Вспышка. Том 1, 2 (СИ) - Хорс Игорь - Страница 31

— А как же отец? — спросила она, замерев в открытых дверях.

— Я его вытащу, иди. Да иди же!

Она, пригнувшись вышла, мелко семеня, скрылась в темноте.

Я обошел машину, открыл заднюю дверь. За ногу вытащил отца из машины. Он дергается, стонет, хрипит.

— Отец, давай сам, а? — прошептал я. Он в ответ помотал головой. — Ну, как знаешь.

Я как можно тише вытащил его, положил на траву, и за ноги поволок вслед за мамой в кусты. Не до церемоний. Затащил подальше к деревьям. Сказал маме ждать меня здесь.

Выглянул из кустов, посмотрел на перекресток. Люди там зашевелились, послышались голоса. Но пока никто не стремился выдвинуться для выяснения остановки машины.

Что ж, это мне на руку. Пока я тащил отца, мне в голову пришла идея.

Я вернулся к машине, пригнувшись, тихо открыл водительскую дверь, завел мотор.

Не думаю, что те, на кордоне слышали меня — там стоял шум, гвалт, разговоры, тихо играла музыка. Отдыхали, ребята, наверняка и с подогревом.

Не закрывая двери, я сел на сиденье, выжал сцепления, включил первую передачу, плавно, не добавляя газа, отпустил педаль. Машина зашуршала покрышками по гравию, я выровнял руль, направив машину в центр группы, врубил дальний свет и вышел из машины, плавно прикрыв за собой дверь. Так же, пригнувшись, за машиной перебежал к кустам.

По стонам отца и тихому голосу мамы, нашел их между деревьями, поднял его на ноги. Он больше не сопротивляется, покорно позволяет вести себя.

— Пошли скорей вдоль деревьев, — сказал я. — Нам надо пройти по лесу заслон, потом…

Я не успел договорить, потому что раздались сначала крики, а потом два оглушительных выстрела.

Мама охнула, мы инстинктивно пригнулись, замерли.

В рупор прокричали.

— Остановитесь! Проезд запрещен! Стой, тебе говорят!

Я осторожно приподнялся, посмотрел сквозь деревья на дорогу. «Десятка» медленно приближалась к посту.

Раздалось еще несколько выстрелов.

— Быстро, идем! — сказал я, взял отца под руку, мы заспешили вдоль деревьев.

— У них что, оружие? — зашептала мама. — Им же убить можно!

— Да, мама, можно. Все серьезно.

Я бежал впереди, одной рукой придерживая за локоть отца, другой защищая лицо от невидимых веток. Мама с сумкой следом за нами, продолжая причитать.

— Так это они тебя ловят?

— Не только меня, всех. Тихо, мама.

— Ты что, преступник, да?

— Нет, мама, я другой.

На этом слове отец что-то замычал, задергался. Но я цепко его держал, понял, что так взволновало его.

Пока на дороге была шумиха и стрельба, мы быстро прошли опасный участок по лесопосадке. После развилки дорога спускалась вниз. И сверху, с развилки она скрывалась в тени. Здесь нам можно незаметно перебежать ее.

Остановив рукой моих спутников, я осторожно вышел из-за деревьев, чтобы убедится, что поблизости нет машин.

От развилки мы отошли еще метров на двести-триста, до нас еще доносятся недовольные и растерянные голоса, тонкие желтые лучи от фонариков плясали над дорогой, по верхушкам деревьев.

Но на дороге никого не видно. И никто не пытался куда-то двигаться. Самое то, пока они ничего не понимали.

— Давайте за мной, быстро, — скомандовал я.

Мама вышла из темноты под свет луны, ведя под руку отца. Я взял с ее плеча сумку, подхватил отца с другой стороны. Пригибаясь, мы быстро перебежали дорогу, скрылись за деревьями. Отец не сопротивлялся, что радовало. Хоть что-то соображал.

Зашли вглубь подальше, остановились, чтобы немного отдышаться. Я осмотрелся. Лесопосадка не широкая — несколько рядов деревьев, перемежающихся кустарником, а дальше поле метров пятьсот, плавно спускающееся к лесу. Вот туда нам надо. Но через поле не побежишь, там сейчас грязь одна с растаявшего снега.

Мама достала из сумки бутылку воды, попила сама, дала отцу, освободив его от кляпа. Отец молча попил из ее рук, глядя на меня исподлобья черным ненавистным взглядом.

— Не смотри так на меня, отец. Все будет хорошо.

— На, Никита, попей тоже, — протянула мама мне бутылку.

Я аккуратно заправил кляп отцу обратно, на всякий случай, сделал несколько жадных глотков.

— Ну, теперь нам надо пройти лесопосадку, огибая поле и по лесу спуститься к речке, — сказал я, показывая маме рукой. — Вдоль реки, там километра два-три, мы выйдем к трассе на Пермь. План, конечно, не ахти какой, но другого нет.

Мама слушала молча, кивала, видимо доверившись полностью мне. Или потому что отец с кляпом во рту не мог промолвить ни слова. Хотя сейчас он даже не мычал. Вообще никак не проявлял свое недовольство; просто смотрел в сторону леса и тяжело дышал.

— Ну ладно, пошли. Время дорого, а погоня еще не закончилась. Надо уйти как можно дальше.

Я закинул сумку на плечо, мы выстроились в цепочку и двинулись через кусты и деревья к освещенному полной луной полю. Потом, выбравшись из кустов, шли по траве вдоль посадки. Родители шли тяжело переступая. Да и сам я безумно устал от бесконечной погони, не проходящего страха и неизвестности.

Мы прошли по краю поля, вышли к опушке леса. Обернулся — никого не видно. Даже перекрестка с кордонов отсюда не видно было. Главное сейчас уйти от погони, скрыться за деревьями. Я еще надеялся, что тот, кто следил за мной — кто бы он ни был — не сможет нас достать, если мы скроемся в переплетении деревьев.

Когда стали углубляться в лес, мама вдруг сказала:

— Сынок, а куда мы идем?

Я остановился, поправил сумку на плече, обернулся к ней.

— Что ты спросила?

Мама подошла ко мне, испуганно озираясь по сторонам непонимающим взглядом.

— Где мы? — спросила она, — что происходит?

Я бросил сумку, подошел к ней, обнял за плечи и заглянул в глаза.

— Мама?

Она смотрела на меня испуганными, но своими, живыми зелеными глазами! Я так и замер на месте, в горле встал ком. Она снова стала такой как прежде.

Егор.

Мы объехали канал, проскочили мост, выехали на щебенку.

Я приготовился к тому, что начнет трясти, но машина шла мягко, как пароход, лишь иногда по днищу и аркам колес глухо постукивали камешки. Лапа, надо отдать ему должное, вел такую громадину умело.

Я оглянулся назад. Сохатый сидел, тупо глядя через окно на дорогу, ожидая дальнейших приказов. Шпын расслабленно развалился, закинув ногу на ногу, курил, стряхивая пепел прямо на пол. Лишь глаза его блестели в темноте салона злобной чернотой.

Машина резко просигналила, притормозила. Я качнулся, посмотрел вперед. В свете фар увидел, толпу подростков, загородившую всю дорогу, над ними маячило несколько палок, слышались недовольные возгласы.

— Это еще что такое?

— Хрен его знает! — почему-то радостно воскликнул Лапа и снова нажал на клаксон. — Забастовка!

— Чего? — я посмотрел на него. — Какая, нахрен, забастовка?

Лапа лишь пожал плечами, поморгал фарами.

— Поехали, некогда тут, — сказал я.

Видя, что джип не собирается отворачивать, толпа нехотя рассеилась. На дороге остается лишь один смельчак. Или полоумный.

Лапа закричал что-то вроде «Йо-хооо!» и нажал на газ. Мотор заурчал, машина набрала скорость вроде плавно, но меня все равно придавило к сиденью. Я невольно схватился за ручку над дверью, готовый к неминуемому удару. Но в последний момент Лапа славировал вправо, и дурного подростка лишь слегка зацепило левым крылом.

Я обернулся, посмотрел через заднее стекло. Малолетний камикадзе упал, но скорее от испуга, потому что тут же вскочил и замахал вслед машине палкой. К нему подбежали дружки, подружки, захлопали по плечам. Теперь он у них стал героем, дебил.

— Идиоты, — проворчал я.

— Как я его!? — засмеялся Лапа, довольный по уши своим трюком.

— Вперед смотри лучше!

— Шпын! — не унимался он и посмотрел в широкое зеркало заднего вида на лобовом стекле. — Ты видел? Круто!

— Видел, видел! — пробурчал Шпын, — я тоже бы так смог…