Отчуждение (СИ) - Обава Дана - Страница 24

— Убирайтесь оттуда, слышите?! — кричит женщина срывающимся от волнения голосом. — Я уже позвонила в полицию!

Обернувшись, вижу ее силуэт и слышу, как она взбирается по ступенькам. Наверное, на той стороне к забору приставлена небольшая стремянка. Женщина в возрасте. Ее голова появляется над забором, она щурится на солнце.

— Мира, это ты? — удивленно спрашивает она. На секунду ее лицо принимает благожелательное и сочувственное выражение.

Я поднимаюсь с земли и подхожу ближе, женщина понимает, что обозналась и пугается. Как будто привидение увидела.

— Простите, что испугали. Мы сейчас уйдем. — Говорю я, но остаюсь стоять на месте. На самом деле я не могу уйти. Я очень хочу, мне просто необходимо отодвинуть эту старую, разваливающуюся будку и забраться под этот несчастный дом, в Его мысли и в Его душу.

Женщина тоже продолжает стоять неподвижно. Она сильно напугана. Больше, чем если б увидела во дворе десяток пьяных вандалов с топорами.

— Он был хорошим мальчиком, — вдруг говорит женщина и сама удивляется себе. И как только ей пришло на ум сказать такое? — Вы ведь одна из тех девушек, которые… — у нее не получается подобрать слово или просто выговорить его, — …остались… — неуклюже заканчивает она. Потом сдавлено вскрикивает и зажимает себе рот ладонью, по ее лицу вдруг начинают течь слезы, плечи вздрагивают, взгляд устремлен мимо меня.

Приходит шальная мысль, что Он сейчас стоит позади меня. Оборачиваюсь, но в дверях всего лишь Мел. Тот же рост и телосложение, тот же цвет волос и стрижка, даже толстовки на нас сегодня одинаковые. Те две девушки, которые “остались”, остались в живых. Очень похожи друг на друга и, видимо, на некую Миру, с которой эта женщина меня по началу спутала.

— А кто такая Мира? — спешу удовлетворить свое любопытство.

— Его младшая сестра, — сдавлено проговаривает женщина, пытаясь вытереть слезы, но на месте вытертой влажной дорожки тут же образуется другая. — Мне очень жаль, — приговаривает она, — очень жаль.

Мел молча делает шаг назад и исчезает где-то в доме. Я смотрю на Его соседку, которая стоит на стремянке, плачет, страдает, но не делает попыток уйти, уклониться от тягостного разговора, и хочу у нее спросить… Она ведь знала его еще ребенком, так?

Шрамы, разбросанные по всему моему телу, начинают ныть, они хотят узнать, что же такого у Него произошло в жизни, что Он поступил с нами так?… горят огнем от нетерпения.

— Он был таким добрым заботливым мальчиком, — всхлипывает соседка. — Всегда здоровался, предложил подстричь мой газон, когда я сломала ногу. Провожал сестренку в школу, так трогательно держал ее за руку. У них была очень хорошая семья. Пока… пока их отец, не сошел с ума. Тогда все изменилось. Может поэтому? Может это наследственное?

— Что значит, он сошел с ума? — спешу уточнить я.

— Сначала он стал часто выпивать, и его уволили с работы. После этого он стал каким-то агрессивным что ли, часто повышал голос на детей и жену, а иногда вообще было не понятно на кого он кричит. Потом мы начали замечать, как он бесцельно шатается по району, просто ходит туда-сюда с бутылкой в пакете. И что ему ни скажи, сразу воспринимал как оскорбление. Однажды кинул в меня бутылкой, а я ведь только посмотрела в его сторону. Хорошо, что я далеко стояла, и он не попал. А через года полтора он уже не жил с семьей. Говорили, вроде, что он ночует вместе с бездомными в здании заброшенного торгового центра. Он тут недалеко, до сих пор стоит. Ходят слухи, что построили его на месте старого кладбища, понимаете, сейчас же суеверные все. Да и подъезд там неудобный. До сих пор стоит никому ненужный. — Перейдя на отвлеченную тему, женщина смогла успокоиться, и теперь смотрит на меня с печалью, но не более того.

— Когда вы последний раз его видели?

— Да уж много лет прошло. — Женщина задумалась, но точнее вспомнить не смогла.

— А собака у них была? — киваю я на будку.

— Да, Карл принес щеночка из приюта, вскоре после того как отец их окончательно бросил.

При упоминании Его имени я вздрагиваю. Оно слишком простое и человеческое и для чудовища не подходит. Соседка замечает мою мимолетную оплошность, и все, она замолкает.

— Он любил эту собаку? — дрожащим голосом выдавливаю из себя вопрос.

— Любил. Возился с нею все время.

— Это Он выбрал ей имя?

— Да, кажется, он.

— А как она умерла?

— Ее сбила машина, — коротко отвечает женщина, но мнется и, кажется, готова рассказать что-то еще.

— Как это произошло? Пожалуйста, для меня это очень важно.

— Бет была очень дружелюбная и ласковая собачка, но, кажется, не очень умная. Она просто ушла за кем-то. Я не знаю точно. Он… он искал ее весь день, обвесил всю округу объявлениями. Вернулся только поздно вечером и… я слышала, как он рыдал в своей комнате. Мне было так его жалко, я даже испекла ему пирог с вишней.

— Вы отдали ему этот пирог?

— Нет, передала через Миру, это она открыла дверь. Она сказала тогда, что не знает, что произошло, но брат очень расстроен.

— А потом?

— Потом, уже на следующее утро, я увидела их мать, собирающей объявления на улице. Она мне и сказала.

— Что она вам рассказала? — Допытываюсь я, как будто речь идет о деталях моей собственной гибели, а не о смерти моей тезки.

— Только это, — женщина растеряно качает головой. — Что Карл нашел Бет мертвой и, что, по всей видимости, ее сбила машина.

— А где это произошло, не сказала?

— Нет, она спешила и не хотела разговаривать.

— Она была расстроена?

— Да, конечно.

— Она выглядела беспомощной или сердитой?

Сначала женщина смотрит на меня непонимающе, но потом отводит взгляд и пытается вспомнить.

— Может быть, она злилась на кого-то, — говорит она после паузы. — Может быть, на того, кто сбил Бет? Это было бы естественно.

Женщина уходит принять свое лекарство. Я так и не выяснила, как ее зовут — из меня вышел бы отличный следователь, просто шикарный.

Макс поджидает меня возле двери. Тактично не хотел лезть в разговор, но он недоволен.

— Говорила о нем так, словно пыталась оправдать, — кипятится друг. — Мертвая собака, отец алкоголик со склонностью к бродяжничеству и это, конечно, все объясняет!

— В принципе, возможно.

— Еще скажи, что это ты во всем виновата! А он просто жертва обстоятельств!

— Ну, нет, — мямлю я. Со всем моим стремлением понять Его, обвинять себя в Его поступках я тоже не стремлюсь. Это было бы слишком.

— Ну, счастье! Значит, в психушку мы сегодня повезем только Мел.

— Ты бы не мог сдвинуть эту будку?

Макс подступается к будке без малейших вопросов. Сдвинуть ее с места оказывается не просто, она словно прилипла и угрожает развалиться в руках. Но у Макса все выходит. Он отряхивается и садится на корточки перед маленькой железной дверцей. Брезгливо кривится, но отдергивает щеколду и открывает вход в низенький подпол.

— Можно мне все-таки туда залезть или ты снова будешь хватать меня за ноги?

— Давай я, — подаю я на колени и, пока не передумала, заползаю в темный лаз мимо удивленного друга. Даже фонарик включаю не сразу, а только когда света с наружи становится недостаточно.

Вокруг меня трубы, провода, запрятанные в кожухи, но свободного места много. Под коленями и ладонями песок. Больше смотреть не на что. Я ползу в том направлении, где должна быть Его комната. А вот и дыра, через которую, Он, должно быть, пролезал сюда, еще будучи ребенком.

Если Он и приносил сюда что-нибудь, это отсюда забрали. Сажусь на песок и пытаюсь свыкнуться с этим местом. Впереди светлый прямоугольник, через который я вижу ноги Макса. Мне не страшно. Ощущения совсем иные, чем в Его подвале. Очень низкий потолок, но он не давит. Здесь скорее чувствуется защищенность. Это тайное логово. Снаружи все вокруг таит в себе опасность, и оно непредсказуемо. А здесь безопасно. Сюда можно спрятаться. И здесь можно спрятать то, что хочешь защитить, о чем хочешь позаботиться. А ведь Он очень заботливый человек, по словам соседки, чье имя я не спросила.