Флибустьер (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 29

По пристани прохаживалась пара солдат из местного ополчения с факелами в руках, немногочисленные запоздавшие горожане спешили домой, к семьям, стараясь не задерживаться на улице дольше необходимого. Уличные торговцы давно свернули всё и ушли, оставив только пустые прилавки и навесы. Даже нищих не было видно, хотя городок выглядел довольно богатым и преуспевающим.

Мы всей командой вывалились на берег, перешучиваясь между собой и громко смеясь. Местные стражи, завидев наше появление, тут же повернули к нам.

— Кэп, разбирайся, мы в таверну! Вон туда! — осклабился Шон и указал мне на каменное здание, в окнах которого горел тусклый жёлтый свет.

Из таверны доносилось пьяное нестройное пение. Я проводил команду раздражённым злым взглядом, повернулся к стражам порядка, приподнял шляпу в знак приветствия.

— Доброй ночи, господа! — произнёс я.

— Доброй ночи, месье, — сказал солдат. Его товарищ молча кивнул.

Как полагается, один был высокий и худой, второй был коренастый и плотный, если не сказать, толстый. Классика, два худых не зарешают ситуацию, два толстых не догонят нарушителя.

— Капитан Грин, шхуна «Орион», — сказал я, показывая на наш корабль.

— Надо вам, капитан, в портовом управлении отметиться, — сказал худой.

— Только оно закрыто уже, — добавил толстый.

— Утром и отмечусь, нет? — спросил я.

— Не положено, — отрезал худой.

Толстый молча развёл руками, едва не ткнув чадящим факелом в лицо своему товарищу.

— И что теперь? — хмыкнул я.

— Будьте добры вернуться на судно, а завтра утром отметиться о прибытии, — одними губами улыбнулся худой.

Что-то меняется, а что-то остаётся неизменным. Я посмотрел на брусчатку у них под ногами, наклонился и сделал вид, будто поднимаю что-то с земли.

— Кажется, это вы десять ливров обронили? — спросил я.

— Да, похоже на то, — сказал толстый.

— Нет, это не наши, — сказал худой.

— Ого, тут не десять, а двадцать! — присвистнул я, протягивая им монеты.

Толстый смахнул деньги с моей руки отточенным жестом профессионала.

— Не забудьте завтра отметиться! — строго произнёс худой.

— Хорошо, месье, — учтиво произнёс я, приподнял шляпу и поспешил вслед за своей командой.

Внешне я был совершенно спокоен, но внутри кипела ярость. Денег и так не хватало, а тут пришлось ещё и тратить приличную сумму на этих дармоедов. Так что в таверну я зашёл в довольно скверном расположении духа, сходу окидывая её долгим неприязненным взглядом.

Таверна называлась «Лоза», просто, без изысков, и на вывеске была намалёвана виноградная гроздь, выцветшая от времени, внутри «Лоза» тоже не представляла собой ничего особенного. Оплывшие жирные свечки рассеивали полумрак, мерцая от постоянных воплей, песен и пьяного хохота, табачный дым густо висел под закопчённым потолком.

За выскобленными столами сидели несколько компаний моряков, это было видно по их внешнему виду. За одним шла оживлённая игра в карты, за другим какие-то офицеры брезгливо ужинали, косо поглядывая на всех остальных, видно, зашли сюда по ошибке.

Робер помахал мне рукой, вся команда уже сидела за столом, разливая по стаканам местное пойло. Меня-то не могли дождаться, злодеи. Но я нацепил маску дружелюбия, помахал в ответ и пошёл прямо к ним.

В этот раз почему-то чад кутежа оказался мне неприятен. То ли из-за того, что встреча с представителями закона выбила меня из колеи, то ли место мне не нравилось, то ли местная бормотуха, но я чувствовал себя не в своей тарелке. Еда казалась невкусной, алкоголь не пьянил, девки отпугивали своей вульгарной развязностью.

А парням, вроде как, нравилось. Жорж пил одну за другой, словно торопился нажраться как можно скорее, Робер тискал сразу двух девок, усевшихся рядом с ним. Девки были страшно помятые, но буканьеру было без разницы. Адула деловито обгрызал свиное рёбрышко, которых на тарелке перед ним уже скопилось не меньше дюжины, Шон о чём-то горячо спорил с Гастоном и Домиником. Даже Эмильен на время отбросил свою нелюдимость и потихоньку пил ром, слушая песню, которую горланил Клешня, и даже подпевая вполголоса.

— Кэп, ну ты хоть скажи! — меня вырвал из тоскливой задумчивости Гастон, толкнув под локоть так, что я едва не расплескал пойло, которое вертел в руке.

— Чего?! — рыкнул я.

— Виски это просто самогон! А бренди — благородный напиток! — спьяну Гастон даже не обратил внимания на моё недовольство.

— Да много ты понимаешь! Виски это вода жизни! Его сам святой Патрик придумал! — спорил Шон. — Вы просто нормального виски не пробовали, тут его хрен где найдёшь!

Я пробовал, всякие, но спорить не хотелось. Лично мне хотелось вернуться на корабль, желательно, с парой десятков новобранцев, и завалиться спать. Больше меня на этом острове не интересовало ничего.

— Пиво, — сказал я, подначивая обоих.

Шон демонстративно фыркнул, Гастон скривился, Доминик усмехнулся в бороду.

— А чего? Пьётся легко, с удовольствием, — хмыкнул я и приподнял стакан. — Всё лучше, чем эти помои.

Да, тёмного бархатного, да с рыбкой, или какого-нибудь томского крюгера я бы сейчас выпил. Да хоть «Балтики». Я погрузился в мечты о пенном, из которых меня выдернул насмешливый возглас Шона.

— Пиво? Ха! Сколько ни пей, а ни в голове, ни в жопе! Только до ветру бегаешь! — засмеялся он, и все остальные подхватили его смех.

Я посмеялся вместе с ними, хотя мне было совсем не до смеха.

— Зато не помрёшь, захлебнувшись блевотиной спьяну, — вдруг процедил я.

Смех умолк мгновенно.

— Смерть, достойная настоящего ирландца! — зло пошутил я, поднимая стакан.

Засмеялись снова, выпили. Шон встретился со мной взглядом, улыбнулся, отсалютовал мне стаканом и опрокинул его в рот, одним широким глотком осушая его до дна. Враждебности в его взгляде я не заметил, но какое-то снисходительное равнодушие сквозило, будто ирландец был мной сильно разочарован.

Я догадывался, почему так. В первую очередь, из-за Губернатора, которого он на дух не переносил, и, не останься тот на борту, скорее всего, даже пить вместе не сел бы. Я же не видел ничего плохого в том, чтобы спасти человека, будь он хоть англичанином, хоть зулусом, хоть таджиком. Шон так не считал, и в этом было кардинальное различие между нами, а объяснить внятно причину своей ненависти ирландец то ли не мог, то ли не хотел. Значит, выясню сам. Хотя и догадаться было несложно.

Пили до самого утра. Вернее, команда пила, я покинул их чуть раньше, напоследок приказав по максимуму набирать добровольцев и рекламировать службу на «Орионе». Родина-мать зовёт, все дела. Хоть сколько-нибудь человек набрать в команду, и то хорошо будет.

Я снял комнату на втором этаже, маленькую и тесную, чуть больше моей каюты, и завалился спать, стараясь не обращать внимания на ритмичные вздохи за стенкой и бравые морские шанти внизу.

Оказалось, что я уже отвык спать на мягкой постели, не испытывая качки. Но выпитый ром довольно быстро помог мне отрубиться. Правда, я проснулся чуть ли не на рассвете, в полной тишине, и сон больше не шёл.

Пришлось вставать. Я оделся, подпоясался, взял палаш и перевязь с пистолетами, без которых теперь чувствовал себя практически голым, надел шляпу, посмотрелся в маленькое зеркальце на стене. Из зеркала на меня смотрел прожжённый негодяй, в котором смутно угадывались мои прежние черты. Карибы меня здорово изменили.

Я спустился вниз, в зал, где теперь только усталая девчонка вытирала один стол за другим. На лавке храпел Адула, которого опять не получилось растолкать, остальных нигде не было видно. Девчонка покосилась на меня, вздохнула и продолжила уборку, а я не стал ей мешать и вышел на свежий воздух, в утреннюю прохладу.

Море искрилось под первыми лучами солнца, первые рыбаки отчаливали на своих баркасах, немногочисленные прохожие спешили по своим делам, самые ранние торговцы начинали раскладывать товар на прилавки. Теперь Мариго казался мне сонным провинциальным городком. Особенно по сравнению с Бастером, где жизнь била ключом круглые сутки.