Нитки, деньги, василиск (СИ) - Блик Александра - Страница 31

— Ты что-то слышал? — послышался голос Щербатого. Следом раздались мягкие шаги.

Чертыхнувшись про себя, нырнула за кучу хлама и прикрылась какой-то вонючей тряпкой. Мерзко, конечно, но не более мерзко, чем россыпь белёсых червей на теле.

— И чего это бы задумал? — За щербатым, ворча, шёл хмырь. — Сказал же тебе…

— Да я не буду я эту дрянь трогать. Так, потыкаю…

Осторожно отодвинув край тряпки, я наблюдала, как в свете фонаря двое мужчин подходят к той яме, откуда я выбралась всего пару минут назад. Щербатый поднял какой-то гарпун и ткнул остриём прямо в центр кучи. Ещё раз, и ещё.

— Убедился? — фыркнул хмырь. — Сказал же, нет её там.

— Да погоди, — оборвал его подельник. — Зырь, во прикол, а?

На кончике поднятого гарпуна, присосавшись, висел струпень. Правда, висел он недолго. Через несколько секунд металлический наконечник дрогнул и принялся осыпаться. Вместе с наконечником в яму полетел и сам червяк. А щербатый заворожённо наблюдал, как палка медленно укорачивается.

— Бросай, идиот, — хлопнул его по руке хмырь. — И пошли.

— Погоди, дай до конца осыплется, — хохотнул тот и признался: — никогда струпней не видел, только слышал.

— А если слышал, то знаешь, что они ядовитые, — сплюнул хмырь. — Хочешь сдохнуть?

Ойкнув, щербатый выронил обрубок палки, и они, наконец, скрылись из виду. К счастью, не заметили ни трухи, оставшейся после уже полностью истлевшей одежды, ни швейную машинку, скромно притулившуюся возле кучи мусора.

Облегчённо вздохнув, я наконец натянула бельё, выползла из укрытия и огляделась. В принципе, ничего нового не обнаружила. Вокруг была свалка. Да, просто обычная свалка. Одна из тех, что возникают в окрестностях городов, когда кому-то покажется, что проще бросить мусор здесь, чем везти до мусороперерабатывающего завода. Впрочем, в данном случае можно было бы не возмущаться. Уж что-что, а мусоропереработка здесь оказалась на уровне. Как там назвал этих тварей хмырь? Струпни?

Смерила печальным взглядом оставшуюся без чехла швейную машинку. Увы, футляр распался всё той же трухой вокруг прибора. Даже сверху припорошило. Зато можно было сделать вывод, что для разложения требовался непосредственный контакт предмета с самой тварью, а не с трухой. Это бы объяснило и то, почему уцелело нижнее бельё. До него доползти попросту не успели.

Передёрнув плечами, я решила, что не хочу выяснять причины, по которым уцелела машинка. Наверняка они были, но мне сейчас надо было не причины искать, а выбираться. Знать бы ещё, куда идти…

Мои преследователи скрылись из вида. Лишь вдалеке виднелись отсветы их фонарей. Дожидаться, когда они дойдут до конца и повернут обратно, а тем более следовать за ними я не собиралась. Потому, подхватив машинку, устремилась в противоположную от мужчин сторону. Выход надо было искать самой. И я бы вот прямо сейчас к этому приступила, если бы не одно но… Тело моё прикрывали всего два лоскутка. И как в таком виде пересекать кратер, я не представляла. Если бы только можно было найти какую-нибудь одежду…

Вновь оглядевшись, я зашарила взглядом по окрестностям. Вопреки ожиданиям, на подземной свалке не было абсолютной темноты. Неряшливые развалы освещал тусклый свет, какой бывает ночью в городском парке. Когда фонарей поблизости нет, зато свет города отражается от низко висящих туч, затем от подтаявшего снега, и разливается окрест рыжеватым сиянием. В этом тусклом освещении можно было различить тёмные и светлые пятна. А если приглядеться, то и предметы.

Я шла, выглядывая какой-нибудь кусок ткани, который можно было бы превратить в креативный наряд. Нет, ну а что? В руках у меня швейная машинка. Сама она в данный момент бесполезна, зато в тайничке под ножкой спрятаны нитки, булавки, пара шпулек и даже распарыватель. А иглу можно было легко извлечь из самой машинки. Правда, у неё ушко с другой стороны, но что поделаешь. Хочешь одеться — умей вертеться.

Послышался шорох, и я едва успела отскочить. Прямо передо мной в воздухе открылся тёмный провал, и из него один за другим выпали с десяток мусорных пакетов. Я с удивлением оглядела внезапно выросшую мусорную кучу. А тем временем провал закрылся, словно и не было. Надо же. А я-то всё интересовалась, как в Фоссе работает мусоропровод. Вот и узнала.

Куча выглядела мягко говоря непрезентабельно. Несколько мешков порвались, и наружу высыпалось содержимое. Какие-то обёртки, очистки… Но вот глаза зацепились за кусок ткани, и я замерла. Один мешок оказался матерчатым, лежал отдельно и выглядел довольно чистым. Удача? Или нет? Потому что если внутри лежит какой-нибудь мерзкий мусор, то я даже после очистки десятком бытовых заклинаний это на себя не надену.

Подойдя ближе, осторожно ткнула носком ботинка и едва не отскочила, когда мешок шевельнулся.

Вздрогнув, я пригляделась повнимательнее. Нет, не показалось. Перехваченный бечёвкой мешок извивался, словно внутри него прятался кто-то живой…

Впрочем, почему «словно»? Как будто я ни разу не слышала историй о том, как нерадивые хозяева, устав от питомца, выбрасывали его на помойку. Очевидно, и жителям Фосса подобное было не чуждо.

— Твари, — прошипела я, хватаясь за узел на бечёвке. Можно было бы попросту рассечь мешок бытовым заклятьем, но во-первых мне было жалко ткань, а во-вторых, мог пострадать и находившийся внутри пушистик.

Кстати, я ни разу не встречала в Фоссе котов. С другой стороны, буквально полчаса назад я точно видела в темноте коридора силуэты крыс. Если есть крысы, то почему бы и не быть котам, верно?

— Тише, тише, потерпи, маленький, — приговаривала я ласково. — Ещё немножко. Я почти подцепила этот узел.

Зверь внутри замер и словно бы прислушивался к моим словам.

— Непросто тебе пришлось, да? — слабо улыбнулась я, ослабляя первый узелок. — Что поделаешь, некоторые люди настоящие сволочи. Сначала обещают любить, а потом находят себе новую женщину, а ты оказываешься больше не нужен. — Я всхлипнула. — Но ты не переживай. Я тебя не брошу, обещаю.

Второй узелок поддался, и я вцепилась пальцами в третий.

— Пойдёшь со мной. Выберемся отсюда… Когда придумаем, как.

Верёвка никак не хотела ослабляться, и я в панике огляделась в поисках чего-то острого. На удивление, подходящий предмет нашёлся довольно быстро. Какой-то ржавый и совершенно затупившийся нож. Подхватив его, я принялась пилить последний узел. Поддеть ножом верёвку было невозможно — слишком туго намотана.

— Станешь жить в моей лавке, ловить мышей. Я дам тебе имя. Как тебе Барсик? Хочешь быть Барсиком?

Наконец, верёвка поддалась, и я с облегчением принялась скручивать её с горлышка мешка. Не выдержала и рассмеялась от абсурдности ситуации. Сижу на свалке в одном белье, в обнимку со швейной машинкой, и разговариваю с котом в мешке. Прямо-таки обычный вечер вторника.

— Решено. Теперь ты Барсик, — объявила я, полностью освободив мешок от верёвки. И подбодрила пока ещё невидимого собеседника: — Ну же, покажись! Поверь, я очень люблю зверей. Особенно всяких ко…

Слова застряли в горле, и я так и не успела процитировать кота Матроскина. Потому что голова, высунувшаяся наружу, была вовсе не кошачьей. Нет, она была лысой, продолговатой, и больше всего на свете напоминала…

— Ящерка! — восхищённо выдохнула я. — Да какой же ты красивый!

Чёрные глазки уставились изумлённо. А я откровенно любовалась. И вытянутой мордочкой с чуть приплюснутой мордой. И гибким изящным телом, покрытым блестящей в тусклом свете чешуёй. И высоким гребнем, который этот красавчик настороженно топорщил, разглядывая меня.

Всегда любила ящериц и змей. Однажды, лет в десять, в местном серпентарии мне подарили кусочек кожи, сброшенной удавом. Вернувшись домой, я спрятала его в сундучок с сокровищами и хранила как зеницу ока. Доставала каждый день, чтобы полюбоваться, и прятала обратно, подальше от чужих глаз.