Отчуждение (СИ) - Обава Дана - Страница 25

— Позови сюда Мел, — кричу я.

— Это Он меня зовет? — тут же слышу я насторожено-истеричный голос Мел. Все, клиника. Вряд ли при таком раскладе она почувствует здесь то же что и я, так что просто ползу назад, на свет и ноги Макса.

Через четверть часа выезжаем на обширный пустырь, где раньше была автостоянка заброшенного торгового центра. Покрытие все еще ровное как стол, не то что паркинг возле моего дома. Вылезаем из машины и видим под ногами частицы праздника: блестки и мелкие пятнышки неоновой краски, мусор от взорванной пиротехники, обрывки гирлянд и всякой прочей праздничной мишуры. Похоже, у парковки давно уже появилось новое предназначение. Может все это уберут перед следующей тусовкой, а может присыплют следующим слоем.

Как бы то ни было сейчас вокруг пусто и тихо. Непосредственно рядом так и не было никогда ничего построено, судя по не выровненному ландшафту. Только кусты и трава. Автозаправка, которые мы проехали, совсем близко, но отсюда ее не видно. Зато нас здесь хорошо видно. С воздуха, например. Как раз над головами неслышно пролетел патрулирующий дрон.

Макс замешкался и до сих пор вылез из машины только одной ногой.

— Хочу оставить сообщение, — поясняет он, — ну, знаешь, где искать наши обезображенные тела, если что.

— Боюсь, как бы нас не начали искать раньше, чем понадобится, — смотрю на медленно удаляющийся дрон. Похоже, пока мы не вызвали у его оператора особых подозрений или он просто отвлекся. Но он может вернуться, а у нас нет никаких возможных причин оставаться здесь, кроме небольшого нарушения закона. Само здание ТЦ обнесено двухметровым забором с плакатами, требующими забыть и думать о вторжении на территорию повышенной опасности.

— Можно запрограммировать автомобиль сделать круг по городу и вернуться за нами позже, — бесцветным голосом сообщает Мел, глядя куда-то в пространство.

Макс недовольно хмурится, такой опции у его автопилота нет. Добраться без пассажиров в назначенное место — пожалуйста. В назначенное время выехать и с поправкой на дорожную обстановку и допустимые скорости движения прибыть на место максимально близко к назначенному времени — непременно, рекламу все видели. Но попросить автомобиль помотаться где-нибудь, пока хозяин не позовет, — нет, извините. Но для Мел это не проблема, она просачивается на водительское место и несколько минут колдует над встроенным компьютером. В универе ее основная специальность — сетевая безопасность.

— Мне потом в обслуживании не откажут, с пиратскими патчами? — ворчит Макс, но самоуправство не пресекает.

Вскоре автомобиль деловито закрывает окна и стартует на самостоятельную прогулку. Разворачивается, но разметки не видит, так что Макс доламывает последний разметочный столбик на границе пустыря и тащит его сбоку машины, имитируя обочину.

— Есть более продвинутая версия… — начинает Мел, когда он возвращается. В ее глазах на секунду загорается обнадеживающий огонек.

Теперь нам нужно каким-то образом преодолеть высокий полимерный забор вокруг ТЦ. Он яркого апельсинового цвета и красиво сияет на солнце. Еще он гладкий и зацепиться на нем не за что. Пожалуй, нужно обладать некой физической формой, чтобы перемахнуть через такую ограду, но мы с Мел ее явно подрастеряли, так что идем вдоль забора в поисках входа для инвалидов, лиц пожилого возраста и нарушителей с детьми. Проходим метров триста, заворачиваем за угол и чуть не пропускаем небольшой отломанный кусок. Максу едва удается протиснуться сквозь образовавшуюся прореху, нам с Мел гораздо легче.

Идем обратно вдоль здания, надеясь найти какой-то не слишком заметный лаз или вскрытую служебную дверь, но в итоге заходим через парадный вход. Проход проделан в широких прозрачных дверях, и просто прикрыт фанерным листом. Впереди некий тамбур, еще одни двери, и дальше мы выходим в огромный зал, ограниченный в высоту только полупрозрачной крышей здания. Слева и справа от нас по пять уровней магазинов, словно два пятипалубных судна сошлись вместе. Между ними перекинуты многочисленные разноцветные мостики. Когда-то все это сияло. Вокруг бегали неутомимые ножки многочисленных шопоголиков.

Огромное заброшенное здание производит гнетущее впечатление. Мертвая, настоявшаяся на пыли и запустении тишина. Никого здесь не было уже очень долго, хотя откуда бы мне это знать? Откуда знать, что в этих многочисленных нарезанных тонкими перегородками помещениях и переходах никого нет?

— Что если здесь и сейчас живет кто-нибудь? — шепотом вопрошает Макс. — Им не понравится, что мы тут шастаем.

Возле входа мы как на ладони для любого, вышедшего на любую из растянувшихся над нами галерей. Стоять на месте бессмысленно. Но я беспомощно оглядываюсь вокруг и не знаю, куда нам идти, что нам предпринять дальше.

— Что ты рассчитываешь здесь найти?

В растерянности смахиваю со лба мокрые волосы, от волнения стало очень жарко. Зачем я вообще притащила всех сюда, это не Его территория… Кровь бухает в ушах, нестерпимо пахнет гарью, так что начинает подташнивать…

— Что если вы подождете меня снаружи? — предлагаю я.

— Я тебя тут одну не оставлю, — фыркает Макс. — Много лет прошло, что-либо искать тут бессмысленно.

— Я не буду искать, — пытаюсь намекнуть я.

— Попробуешь подключить шестое чувство? — с сомнением уточняет Макс. К возможностям ясновидения он относится скептически, как и большинство населения планеты, как и я сама. Но это вроде как теперь моя работа. Уповать на случайное озарение, не обоснованное и туманное, единственный оставшийся мне путь.

— Ладно, — покладисто соглашается Макс. — Но ведь тебе не обязательно для этого бродить по всему зданию? Отойдем куда-нибудь, где нас не так будет видно, но недалеко от выхода, если что.

Он оглядывается и выбирает для нас нишу в стене, где возможно раньше стояли автоматы. Я располагаюсь чуть в сторонке, поворачиваюсь к друзьям спиной и закрываю глаза. В очередной раз переживаю, что не обладаю экстраординарными экстрасенсорными способностями. Но вспоминаю нашу преподавательницу с ее тихим как ручеек голосом, часто повторяющую, что, хотя истинным даром обладают единицы, прикоснуться к чуду может каждый.

Чудо, к которому нужно прикоснуться мне — это смерть и разложение. Оно плохо пахнет, оно оглушительно громкое, оно мучительно, как зубная боль. Оно полно безумия, страха и бессильной злобы.

Вонь от горящего пластика и ветоши не дает сосредоточиться. Против воли открываю глаза и ищу взглядом источник. Это гора обугленного мусора посреди зала. Матрасы, одеяла, грязная скомканная одежда, тазики и кастрюли, даже игрушки.

Это остатки того, что было выволочено из маленьких пластиковых квартирок, которыми стали бывшие магазины на верхних уровнях здания, то, чем были занавешены широкие витрины, давая их обитателям некоторую долю приватности.

У края кучи лежит на боку розовый трехколесный велосипед. Такой же как был у Джилли, когда ей было четыре года, она каталась на нем вокруг детской площадки перед домом, круг за кругом, бесконечно. Ждала, когда мама вернется с работы. Когда соседка не выдержала и сказала ей, что мама не вернется, Джилли назвала эту женщину дурой. Это было первое слово сестренки, сказанное за три месяца.

Мне представилось, как на этом велосипеде каталась такая же маленькая упрямая девочка вокруг опустевшей чаши фонтана, круг за кругом. К велосипеду была привязана банка с камушками внутри, от нее на полу остались крошечные царапины.

Если бы Он пришел сюда искать свою собаку или если бы Он пришел сюда искать своего отца, чтобы сказать ему о собаке, Он бы прошел мимо этой девочки. Девочка на розовом велосипеде сразу бы сделала это место не таким уж страшным.

Забыв, что собиралась стоять на месте, прохожу вглубь здания, поднимаюсь на второй уровень ТЦ по лестнице сбоку от центральной аллеи. Мелкий мусор шуршит под ногами, не позволяя передвигаться бесшумно. Перед тем как сделать очередной шаг я тщательно прислушиваюсь, боясь, что здесь все же не настолько безлюдно как кажется. Однако это мешает моей основной задаче. Я концентрируюсь на настоящем, тогда как важным сейчас является прошлое. Пришла я именно за ним, и о собственной безопасности нужно ненадолго забыть. Получается далеко не сразу. После трех недель в Его подвале инстинкт самосохранения играет в моем оркестре главную скрипку, и вступает без моего одобрения или желания. Однако у меня есть против него кое-что в рукаве. Не знаю, как у других, но у меня этот инстинкт крайне, просто до занудства серьезен. Не стоит даже предлагать ему немного подурачиться или поиграть. Поэтому я останавливаюсь в начале самого темного и небезопасного на вид коридора, заполненного всяким хламом, среди которого легко может укрыться любая самая неожиданная опасность, вытягиваю шею и вопросительно мяукаю. Мой инстинкт самосохранения шокирован таким несерьезным подходом и с ворчанием уползает в темноту. Хлам в коридоре не подает ответных признаков жизни, так что иду вперед уже спокойно и без какого-либо мешающего сосредоточиться внутреннего конфликта.