Отчуждение (СИ) - Обава Дана - Страница 26

На ходу бездумно разглядываю встречающиеся по пути витрины и манекены. Последние словно бы выстроились и смотрят на меня в ответ, указывая руками на что-то впереди. Может быть, кто-то специально поставил их так, а может мне просто кажется, но по их указаниям я постепенно ухожу вглубь здания — дорога ничем не хуже других.

Наконец путь преграждает старое грязное покрывало, повешенное кем-то на манер занавеса. Не слишком приятно дотрагиваться до него, но иначе дальше не пройти. Берусь за край и чуть приподнимаю, но тут покрывало полностью соскальзывает с того, на чем оно там висело, и падает к моим ногам, взметая тучу пыли.

Итак, занавес падает, и передо мной возникает большой белый экран, ярко освещенный прожектором. Перед экраном жмется от ужаса небольшая лохматая собачка. К ошейнику на ее шее привязана веревка. Другой ее конец идет вверх и теряется в темноте. При виде меня она бросается в мою сторону, но тормозит раньше, чем натягивается веревка. Кто-то, стоящий рядом со мной, пугает ее. Этого кого-то мне рассмотреть не удается из-за света прожектора, но он очень большой.

— Ты за ней пришел? — спрашивает громкий неприятный голос. — Что-то раньше ты брезговал ко мне сюда заходить, а за ней пришел?

Мне хочется схватить собаку, выдернуть из ошейника и стремглав бежать с ней отсюда от этого страшного, режущего слух голоса, но ноги словно приросли к полу. Их как будто вообще не стало, я резко стала ниже ростом и смотрю на все это снизу, может быть, поэтому силуэт человека рядом с прожектором кажется мне таким большим.

— Чем она это заслужила? — голос переходит на крик. — Ты правда думаешь, что она особенная, твоя, и любит только тебя? Да эта продажная сука пошла за мной всего лишь потому, что у меня был вкусно пахнущий пакет в руках! Гребаный кусок мяса на кривых ножках любит каждого, кто предложит пожрать! Вся суть отношений в этом! И ты ничем не лучше! Ты любишь свою тупую разжиревшую мать, только потому что она тебя кормит и покупает игрушки. А меня нет, ведь я перестал приносить птенчику еду в клювик. И все, тут же стал не нужен! И вы все от меня нос воротите! Смотри!

Веревка натягивается и поднимает собаку в воздух. Та пытается извернуться, чтобы выскользнуть из туго затянутого ошейника, бьет лапами. Ее мотает на конце веревки, но когда возможно она озирается на меня и смотрит с мольбой и страхом своими большими выпученными глазами.

Мужчина подходит к ней и бьет с размаху чем-то тяжелым. На это невозможно смотреть. Но он все время повторяет: “Смотри, смотри!” И это невозможно слышать. Звуки ударов, визг. Молчание отмучавшегося животного наступает как благословение.

Мужчина перерезает веревку и тельце падает на пол. Теперь оно действительно похоже на кусок мяса. Повозившись, он снимает липкий пахнущий кровью ошейник, подходит ко мне и одевает его мне на шею.

— Теперь твоя очередь! — проговаривает он и, схватившись за него, поднимает меня над полом. Хохоча как безумный, он трясет меня в воздухе, а потом, приподняв повыше, кидает об стену.

Боли я не чувствую, только кровавую тяжесть на своей шее. Вскакиваю и бегу, просунув пальцы под ошейник, мне нестерпимо, что он касается моей кожи. И я боюсь, что он снова схватит меня. Бегу мимо манекенов, которые безучастно взирают на меня как будто из-под потолка, такими огромными они мне кажутся.

Бегу так быстро, как только могут позволить мои коротенькие ножки, но этого недостаточно, мне не оторваться, не уйти. У меня нет шансов на спасение, пока мне не удается наконец нырнуть в спасительную темноту, между наваленных в конце коридора коробок. Но я слышу как он, извергая ругательства, легко расшвыривает их в стороны, и я ползу, ввинчиваюсь между ними, просачиваюсь как змея, обезумевшая от ужаса и слепая. В темноте я пробираюсь глубже и глубже в этой свалке ненужных вещей, они падают мне на голову, задевают острыми краями, и наконец рука не находит опоры и я падаю вниз, соскальзываю по какой-то неровной поверхности и останавливаюсь лежа ничком на чем-то прохладном, приподнятом над полом.

Больше никакого шума, никакой ругани и тяжелого дыхания. За то время, что я тут бродила и убегала от призраков прошлого, успело стемнеть и теперь все выглядит иначе, но я явно снова на центральной аллее, похоже скатилась вниз по пространству между эскалаторами.

— Так, кто здесь?! — раздается от входа в ТЦ. Я вижу луч фонаря и сползаю на пол, спешно ища глазами укрытие. — Выходите сами, и тогда проблем не будет! — голос не слишком уверенный, но все еще надеющийся, что говорит с пустотой.

Немного поводив фонарем, охранник уже поворачивается уходить, но внезапно луч выхватывает из темноты человеческую фигуру. В первую секунду я думаю, что это очередной манекен. Но это Мел.

Охранник столбенеет. Световое пятно от его фонаря немного потрясывает. Мел стоит неподвижно — одинокая и измождённая худая фигурка в темном зале давно заброшенного ТЦ. Ее тяжелый немигающий взгляд совершенно безумен. Охранник шокировано разглядывает Мел, а его тело непроизвольно делает шаг назад. Она выглядит так, как будто хочет съесть его мозг.

Раз уж нас все равно заметили, я встаю и выхожу из укрытия. Мужчина, заметив движение, направляет на меня луч фонаря и вдруг начинает орать. Не на нас, а просто в пространство, выражая этим некую свою сильную эмоцию. Я запоздало понимаю, что два зомби страшнее, чем один, тем более что мы с Мел похожи и даже одеты почти одинаково. Два идентичных зомби, один из которых только что словил страшные глюки и немного не в себе, и второй сильно не в себе. Пятки охранника сверкают уже от самого входа и исчезают, а к нам несется Макс, хватает нас за руки, сначала одну, потом другую, и мы вместе мчимся на другую сторону ТЦ, надеясь не встретиться там с наскоро собранным отрядом охотников на зомби.

Вернувшись домой, обнаруживаю на кухне подругу жены. Меня не предупреждали, что она сегодня придет. София оборачивается и извиняется за это, но я слишком устал, чтобы слушать их женские разговоры. Прохожу мимо и запираюсь в ванной.

Даже собственное отражение в зеркале раздражает меня, так я вымотался. Раз за разом плещу в лицо холодной водой, и меня более-менее отпускает. Если подумать, было грубо вот так резко пройти мимо них. Не помню, поздоровался ли я вообще. Пытаюсь снова прокрутить эту сцену в голове. Что-то было явно не так, когда я вошел. Что-то должно было случиться, раз Ирен — одна из немногих подруг Софии, допущенных к нам в дом — пришла сюда без предварительной договоренности. Мне стоит выйти и поговорить с ней хотя бы несколько минут. По крайней мере, узнать, что происходит.

Моя жена опять оборачивается, услышав мои шаги в коридоре. Ее лицо кажется испуганным. Первая мысль, что причина во мне.

— Муж Ирен снова нашел ее, — говорит София.

Я с трудом вспоминаю, о чем она. Меня вся эта драма никак не касается, но я стараюсь проявить сочувствие, поскольку именно этого от меня и ждут. Не понимаю, чем мы можем помочь и почему этот навязчивый, грубый, пристрастившийся к алкоголю человек является такой уж проблемой, учитывая, где Ирен работает. Сама она объясняет, что боится принять против него жесткие меры из-за их двоих детей, для которых он все же является отцом. Бессмысленное на мой взгляд обсуждение продолжается еще сорок минут, и хотя я практически не принимаю в нем участия, но и уйти не могу. София под столом сжимает мою ладонь.

Когда они, наконец, прощаются, жена просит меня отвезти Ирен домой. Не понимаю, почему та не может воспользоваться такси, к тому же меня смущает мысль, что я окажусь наедине с женщиной в своей машине. Конечно, Ирен не та женщина. Не тот тип женщины. По крайней мере сейчас, напуганная и жалкая. Кроме того важна не только она сама, но и сам процесс, вся та цепочка действий, которые постепенно пробуждают того отвратительного ненасытного хищника внутри меня. Но могу ли я быть полностью в этом уверен? С каждым днем паучиха захватывает все новые территории моей личности, с каждым разом ее выход становится всю легче. Ей уже не нужно прогрызать себе путь через мои внутренности. Дыра в моей груди покрыта всего лишь тонкой корочкой из застывших крови и слез. Я не знаю, когда она прорвется в следующий раз. Может быть, прямо тогда, когда я, буду сидеть за рулем, сосредоточусь на траффике, безотрывно глядя на дорогу, но при этом не перестану ощущать исходящее от ее тела тепло, запах волос. Что если в один такой момент, чудовище прорвется наружу, вытянет из меня свои уродливые смертоносные конечности, и замкнутое пространство моей машины в одну секунду превратится в бойню?