Авиатор: назад в СССР 3 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 39

— Серёжа! Всё у вас хорошо? — прибежала Женя, еле удерживаясь на своих каблуках. — С тобой всё впорядке? Ты представляешь...

— Не представляю, — сказал я, поднимая с земли свою кепку, которая слетела у меня в период драки.

— Ой, звоню, звоню, а там ни длинных, ни коротких гудков. Ты знаешь...

— Не знаю, — перебил я её.

— Сергей Родин, тебе совсем не интересно, что я говорю?

— Значит, вы всё-таки Сергей? — крикнул нам от подъезда Платов.

Я уже думал, что этот учёный совсем ушёл. Мыслями я продумывал смысл этого нападения.

— Вы не ошиблись. Откуда знали, как меня зовут?

— Слишком хорошо я знал вашего отца и мать. Он рассказывал вам о наших с ней делах?

— Узнал сам. Он погиб в...

— Знаю я. Где и как мне известно. Давайте зайдём внутрь, — пригласил он нас с Женей.

Кажется, контакт с нашим объектом установить получилось. Впрочем, пока не улетучились сомнения по поводу «вялого» нападения на профессора.

В квартире у Платовых всё было заставлено книгами, а каждый элемент интерьера напоминал о научной деятельности этой семьи. Его супруга меня сразу узнала.

— Ой, ну вылитый Серёжа. Стёпа, он же знает, что...

— Знает, что сильно похож на отца. Я ему уже говорил об этом. Зовут тоже Сергеем, — сказал Платов, помогая снять пальто Жене.

— Ну, тогда чай проходите пить. Заодно и обсудите дела ваши.

— Какие дела? — спросил я, но Платов приложил указательный палец к губам.

Супруга учёного оказалась более приветливой, чем он сам в первые минуты знакомства.

— У вас много фотографий, — удивлялась Женя, рассматривая снимки на стенах и полках.

— Да. Много где ездили. В Азии работали. Степа очень много работает над перспективными разработками в области биологии и химии..., — слышал я разговор с участием Жени и супруги Платова.

Сам Степан Степанович в это время курил в открытую форточку на кухне. Очень странная встреча. И вроде он здесь рядом — этот человек, способный выдать мне весь расклад о смерти Валентины Родиной. И в тоже время, чуйка определённой степени опасности не даёт мне покоя.

«Лихие тачанки нас в бой уносил. Легенды расскажут, какими мы были...», — пел с экрана компактного красного телевизора «Электроника» Кобзон.

— Тебе сейчас сколько? — спросил Платов.

— В марте 20 исполнилось, — сказал я, присаживаясь за стол.

— В твои годы, я много где уже побывал. Свою жену встретил. А потом и определился с целью в жизни. У тебя какая цель, Сергей? — спросил Платов, повернувшись ко мне и, затушив, сигарету.

— На данный момент, я учусь в лётном училище. Нужно закончить его и...

— Не про это мы с тобой сейчас говорим. Речь о глобальной цели, о самой важной из тех, что может быть, — перебил он меня. — Понимаешь, о чём я?

Да кто ж тебя поймёт? Какой-то странный оказался этот Платов. Видел я учёных, отличников, профессоров со слегка поехавшей кукухой. Этот, похоже, из таких.

— Понимаю, — соврал я. — Нам с вами нужно поговорить...

— Конечно, — обрадовался Платов, доставая какую-то бутылку с надписью на английском. — Сейчас обговорим. Ты сын своего отца, а значит продолжатель его дела.

А бутылочка с не самым дешёвым напитком. Я бы сказал, с очень редким для этого времени — «Джим Бим» собственной персоны.

— Вы извините, я не часто употребляю. Тем более подобный... а что это за напиток? — сделал я удивлённое лицо.

Этот виски мне был известен. Но в глазах ученого советский курсант, знающий один из самых популярных алкогольных напитков вероятного противника, выглядел бы подозрительным.

— Это оттуда. С родины свободы. Жаль, что ты там ещё не был. Ты бы видел красоту белокаменных стен Эмпайр Стейт, шик и блеск Манхэттена, безмятежность центрального парка. А какие озёра на севере страны!

Платов продолжал восхищаться американским континентом, и это начинало вызывать у меня отвращение. Не имею ничего против горы Рашмор, которую Степан Степанович продолжал восхвалять вот уже несколько минут, но давать положительную оценку демократии «стремительно загнивающего Запада» это перебор.

— Ну что, Сергей, — сказал Платов, допив до дна бокал виски. — Пора. Ты сам-то готов продолжить дело отца?

Какое к чёрту дело ещё? О чём он говорит?

— Готов, — ответил я, сделав уверенный голос.

— Прекрасно. Жди здесь, — тихо сказал Степан Степанович, и вышел из кухни.

Вернулся он уже с интересной книгой. Дядя Жора мне давал такую же читать в школе, буквально заставляя познавать творчество своего любимого писателя Валентина Пикуля. Серая обложка с ещё не выцветшими буквами названия романа «Моонзунд» — именно такой и была одна из моих любимых книг в юности. Одно только здесь отличие — у моего издания переплёт был сорван и несколько страниц истрепались.

— Вот. Храни эту книгу. Она очень важна, — сказал Платов. — Может, выпьешь, всё-таки?

— Нет, спасибо. Теперь мой черёд спрашивать.

— Да, конечно. Чтобы ты хотел узнать?

— Как погибла моя мать? Она же, Валентина Р...

— Понял, понял, — замахал руками Платов. — Дело было через год после гибели твоего отца, как ты уже понял.

Рассказ Степан Степановича был весьма эмоциональным. Он очень хотел донести до меня, что в смерти Валентины виновата советская власть. То, что я слышал на этой кухне, тянуло на пару расстрельных статей.

Платов и Родина занимались исследованиями химической составляющей оружия массового поражения. Во Вьетнаме они много раз выезжали на места американских бомбардировок.

— Ты даже себе не представляешь, сколько было там смертей. Чего только не применяли против Северного Вьетнама, — продолжал Платов.

Мне и без него были известны знаменитые химикаты, например «Агент Оранж». Американцы применяли многочисленные газы, напалм и т.д. Чтобы подорвать экономику и вытравить из джунглей своего противника, вызывали искусственное облакообразование и кислотные дожди, применяя обработку облаков химикатами и закисление атмосферы.

Ещё одной из задач такой «обработки» района боевых действий являлось уничтожение посевов сельскохозяйственной продукции. И как после этого можно было восхищаться красотой какой-то там горы с четырьмя лицами американской национальности?

— Мне всё понятно, что американские военные творили бесчеловечные вещи. А в чём же суть вашей работы? — спросил я.

— Как в чём? Мы с твоей матерью как раз и изучали все последствия, влияние на окружающую среду и людей.

— Чтобы найти противоядие и нейтрализовать эти химикаты?

Платов только ухмыльнулся после моего вопроса. Выглядело это весьма жутко. Похоже, что нужно уходить уже из этой квартиры. И как мог Сергей Родин-старший вести дела с этим человеком?

— Всё просто, Сережа. Мы исследовали, чтобы разрабатывать новые вирусы в своих лабораториях. И твоя мама очень мне помогла...

— Не верю. Моя мать должна была искать лекарства. Помогать людям, а не использовать их как материал, — резко сказал я, поднимаясь с места.

— Вряд ли, ты так хорошо знал её, как я, — ледяным тоном проговорил Платов. — Когда-нибудь, ты поймёшь, что все труды твоих родителей были положены на алтарь свободы.

— Какой свободы? Что вы несёте? — не выдержал я, выходя из кухни. — Женя, мы уходим.

Но мне никто не ответил. Я ускорил шаг, чтобы быстрее оказаться в зале, но этого не требовалось. Здесь уже всё было устроено и без меня.

Женя сидела в кресле, вжавшись в него от страха. Супруга Платова держала её на прицеле пистолета, спокойно смотря на меня. Это взгляд хладнокровного убийцы, которого я упустил при входе в эту квартиру. Сюда же я и привёл свою девушку. Погубил, можно сказать, обоих.

— Уже уходите, Сергей? — тихо спросила женщина.

Ну и ситуация. Осталось только понять, чем я так не угодил семейству Платовых.

— Если мы чему-то помешали, готовы уйти и забыть всё, что здесь слышали и видели, — сказал я, подходя ближе к Платовой.

— А тебе ещё ничего не говорили, Серёжа, — сказал Степан Степанович, появляясь из-за моей спины. — Вот сейчас скажем.