Волчий интерес (СИ) - Зайцева Мария - Страница 42

На меня, молчаливым укором стоящую неподалеку, брат показтельно не обращает внимания. Дуется, значит.

Я пару минут наблюдаю за его успехами в сложном метательном процессе, затем молча разворачиваюсь и иду к выходу.

Лар тут же подскакивает:

— Ну все! Все!

Не останавливаюсь, продолжаю идти.

— Ну, Лари! Все, я сказал! Больше не буду!

— Чего не будешь? — разворачиваюсь я, смотрю на брата грозно. По крайней мере, надеюсь, что грозно, хотя по его виду и не скажешь, что впечатлился.

Стоит, поганец такой, на границе дозволенной для перемещения площади, в которую его издевательски заключил ректор, четко отметив прозрачной магической стеной контуры. Представляю, как брат изучал их в самом начале. И какое у него при этом было лицо. Шутка удалась, конечно: комната большая, места много, а границ, вдоль которых ты можешь перемещаться, не видно. Волк сказал, что ректор — тот еще затейник, а потому контуры не похожи на квадрат…

Я вспоминаю усмешку Волка, когда он передавал слова ректора при заключении Лара: “Это научит интуитивно чувствовать грани, которыми недопустимо пренебрегать. У вас пять минут на изучение, затем включу электричество”

Ну что же, судя по тому, что Лар не подходит близко к контурам, удары электричества, гениального человеческого изобретения, он успел на себе испытать…

Правда, это не помешало ему играть с невидимыми стенами, швыряя в них бумагу и наблюдая, как потрескивает в ответ грань.

Поганец какой! Никакого раскаяния! Я его еле, можно сказать, спасла от незавидной участи быть возвращенным на родину… Хотя, он про это и про цену, которую я заплатила и еще заплачу, не узнает никогда…

— Не будешь пытаться сбежать? — продолжаю я сурово, — подбивать лучших студентов на безумства? Что еще? Какие еще подвиги мне перечислить, чтоб взять с тебя обещание, что ты так не будешь?

— Ну ладно тебе, Лари… — примирительно усмехается он, взъерошив волосы, и я едва сдерживаюсь, чтоб не улыбнуться в ответ. Очаровательный, все же , нахал… — Я вообще не планировал… Так, рассказал Гаррсару и Лену… А они сами захотели…

— А ты и не стал возражать, да? — язвительно перебиваю я.

— А с чего бы мне возражать? — ожидаемо хмурится Лар, — это же просто восстановление справедливости…

— Ты хоть понимаешь, что вы на верную гибель шли? — неожиданно наваливается усталость, и я сажусь на стоящий неподалеку стул. Ночь, все же, была трудной…

— Да мы же не сумасшедшие, чтоб сразу туда ехать! — возмущенно заявляет Лар, — мы сначала к драконам!

— Ох, Единый… Еще и к драконам…

— Ну да, — удивленно поднимает брови Лар, — у Гаррсара там родня… Тоже нормальные ребята, он говорит…

— Такие же молодые идиоты… — бормочу я, прекрасно понимая, что буквально по грани прошли ректор и куратор Академии. Потому что, явись к драконам такие взбаламученные малолетки и примись они сманивать других малолеток на явно опасное мероприятие… Думаю, что старшие драконы мало того, что не отпустили бы больше никого из своих детей в Академию, где, оказывается, царят настолько вольные нравы и дети шастают туда сюда воевать и свергать временщиков с трона, так еще и этих дурачков, попавших к ним в горы, не выпустили бы больше на свободу. Дракончика оставили бы под замком в родовом замке, а остальных мелких пакостников, возомнивших себя взрослыми, вернули бы в Академию, предварительно перевязав подарочными лентами.

— Вот вечно ты считаешь меня маленьким, — дуется Лар, — а я уже взрослый! Я могу наследовать!

— С двадцати пяти лет, — напоминаю я ему наше законодательство, — а до этого времени только с регентом.

— Когда я займу трон, то перепишу этот идиотский закон!

— Сначала займи!

— Да ты вечно в меня не веришь! Ты сама-то что сделала для того, чтоб вернуть наше? Я хоть что-то пытаюсь… А ты? Юбками в гостиной императрицы трясешь?

Я молчу, пристально глядя на Лара, обидные, несправедливые слова хлещут по лицу. Он вырос, мой братик. Стал совсем взрослым. Безжалостным. Нетерпимым… Так на отца похож…

Лар замолкает, осознав, что выкрикнул только что, испуганно выдыхает:

— Лари… Единый… Я не хотел, Лари… Прости…

— Ты прав, Лар, — слова выдавливаются с трудом, но их надо сказать, иначе… Иначе зачем это все? — Я ничего не пытаюсь сделать. И до этого не пыталась. Слишком занята была, знаешь, спасением наших жизней… Мне жаль, что так получилось, с нашими… родными… И ты вырос… Конечно, вырос. И слишком засиделся под моей юбкой. Я больше не буду мешать тебе набивать собственные шишки, брат.

Я встаю, разворачиваюсь и, не слушая больше отчаянное: “Лари! Ну, Лари же! Да я просто сдуру! Я не хотел!”, выхожу из комнаты.

Понимание, что я как-то слишком увлеклась спасением тощей задницы одного мелкого засранца, накрывает с головой. Нет, я не считаю, что его не надо было спасать, это уж совсем за гранью. Но вот проучить, чтоб почувствовал свою вину, стоит.

Волк появляется ниоткуда, мягко подстраивается под мой нервный шаг, и я в этот раз почему-то даже не напрягаюсь, что нас увидят вместе. Слишком зла.

Настолько, что, если эта лохматая скотина попробует заговорить или опять примется тащить меня в укромный угол, чтоб всласть дать волю лапам, то я буду серьезно отбиваться и, возможно, даже что-нибудь обрушу тут. Какой-нибудь не особенно крепкий флигель… Катаржина говорила, что у них тут с качеством окон прямо беда…

А потому что не надо приставать к леди, когда она в раздражении.

Но Волк на удивление тактичен.

Он просто идет рядом, не пытаясь меня хватать.

И, в итоге, я не выдерживаю первая.

Поворачиваюсь к нему и, жестко глядя в глаза, говорю:

— Создается впечатление, что мой брат слишком мало времени уделяет практическим занятиям… Интересно, с этим можно что-то сделать?

В волчьем взгляде на мгновение мелькают острые игривые огни иронии, но голос его крайне серьезен:

— Да, думаю, можно убедить ректора предложить ему… И еще нескольким особо отличившимся студентам практические мероприятия… С выездом в поле… Свежий воздух, простой физический труд, некоторые органичения в питании… Думаю, это должно заставить немного поменять приоритеты…

— Какие умные слова, — язвлю я, но аккуратно, с самым серьезным выражением лица, — не забудьте их, когда дойдете до ректора.

— М-м-м-м…

— Моя благодарность будет безмерна.

— Ну, если только так…

— Соразмерна, вернее, затраченным вами усилиям.

Волк усмехается и, оглянувшись по сторонам, чтоб убедиться, что лишних ушей и глаз нет, наклоняется ко мне, шепчет, обдавая горячим дыханием шею:

— Тогда вспоминайте то, от чего отказались этой ночью, принцесса…

Несмотря на злость, послушно вспоминаю и краснею, кажется, даже не щеками, а ушами и всей шеей.

— Для этого, — выделяю голосом последнее слово, — вы должны наизнанку вывернуться…

— О-о-о-о… Вы не верите в мои способности?

— Сомневаюсь, что они настолько… способны…

— Вечером проверим.

— Проверим.

В конце коридора появляются студенты, Волк, успев мягко куснуть меня за шею, быстро отстраняется и, вежливо кивнув, удаляется прочь.

А я остаюсь стоять и смотреть на его широкую спину. И унимать сонм мурашек, бегущих по коже от сладкого многообещающего укуса и еще более многообещающего взгляда…

Пожалуй, я начинаю привыкать к такому способу оплаты. И даже находить в нем своеобразное удовольствие…

Глава 39

Глава 39

Катаржина вздыхает, смотрит на меня виновато, и я, в итоге, не выдерживаю:

— Ну хватит уже! Я тебя ни в чем не виню!

— Ну как же не винить-то? — шепчет Катаржина, — если я , можно сказать, сама тебя к нему в лапы…

— Ох, поверь мне, дело вообще не в тебе… Сама-то как? Сильно… наказал?

— Хорошо наказал… — она щурится довольной кошкой, и я понимаю, что зря переживала за подругу, похоже, ей процесс наказания понравился. Впрочем, так же, как и мне процесс оплаты… — А мы еще Кати оставили с няней… — продолжает она, краснея, и я, не сдержавшись, хихикаю.