планету?

– Ну если только очень маленькую, – сказал Володя.

Мне вдруг стало так хорошо и легко. Володин голос действовал на меня успокаивающе, и передо мной открылось будущее, которого я страстно желал.

Это будущее было наполнено приключениями и пользой, и мои товарищи, даже самые невыносимые из них, были со мной.

О таком ведь мечтает любой мальчишка!

И в этот момент я вдруг отчетливо понял, что Володя старше нас.

Нет, не то чтобы я не знал этого раньше: совершенно очевидная информация. Но я никогда об этом не задумывался. А тут оказалось, что он успокаивает нас и с ним так надежно и уютно мечтать.

Я заснул, грезя о космических путешествиях.

Вот это образы! Вот это я талант! Вот это я артист!

Арлен попросил меня записать какую-нибудь страшную историю. Страшные истории мы рассказывали вчера. Вернее, их рассказывал я.

Мне кажется, страшилки надо рассказывать, а не записывать. Записанные страшилки совсем не страшные. А еще страшилку надо рассказывать кому-то. От того, какой человек ее слушает, зависят слова, которые надо выбирать.

Я не умею делать страшно всем сразу, зато хочу научиться.

Я пока не понял, кому Арлен адресует свой дневник, людям будущего или нам, или маме, или себе самому.

Но я адресую свою страшилку всем на свете.

Жил-был один мальчик (или девочка, тут это не важно). Мальчик заварил себе чай, но когда он взял его, то из кружки немножко пролилось на новый линолеум.

Мальчик подумал: само высохнет. Ему совсем не хотелось вытирать чай. А чай был без сахара и по цвету подходил к линолеуму, поэтому его можно было не вытирать.

Мальчик взял немножко варенья и ушел в комнату пить чай. Через полчаса он вернулся на кухню, чтобы помыть липкую чашку, смотрит, а кот стоит и чайное пятно лакает.

Мальчик никогда не видел, чтобы кот пил чай.

Он помыл кружку и ушел, а кот с тех пор стал какой-то странный: тяжелый и говорливый. Он много мяукал, и его стало совершенно не поднять на руки. Глаза его изменили свой цвет и стали еще красивее. Это уже не был прежний кот, и интересы у него стали другими.

Кот подолгу сидел у комнаты мальчика и мяукал.

А чайное пятно не высыхало, но мальчик подумал, что оно все-таки высохнет. Он пришел на кухню, сделать себе ужин, смотрит, а чайное пятно лакает его маленькая сестра. Ей было четыре года, но с тех пор это стала совсем другая сестра, тяжелая и говорливая. Глаза ее изменили свой цвет и стали еще красивее. Это уже не была прежняя сестра, и интересы у нее стали другими.

Сестра подолгу сидела у комнаты мальчика и звала его.

Она говорила:

– Братик, выйди ко мне, пожалуйста, спасибо.

Раньше она никогда не говорила ни «спасибо», ни «пожалуйста».

С работы пришла мама, и мальчик испугался, что она будет ругаться, потому что чайное пятно еще не высохло. Он сидел в комнате тихо, как мышка, а потом вышел на кухню, чтобы незаметно вытереть пятно.

Но на кухне мама стояла на четвереньках и лакала чайное пятно.

С тех пор мама стала какая-то странная: тяжелая и говорливая. Глаза ее изменили свой цвет и стали еще красивее. Это уже не была прежняя мама, и интересы у нее стали другими.

Мама подолгу сидела у комнаты мальчика и звала его.

Она говорила:

– Сыночек, выйди ко мне, пожалуйста, спасибо. Я ведь тебя так люблю.

Раньше она никогда не говорила «я тебя люблю».

Мальчик испугался, он решил вытереть пятно, но оно никак не вытиралось. Вся жидкость впитывалась в тряпку, но мальчик отворачивался, и чайное пятно появлялась снова.

С работы пришел папа. Он часто задерживался допоздна. Мальчик испугался, что папа его накажет. Папа часто наказывал его. Но когда мальчик вышел на кухню, папа лакал чай из чайного пятна, после этого папа стал какой-то странный: тяжелый и говорливый. Глаза его изменили свой цвет и стали еще красивее. Это уже не был прежний папа, и интересы у него стали другими.

Папа подолгу сидел у комнаты мальчика и звал его.

Он говорил:

– Сын, выйди ко мне, пожалуйста, спасибо. Я ведь тебя так люблю. Давай поедем на рыбалку.

Раньше он никогда не предлагал мальчику поехать на рыбалку.

Мальчик очень испугался и вызвал милицию. Он открыл милиционеру дверь и попросил его посмотреть на пятно. Милиционер пошел на кухню, а когда мальчик тоже туда пришел, он увидел, что милиционер лакает чай из чайного пятна, после этого милиционер стал какой-то странный: тяжелый и говорливый. Глаза его изменили свой цвет и стали еще красивее. Это уже не был прежний милиционер, и интересы у него стали другими.