Новая жизнь 5 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 37

И ее нечастные визиты к отцу напоминали ей это чувство, когда она стояла в тех кустах с палкой, подобранной по дороге, чтобы на спор ткнуть мертвую собаку в голову, стояла не решаясь, думая, что собачке все еще может быть больно. Или неприятно в любом случае. Потому она бывала у него не так уж и часто. Он каждый раз очень радовался ее визиту и даже начинал прибираться в доме, находил в холодильнике фруктовый лед — обязательно с ананасом и ей было неудобно напоминать ему, что она уже давно не ребенок и замороженный фруктовый лед на палочке уже не может поднять ей настроение на целый день.

Потому она и не ходила к нему часто. Видеть его в таком состоянии… он словно бы извинялся перед ней за то, чтоб все еще жил. За то, что еще дышит. А ведь она помнила его сильным, красивым мужчиной, старшим полицейским инспектором… она всегда хотела быть похожей на него и всегда представляла себя в полицейской форме — нормальной полицейской форме, в фуражке, а не в этой смешной шляпке, с оружием, а не с складной дубинкой и в здоровенном американском бронированном автомобиле, а не в этом… экологическом недоразумении. И контраст между ее воспоминаниями и тем, кем он стал сейчас… этот контраст был просто невыносим. Словно в груди у тебя клякса чернильная расплывается. Шлеп — и все черное.

— Ты вчера и отца видела и секс у тебя был? — хлопает глазами Сэки: — какой насыщенный вечер у тебя… а ведь мы только в десять расстались. Ты молодец. Надо жить насыщенной жизнью, а вот у меня ничего такого не было. Я вечером с Кимурой-саном в паб ходила, а потом гадала на таро, а потом…

— С Кимурой?! Да ты с ума сошла, он бабник тот еще!

— Да я же не на свидание! Я так… мы пивка попили и разошлись… — оправдывается Сэки: — ну… он предлагал конечно. Но в основном по работе говорили. У нас на участке вчера же омамори обнаружили, и Кимура первым на месте был, ему дело и отписали.

— Нельзя так говорить! — сердится Оя: — кощунство же!

— Все так говорят! — защищается Сэки: — смешно же!

— Ничего смешного не вижу. Сравнивать амулет на удачу и человека, который повесился — это неправильно. Кроме того, все так говорят, потому что они мужланы. Мы с тобой девушки и обязаны быть вежливыми. — поучает Оя: — слышала я, что в кондо у «Айрлайн Экспресс» какой-то хикки повесился.

— А … вот ты сама говоришь — хикки, а разве это не ругательное слово?

— Это определение. — уточняет Оя: — а ты как раз невежлива. Ты смотри, чего творят… — она переводит взгляд на группку у супермаркета. Вихрастый паренек с красно-белыми крашенными волосами — залихватски пинает банку, та влетает прямо в мусорный бак.

— Ой, да оставь ты их в покое — говорит Сэки: — попал же в урну? Попал. Хороший пинок, кстати, ему бы в профессиональный футбол с такими пинками. А то сейчас вылезать, беседу проводить… ты вообще знаешь, что у тебя кличка в квартале «Оя Три Проповеди»?

— Чего?! — Оя знала. Конечно, на то она и полицейская, чтобы знать. Иногда кажется, что лучше не знать, вот как например этот урод Кэзуя, если бы не ее наблюдательность, она бы может и не узнала бы, что тот альфонс и что она — шестая из тех, с кем он встречается одновременно… и на деньги разводит. Многие знания — многие печали, прав был папа.

— А что? О порядке, об уважении к старшим и о уважении к закону. Как раз три и получается. — кивает Сэки: — это же молодежь, Оя-сан, пусть их. Еще успеют стать скучными и старыми, законопослушными и в белых рубашечках. Весна юности!

— Вот эта твоя весна как раз к повешению и приводит — ворчит Оя: — нету у них цели в жизни, вот и вешаются. Этот, который в кондо повесился — он же вполне приличный был, в академическом отпуске, восстанавливаться в университете собирался, друзья у него были и вдруг раз и повесился. Ни с того ни с сего.

— Это ты Оя-сан не знаешь. А я знаю — хвастается Сэки: — мне Кимура рассказал! Он из-за угрызений совести повесился! У него на компьютере столько видео с принуждением девушек к сексу! Прямо столько!

— Трепло твой Кимура — говорит Оя: — он ко всем вообще клеится, у него даже однажды роман был со студенткой университета, которая доставщицей пиццы подрабатывала. Хорошо, она его вовремя бросила и замуж вышла. Сейчас в Токио переехала вместе с мужем, должность дали высокую, а польстилась бы как ты на значок полицейский — так бы и сидела в нашей дыре. Вместе с Кимурой.

— Да ну тебя! Точно я тебе говорю! Мне Кимура даже на своем телефоне видео такое показывал! Правда ничего такого, вроде и постановка может быть, хотя вряд ли. Девушку жалко, такое с ней вытворяли… и я сперва думала что завтра все в газетах будет и в новостях на телевиденью… но нет. Странно. Никогда они секретность не соблюдают, всегда же утечки…

— Ой все! — взрывается Оя: — ничего ты не понимаешь, гайдзинка, вот и помолчи посиди! Как начнешь думать по-японски — так подумай. — она открывает дверцу и решительно выходит из автомобиля, поддергивая пояс.

— Эй ты! — кричит она через дорогу пареньку с крашенными волосами: — а ну-ка иди сюда!

Вечером, когда Сэки-тян предложила зайти в паб после работы, и они уже переоделись в гражданку, когда перед ними уже поставили поднос с жаренными креветками и куриными чипсами и принесли бокалы с пенным пивом местного производства — тогда Оя наконец выдохнула.

— Ты того. — сказала она своей напарнице: — ты не сердись на меня. Это я погорячилась.

— Да не сержусь я. — отводит взгляд в сторону Сэки: — чего тут сердится. Ты всегда на мне злость срываешь. Привыкла уже.

— Да погоди ты — закатывает глаза Оя: — ты ж сама взрослая. Должна понимать такие вещи. Ты что думаешь, мы с тобой — настоящие полицейские? Да мы тут … — она вздыхает и отпивает пива, напиток горчит как сама жизнь. Хлопает ладонью по столу.

— Мы с тобой попали в ситуацию. Мы с тобой — просто дружелюбные лица на службе граждан. Когда нам в последний раз что-то серьезней чем бабушке продукты привести или там потерявшейся в супермаркете девочку маму отыскать, доверяли?

— Н-но… это я. Ладно, я новичок и ничего в полицейской работе не понимаю, но вы, Оя-сан…

— Я?! Я сейчас тебе скажу, кто я! Я — неудачница, которая на одной должности уже пять лет и на ней я и умру! Все, кто со мной вместе начинал — уже следователи, свои дела ведут, а кое-кто и выше! Потому что я — женщина, а женщина в полиции может только симпатичным личиком работать, ну или в бухгалтерии сидеть. — говорит Оя: — меня в квартале зовут Оя Три Проповеди, потому что никто меня кроме подростков не слушает, да и те в последнее время… Эх!

— Но…

— У меня секса не было два года. Два! Года! И я к отцу не приезжала уже … о, господи! Почти год! Я — плохая дочь и хреновый полицейский на нелюбимой работе! — рычит Оя: — вот как так получилось, а?

— Не знаю… — говорит Сэки, искренне пытаясь помочь, но Оя ее не слушает. Она знает — как. Ее желание следовать пути отца, быть как он, романтика полицейской службы, американские фильмы про копов и японские — про якудзу и полицейского в отставке, путь Служителя Закона, Порядка и Чести. И что в итоге? Она не была у папы уже год! Точно год, скоро день полиции в городе, она на прошлый праздник ему принесла какие-то печеньки, купленные в соседнем магазине и он — радовался. Радовался! Потому что она наконец пришла к нему. Она — плохая дочь.

— Сегодня же к отцу схожу. А сейчас позвоню. — говорит она сама себе: — подкину ему сплетни свежие из участка, ему такое нравится. Про повешенного этого расскажу, он такое любит.

— Любит истории про повешенных? — удивляется Сэки: — у вас так много общего…

— Он ищейка по природе своей. Сыщик. Он и сейчас иногда берет дела, так, из любви к искусству. Он обожает загадки и считает всех вокруг идиотами. Старый, депрессивный дурак. — говорит Оя, вынимая телефон и открывая список контактов: — но я его обожаю. Обожала…

— А… что с ним сейчас? Почему ты…

— Наверное потому, что он утратил желание жить. Как уволился и практиковать перестал — так как будто из него стержень вынули. Бабу какую-то завел стремную, все соки она из него тянет.