Мятежный (ЛП) - Эванс Кэти - Страница 29

И снова губы Грейсона, тёплые и бархатистые, скользят по моим.

Чувствую, как вены начинает заполнять тягучая и горячая кровь. И внезапно ловлю себя на мысли, что не могу думать ни о чём, кроме того, что хочу больше, чем один этот поцелуй. Но я никогда не позволю такому человеку как Грейсон об этом узнать, иначе он меня сломает.

— Уверена, — снова лгу я, и вцепившись в крепкую шею Грейсона, провожу языком по его губам.

Этот порыв становится нашей погибелью.

Грейсон стонет и начинает играть своим языком с моим, его губы смыкаются над моими под самым идеальным углом. Мы оба дрожим. Мне даже кажется, мы стонем одновременно, наш поцелуй превращается из медленного и чувственного в быстрый и грубый. Дрожащими руками в спешке расстёгиваю до конца его рубашку. Грейсон хватает лиф платья без бретелек и спускает его вниз к талии, моё тело обнажено за исключением того места, где шёлк окружает бёдра.

Когда он отодвигается, чтобы посмотреть на не очень большие груди, и довольно откровенно торчащие соски, меня затопляет внезапная застенчивость.

Это длится недолго, потому что Грейсон обхватывает холмики, как будто держит в руках бриллианты, сосредоточившись на твёрдых и маленьких, как бусинки, вершинках. Его большие пальцы уделяют им особое внимание, потирая и поглаживая.

— Возможно, ты ещё не рада, — шепчет он на ухо, — но эти маленькие красавицы очень счастливы меня видеть. Просто в восторге… от меня. — Когда Грейсон втягивает одну из них в рот, я испытываю восхитительное наслаждение, от которого у меня сводит пальцы ног. Голова откидывается на подушку, и я издаю низкий горловой стон. Он покачивает бёдрами, дразня меня эрекцией. Я возбуждена, измучена, распалена, вся трепещу. И, дрожа, тоже начинаю двигаться в одном ритме с Грейсоном. Боже, он хочет помучить меня, и я это понимаю.

Грейсон стягивает с меня через голову платье, затем его руки исследуют мои бёдра, перемещаются на напряжённый живот, а потом движутся вверх к груди, чтобы ущипнуть соски. Моя киска горит и сжимается, стоит мне только просунуть руки между полами его рубашки и пробежаться ладонями по тёплой, скульптурной груди Грейсона.

Я дотрагиваюсь до шрама, затем большим и указательным пальцами тяну кольцо в его соске. Вижу, как Грейсон реагирует на мои прикосновения, поэтому жадно поглаживаю его грудь вверх и вниз, очерчивая пальцами рельефные мышцы.

— Тебе это нравится? — шепчу я.

Бесцеремонно толкаю Грейсона, сажусь верхом и сливаюсь с ним в поцелуе, не позволяя ответить. Опустив своё тело, я чувствую, как его эрекция, большая и горячая, идеально устроилась между моих ног, натянув брюки в районе молнии. Боже. Сдвинув полы рубашки в сторону, наклоняюсь и облизываю его пирсинг, а когда он скользит кончиками пальцев по резинке моих стрингов… проникая под кружево; меня пробирает дрожь.

— Иди сюда, горячая штучка, — бормочет он, удерживая мой затылок и заставляя мои губы снова приблизиться к его рту. В тот момент, когда губы Грейсона касаются моих, его палец оказывается во мне. Моя киска сжимается, из меня вырывается стон, и я покачиваю бёдрами, нуждаясь в трении клитора о его твёрдость, в то время как он погружает в меня свой палец.

Грейсон толкается вперёд, как будто ему тоже нужен контакт, и проводит ладонью по груди, царапая шрамом в центре неё мои соски.

— Сочная киска, сочные сиськи, сочная принцесса блондинка.

Когда Грейсон облизывает один сосок, я выгибаюсь и, задыхаясь в сладкой агонии, откидываю голову назад. Инстинктивно сжимаю бёдра, желая большего, жаждая большего, мы оба вжимаемся друг в друга, изо всех сил стараясь стать ближе. Он кусает и ласкает меня, а затем давит языком на сосок, вминая его. Я провожу руками по волосам Грейсона и пытаюсь стянуть рубашку с его массивных мускулистых плеч.

Он вытаскивает из меня палец и перехватывает мои руки.

— Оставь её, — бормочет Грейсон, затем перекатывает меня на спину и поднимает мои руки над головой.

— Но мне так хочется прикоснуться к тебе, — выдыхаю я, извиваясь под тяжестью его тела.

Грейсон зажимает мои руки одной рукой, а другой стягивает галстук и крепко связывает им запястья.

— Сегодня прикасаюсь только я.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

Грейсон стаскивает с меня трусики, и я не могу подавить дрожь возбуждения. После опускает голову, и каждый поцелуй открытым ртом, будто пламенем опаляет кожу, а когда он погружает свой язык в пупок, мои бёдра инстинктивно приподнимаются ему навстречу. Я задыхаюсь, тело жаждет его, как сахар, как шоколад, как секс.

— Пожалуйста…

— Ш-ш-ш, — бормочет Грейсон и, раскрыв пальцами киску, поедает её горячим ртом. А когда проникает кончиком языка внутрь, потирая чувствительный вход, из моего горла вырывается стон удовольствия, голова откидывается назад, и меня трясёт от абсолютного удовольствия.

— Боже, из-за тебя я теряю разум, — выдыхает он, снова пробуя меня на вкус.

Я дрожу под ним, выгнув спину, раздвинув бёдра, страстно желая его прикосновений, его языка, его близости.

— Грейсон, — говорю я, глубоко и с хрипом вдыхая воздух. Он такой же, как все парни, с которыми я целовалась под трибунами, которых я когда-либо хотела и которые не хотели меня, он — всё, что для меня под запретом. Его язык кружит вокруг клитора, и я стону: — О боже! Грей… Грейсон… пожалуйста… Ты…

У меня перехватывает дыхание от чувства собственничества, что безошибочно угадывается в глазах Грейсона, стоило ему только поднять голову. Грейсон целует мои тугие соски, затем изучает меня, привязанную им в его постели. Я обвиваю ногами его бёдра, понуждая придвинуться ближе.

— Никогда и никого раньше не просила, но тебя я умоляю: прикоснись ко мне.

— О чём ты умоляешь, Мелани? Это я должен умолять тебя прикоснуться ко мне.

Ладони Грейсона начинают скользить вверх по бокам. Ощущения такие сильные, каждое прикосновение его пальцев заставляет кожу гореть, словно у него на подушечках пальцев языки пламени. Мышцы напрягаются и сжимаются в узел, когда тело снова устремляется туда, куда ведёт меня только он, где он не только удовлетворяет телесный голод, но и получает доступ к месту, где может в клочья разорвать мою душу.

Закрыв глаза и чувствуя, как в них горит влага, я лежу, вытянув над головой руки, связанные его галстуком, а Грейсон играет большим пальцем с моим клитором.

Он делает это жёстко, основательно, мастерски. Наши глаза встречаются, Грейсон с сокрушительной силой сминает мой рот и шепчет:

— Я, блядь, тот, кто никогда и никого не умоляет, но я буду умолять ради этой киски, — хрипит Грейсон, пока его пальцы подготавливают меня, потому что он такой большой, что мне нужно быть влажной и готовой, и, о боже, я так готова.

— Да… — говорю я, в моём голосе угадывается близость оргазма, затем его рот снова обрушивается на мой, наши языки скользят, сплетаются, Грейсон продолжает поглаживать меня, его рука обжигает, когда ладонь накрывает лобок, а палец проникает чертовски глубоко. Я приподнимаю таз, отчаянно пытаясь вобрать в себя каждый сантиметр. Когда я уже готова взорваться, Грейсон немного отстраняется, чтобы расстегнуть молнию на брюках.

Моё зрение затуманено от желания. Грейсон даже не снимает штаны. Он просто спускает их до колен, обнажая эрекцию, крепкие, мощные бёдра.

Пока он устраивается между моих ног, наши рты кружат друг против друга.

— Жёстче! — призываю я. Приподнявшись, обхватываю Грейсона за шею связанными руками, чтобы удержать рядом, и осыпаю поцелуями его подбородок. Прошлой ночью, испуганная, грязная и уязвимая, я нуждалась в нём, он был всем, чего я хотела. Всем, что мне было необходимо. — Я так сильно хочу тебя. Жёстче, — выдыхаю я, внезапно ранимая, дрожащая, нуждающаяся.

Жадно покусываю кольцо в его соске, а Грейсон отвечает мне рычанием и заставляет лечь на спину.

— Нетерпеливая, голодная малышка. — Он обхватывает рукой член, раскатывает резинку и выглядит таким же отчаянным, как и я, когда начинает вводить головку. — Ты этого хочешь?