Попаданка к дроу. Розовыми стеклами внутрь (СИ) - Жнец Анна - Страница 33

О Лайдан, какое унижение!

И никаких гарантий.

Как долго продлится этот кошмар? И чем закончится?

Легрин рухнул на колени и с яростью ударил кулаком по каменному полу пещеры. Брызнула кровь. Потекла по пальцам. Он с тупым удивлением разглядывал свою окровавленную руку, поражаясь отсутствию боли.

Он ничего не чувствовал. Ничего.

Время бежало, а Легрин все сидел на берегу озера, отупевший, мертвый внутри, и смотрел в одну точку. Метка на груди больше не успокаивала — напоминала о его предательстве, о том, что он изменил возлюбленной с другой женщиной.

Сам Легрин не считал изменой связь с шантажисткой, от которой его тошнило. Он не получал удовольствия, не хотел делать то, что делал, его заставили, но для Алони это были слабые оправдания. Если обман раскроется, она придет в ярость.

И пусть.

Пусть лучше она узнает о его предательстве, чем о магическом даре. В первом случае можно будет вымолить прощение. Во втором — о прощении придется молить из могилы.

Он не хотел умирать.

Он понял, что перед лицом смерти забываешь о гордости, о чувстве собственного достоинства и превращаешься в жалкого, готового унижаться червя. Эта мысль была ужаснее того, что ему пришлось делать ради своего спасения. А страшнее этой мысли — всепоглощающее чувство беспомощности.

Лиарлана захочет еще…

Она снова придет его шантажировать.

Надо что-то придумать. Как-то остановить это безграничное унижение.

После многих часов сидения на одном месте Легрин поднялся наконец на ноги и, пошатываясь, побрел на шум водопада. Выглянув из пещеры, он увидел, что бледный диск солнца приближается к холмам.

Еще не сумерки, не вечер.

Легрин знал, что снаружи безопасно, что купол веками защищает эльфов от безжалостности дневного света, но не смог заставить себя покинуть свое убежище. От одной мысли, что придется выйти наружу, он оцепенел. Страх, панический, безотчетный, лишенный всякой логики, пригвоздил ноги к полу. Вздохнув, Легрин вернулся в пещеру и сидел там, пока на небе не появились первые звезды.

А потом… потом он пошел к Элитри домой, потому что встречаться с Алони, смотреть ей в глаза было выше его сил.

Притворяться. Придется притворяться, будто ничего не случилось. Делать вид, что все в порядке. Вести себя как обычно. Быть заботливым, соблазнительным, обаятельным. Как? Если хочется только сидеть и смотреть в никуда.

Мать встретила сына холодно, но приказала слуге принести ему в комнату горячий ужин. Еда остывала в тарелке нетронутая, пока Легрин гипнотизировал взглядом потолок своей спальни.

Утром он не смог выйти из дома. При виде солнца за куполом его все еще охватывала паника. Даже окно в гостиной вызывало тревогу, он старался держаться от него подальше, а затем и вовсе решил избегать комнаты с окном.

Неприятное, болезненное состояние.

С одной стороны, все чувства, кроме страха, притупились, душа напоминала отмирающую ткань, пожираемую гангреной, с другой — под всей этой ватной толщей подавленности Легрин ощущал себя оголенным нервом.

Он был угнетен и одновременно на взводе.

Вечером, как только стемнело, Легрин направился в замок, чтобы увидеть Алони и найти успокоение в ее объятиях. Он боялся этой встречи и желал ее всем сердцем. Ему жизненного нужно было окунуться в нежность своей возлюбленной, пусть даже эта нежность грозила отозваться внутри болью и угрызениями совести.

Нет, он отказывается чувствовать себя виноватым. Отказывается!

Да, он слабак, трус, но не предатель.

Поднимаясь по ступенькам замкового крыльца, Легрин решил, что ни в чем не виноват перед Алони. То, что произошло в той пещере, было… Это было…

Он поджал губы, решив не давать определения случившемуся. Он не будет жертвой. Если есть способ избавиться от шантажистки, он его найдет.

— Ох, стойте, — одна из королевских служанок в коридоре преградила ему путь. — Ее Величество поручила передать вам, чтобы вы возвращались к матери.

Легрин нахмурился:

— Зачем? Я только что оттуда.

— Насовсем возвращались. Теперь, когда Ее Высочество принцесса Алони уехала в Стоунхейн…

— Что?

Пол под его ногами качнулся. Легрин решил, что ослышался или служанка что-то напутала.

Чужой голос врезался в мозг раскаленной стрелой:

— Вы больше не подопечный Ее Высочества. Принцесса Алони приняла предложение Торнана Могучего и уехала с ним и отцом на Север.

— Что? — Легрин часто заморгал. — Какое предложение? Когда она вернется?

— Наверное, никогда. Будущий вождь Стоунхейна предложил принцессе стать его женой, и она согласилась.

Глава 37

Королева Ньяна не хотела отпускать меня с Урхулом, но потом разозлилась и разрешила «набивать себе шишки». Так и сказала: «Проваливай, учись на собственных ошибках, набивай шишки. Одумаешься — приползешь обратно». Вместе с Клориной они провожали меня как на каторгу. С угрюмым, скорбным выражением на лицах.

А папаша был доволен. Сжимая поводья, он посмеивался в густую бороду.

К всеобщему удивлению, я отказалась от рябой лошади, что по приказу Ее Величества привел для меня королевский конюх, и устроилась в объятиях Торнана, на его громадном вороном жеребце. Этот мой поступок встретил горячее одобрение мужчин, а вот сестрица и венценосная мать раздраженно поджали губы.

— Вам удобно, мой прекрасный цветок? — шепнул на ухо северный маг. — Нас ждет долгая дорога.

Я кивнула, плавясь от того, как меня назвали — да, хочу быть цветком, а не бабой с железными яйцами! — и мы двинулись в путь.

Холмы приближались. Вскоре солнце перестало жарить, и сильно похолодало. Всадники переоделись в меха, и теперь пышный воротник чужого плаща щекотал мне лицо. Я захватила с собой самую теплую накидку, что нашла в шкафу принцессы, но сильнее, чем одежда, меня согревала близость Торнана. В его объятиях было тепло и уютно, я чувствовала себя защищенной и опекаемой. Приятное ощущение.

О Легрине и его предательстве я старалась не думать, но время от времени сердце сжималось от тоски, а в уголках глаз собирались слезы обиды. Моя вторая попытка стать счастливой провалилась с треском, но, может, третья окажется успешной. Что, если Торнан — тот мужчина, которого я ждала всю жизнь? Верный, надежный, обстоятельный.

Мой побег из Лунновиля был импульсивным и необдуманным. Раздавленная изменой, я действовала на эмоциях. Мне хотелось скрыться от боли, что железным кулаком таранила грудь, оказаться подальше от мужчины, который нанес мне такую тяжелую рану.

Изменщиков надо вычеркивать из своей жизни. Навсегда. Безжалостно.

Когда мы разбили привал, чтобы отдохнуть и перекусить, Торнан подошел ко мне с небольшой коробкой в руках. Коробка была плоская, кожаная и по форме напоминала те, в которых хранят украшения.

— Хочу, чтобы вы приняли этот скромный дар в честь нашей помолвки.

— Мы еще не помолвлены. Я взяла время подумать. И вообще надо узнать друг друга получше, прежде чем идти на такой серьезный шаг.

Торнан коротко улыбнулся. В карих глазах зажегся недобрый огонек.

Недоволен.

Впрочем, для мужчины нормально торопить события. Наверное, я сильно зацепила этого северного мага. Или у них так принято: не затягивать конфетно-букетный период, а сразу тащить желанную даму в местный аналог ЗАГСа.

— Все равно возьмите. Окажите мне честь.

В коробке лежали браслеты. Широкие, массивные, из драгоценного металла, похожего на платину или белое золото. Вся поверхность была покрыта гравировкой, изрезана символами и знаками. Не сказать, что украшения мне понравились: больно уже эти браслеты напоминали кандалы. Но, чтобы не обижать Торнана, я похвалила его подарок.

— Очень, очень красиво.

— Наденете?

Маг смотрел мне прямо в глаза напряженным, немигающим взглядом, и у меня не хватило духа отказать ему.

Когда браслеты защелкнулись на моих запястьях, плечи Торнана как будто расслабились. Или у меня разыгралось воображение?