Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 11

Боже, во что я ввязалась?

— Сделаешь свою работу, не волнуйся. Сделаешь! Забавушка! Отдыхать тоже нужно! Всё успеем: и то и это! — не может успокоить свой гомерический хохот староста.

— Семён, достаточно! Поиграли — и хватит! Слышишь, меня? Поставь на место! Отвяжись!

Бью его по плечам руками и пытаюсь задеть ногами, которые сейчас оказываются где-то на уровне его бёдер. Семёну пить вообще нельзя. Пьяный Семён совсем дурак.

— Деньги в жизни не главное. Всех не заработаешь! А знаешь, что главное?

— Пусти! — уже просто визжу. — Я хочу идти сама!

— Любовь! Забава, какая же ты забавная!

Второй раз за сегодняшний вечер меня запихивают в машину вперёд ногами.

Я пытаюсь выскочить, но друг Петра как-то очень ловко заскакивает на заднее с другой стороны. Перекрывая пути отхода. И я оказываюсь зажатой между двумя мужиками.

Это уже не смешно!

— Я передумала! Не хочу никуда! Я лучше пешком.

Приятель передаёт Семёну свою фляжку. И любимый всеми, глубокоуважаемый хозяин местного царства откручивает крышку и пьёт. Сосёт непонятно что из непонятно чего. Отвратительно.

Петро делает ещё громче. Разрывается сердце и перепонки. Мои вопли уже не слышны, сплошные бугагашечки.

Но это не самое страшное. Наш водитель заводит мотор. Машина, транслирующая невыносимо громкую музыку, трогается с места. И сердце моё замирает от ужаса. Ибо Семён пьёт снова и снова. И, громко причмокнув, через меня передает фляжку обратно.

Машину страшно трясёт. Я, зажмурившись, молюсь. Сёма только и делает, что объясняет мне, как важно поехать к нему домой. И как ему нужна любовь. И Петька уговаривает меня поехать к нему, сюда же подключается безымянный друг.

О да, не хватало ещё и его навестить. Стону в голос.

Хочется плакать. Машина петляет по лесной дороге. Я уже согласна ехать к Семёну, лишь бы не ехать к кому-то другому. Всё же Семён не такой агрессивный, и захваты у него сплошь неловкие и никудышные.

Меня укачивает. Снова подкатывает тошнота, как и в тот раз, я опять ненавижу местную ароматическую елочку. Но тут случается непредвиденное.

Сёма, который до этого без умолку болтал, вырубается. И начинает громко и выразительно храпеть. Тем самым оставляя меня со своими озабоченными друзьями.

И до меня тут же доходит весь кошмар ситуации.

— Эй, Петька, забросим старосту домой спать — и дальше гулять! У меня хата свободная.

Его слова увеличивают мой ужас до бесконечных размеров. Объятая паническим страхом, я дёргаюсь, пытаясь пуститься в бегство. Но это невозможно. Куда я денусь, зажатая между двумя мужиками? Даже если один из них вырубился?

Голова Семёна падает ему на грудь, и тот, что сидит слева от меня, кладёт руки мне на бедро и на грудь, начиная беспощадно лапать. Отвратительно!

Кошмар сменятся уже просто животным страхом: лязгают зубы, немеют ноги, отказывают окоченевшие колени. Я не знаю, как Семён может спать, когда я ору как резаная? Одной рукой отпихиваю нападающего, другой трясу Семена, но он не реагирует!

Чем эти сволочи его напоили? Невыносимый кошмар, какого я никогда ещё до этой поры не испытывала, охватывает меня полностью. Уже даже сопротивляться не могу. Просто цепенею. Кровь стынет в жилах.

В глазах мутнеет, появляется дикая слабость…

Как вдруг слышится громкий треск и удар. Петро перестаёт ржать. Мрачнеет, матерится. Его друг отрывает от меня лапы, подскакивает и хватается за впередистоящее сиденье. Оба пялятся в темноту леса. Какое-то время мы просто стоим на месте. Мужики боятся, орут друг на друга. Обвиняют. Машина глохнет, из-под капота валит дым. Из-за паники и страха я не сразу понимаю, что происходит. Мужики далеко не сразу выпрыгивают наружу. Чего-то выжидают, основательно навалив в штаны.

А дальше орут про берёзу, упавшую на капот. А я из-за переизбытка эмоций смеюсь. На меня нападает приступ истерического хохота, потому что между деревьями гарцует на лошади Михайлов. Обалдеть. Сделал своё дело, испугал шваль как следует и запрыгнул обратно в седло.

— Какого хрена?! — визжит Петро, бегая вокруг своей «нивы», размахивая руками, проваливаясь в снегу и проклиная всех и вся.

Переживая, что тачила взорвётся к чёртовой матери.

— Ты не мог просто сказать, что ты против?! Больной, что ли?

А я не могу успокоиться. После стресса у меня просто припадок. Смеюсь как ненормальная гиена.

Просыпается Семён и, нахмурившись, оценивает обстановку. Он тоже вылезает наружу.

— Даниил, ты что, дурак?! — присоединяется к визгу староста. — Нельзя было по-человечески порешать?

Чувствую, как лицо покрывается пятнами, и с широко раскрытым ртом хлопаю себя по бёдрам руками, заходясь в истеричном смехе:

— Он не дурак, он дикарь!

Глава 10

Глава 10

Аккуратно выскальзываю из машины. От пережитого стресса едва держусь на ногах. Прижимаю к себе сумку, оступаюсь, проваливаюсь в сугроб. Поднимаюсь. Стряхиваю снег. Даже не верю, что выбралась. Голова кружится. Тяжело дышу и смотрю только на Михайлова.

На общем фоне катастрофы моё последнее падение такая малость.

Не знаю, куда себя деть. Даже бежать нет возможности.

А мой спаситель выглядит великолепно. Я такого ещё не видела. Сильный мужик на крепком коне. Мечта любой женщины. Влажные фантазии и всё такое. Кошмар для меня и моего задания.

Недаром Елизавета ему квартиру почти отписала, он же посадил меня на поводок. Отпустил с ними, чтобы спасти.

Деревенский дурак на такое не способен.

Ну почему я веду себя как идиотка? Вот в чём вопрос. Отчего не могу сделать что-то в этой деревне нормально? Всё изначально пошло не так. Сама не понимаю, что творю. Прям тупею на глазах. А у меня, между прочим, есть золотая медаль за успешное окончание школы и в дипломе всего одна четверка. Откуда подобные «искромётные» решения? Что со мной происходит? Что за кренделя я выделываю?

Знаю этого типа всего ничего, но позволяю ему действовать на себя удушающе, словно затягивая на шее ремешок.

— Где я возьму деньги на ремонт этого корыта?! Меня же жена придушит! — визжит Петька, напоминая о себе.

С силой заставляю себя оторвать взгляд от дикаря. Пётр, вместо того чтобы открыть капот, накручивает круги вокруг «нивы», будто не знает, что делать и куда себя деть.

Чуть вдалеке Семён, согнувшись пополам, причитает. Кажется, он начал трезветь, и теперь ему стыдно. Раскаивается человек. Сразу видно, что переживает. Зовёт меня по имени, а потом загребает в ладони снег и умывает лицо.

Петькин приятель и вовсе удивляет: скрывается из виду, убегая куда-то в темноту леса. Не понимаю… Куда он? Видимо, не боится, что его сожрут волки. Но я рада, что больше не интересую его как объект страсти. Вообще, в этой деревне очень хочется побрить голову налысо и перетянуть грудь. Меня аж трясет от страха.

Внутри «нивы» что-то шипит. Не думаю, что находиться сейчас рядом с машиной достаточно безопасно, поэтому отхожу в сторону, бреду по снегу, подальше от Петиной красавицы.

Я в полной растерянности, просто не знаю, куда податься.

Снова ищу глазами дикаря. Михайлов, немного потоптавшись, обещает рыдающему Петру какие-то деньги и разворачивает лошадь, приближаясь ко мне.

Ясно же как белый день, что он ничего не подпишет. Не согласится, хоть на рельсы ложись! Смысл за ним таскаться? Но поблагодарить надо. Поэтому я говорю как можно громче:

— Спасибо, Даниил! Обязана жизнью!

Выходит наигранно.

— Ты, Барби, давай лучше деньги собирай, — удерживает на месте лошадь.

И смотрит холодно. Без улыбки и радости. У него всегда такой взгляд, будто он видит меня насквозь. Сейчас глаза практически чёрного цвета. Мне не по себе. Я всё время чувствую себя в чем-то виноватой.

Вздрагиваю. Конь фыркает, поднимает снег с земли. Встаёт на дыбы, демонстрируя величие и силу. Ржёт. А дикарь уверенно держится в седле и даже не морщится, полностью контролируя ситуацию.