Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 24

— С ума, что ли, все посходили?! — повторил вчерашние слова Михаил и досадливо сплюнул в вездесущую пыль.

Настроение стремительно испортилось. Ни о каком мажорном или минорном ладе и речи больше не шло. Осталось глухое раздражение и зуд деятельности. Михаил резко повернулся и, уходя обратно в дом, через плечо бросил Степану:

— Вели коляску готовить! Мсьё Нуи предупреди. Он со мною поедет. Да поживее!

Ответа дожидаться не стал — шагнул в дом. Дверь, гулко впечатавшись в затрещавший косяк, поспешила отгородить его от пыльно-бредовой сцены.

Гостям посчастливилось застать Андрея Дмитриевича почти дома. Они столкнулись на крыльце. Отдохнувший, тщательно причёсанный, франтовато одетый и благоухающий одеколоном хозяин нацепил неубедительную маску радушия, раскинул руки, имитируя объятья, и загудел:

— Здравствуй, здравствуй! Какими судьбами? Я тебя, признаться, и не ждал. Сам к тебе заехать собирался. Позже. После того как к Кречетовым наведаюсь…

— И тебе не хворать, — буркнул Михаил и, взяв приятеля под локоть, потянул его в дом. — Поговорить нужно. Ты к Кречетовым позже съездишь. Да и я, пожалуй, с тобой увяжусь.

— Но мне с Ольгой Ивановной объясниться следует, как можно скорее, — со значением сказал Андрей Дмитриевич, упираясь и всем видом показывая, что находит визит друга крайне несвоевременным.

Михаил вздохнул и опустил руки. Приятеля не то что в дом затянуть, а с места сдвинуть не удалось.

— К Ольге Ивановне вчера спешить нужно было, а теперь уже поздно, — сказал Милованов.

— Но ты же мне сам посоветовал!

— Да, посоветовал. И раз уж ты к моему совету в первый раз прислушался, прислушайся и во второй. Когда тебе требуется объясниться с женщиной, извиниться или прояснить какое-то недоразумение, то это нужно сделать или стремительно и эмоционально, когда она ещё не успела обидеться, или уже не торопясь, спокойно и красиво, когда обида её поутихнет. Ты у меня ближе к полудню был? Вот и получается: вчера уже поздно было тебе с Ольгой Ивановной объясняться, а сейчас — ещё рано. Так что не держи гостей на пороге, пойдём в дом. Разговор серьёзный есть. Твоего, между прочим, дела напрямую касается.

Андрей пробурчал что-то по поводу божественного семейства, друзей и их советов и, рывком распахнув дверь, пригласил гостей в дом.

Несколько лет назад, после смерти троюродной тётушки, с которой до того Андрей Дмитриевич находился в отношениях добрых, но не сказать что близких, стал он владельцем усадьбы. Был тогда несказанно этим событием удивлён. Приехал вступать в права, надеясь затем наследство продать, да неожиданно для себя прижился, осел, обзавёлся должностью.

Небольшой одноэтажный дом с парой флигелей, огромный одичавший парк, просторный двор и хозяйственные постройки остались практически в том же состоянии, что и при прежней владелице. Андрей Дмитриевич переоборудовал сообразно своему вкусу и потребностям лишь несколько комнат — спальню, кабинет, библиотеку и бильярдную, — тем и успокоился.

В эти-то комнаты он и провёл нежданных гостей сквозь царство вышитых салфеточек, кружевных занавесок и натёртых до белизны полов в обитель строгих линий и книг. Книги были повсюду: в кабинете, в спальне, в бильярдной. Они ютились на подоконниках, пробирались на кресла и стулья, громоздились неровными стопками прямо на полу.

Компания обосновалась в кабинете. Хозяин занял место за большим рабочим столом. Михаил расположился в кресле, изгнав оттуда пару литературно-художественных альманахов, внушительного размера том с многообещающим названием «Сто славских литераторов», новенький, ещё сохранивший запах типографской краски, «Альбом простейших архитектурных деталей» и ветхий «Трактат о механике». Мсьё Нуи притулился на стуле у входа.

— О чём ты так серьёзно со мною говорить хотел?.. — спросил Андрей Дмитриевич и взглядом продолжил: «…да ещё так спешно и в таком сопровождении».

Михаил прикрыл на пару мгновений глаза, потёр переносицу.

— О деле твоём кошачьем. Неофициальном. Скажи-ка мне, мил друг, — медленно начал он, — а как ты к безликим относишься?

Брови Андрея вопросительно изогнулись.

— Да я к ним, слава Трёхликому, вообще не отношусь! — сообщил он, недоуменно хохотнув. Затем посерьёзнел, посмурнел даже и продолжил: — А ты с чего это о безликих вспомнил? Да ещё и в связи с делом моим? Неужто подозреваешь, что у Невинской убогие эти к смерти котёнка руку приложили? Так у нас в уезде, насколько я знаю, ни один из их братии не зарегистрировался. Ни на жительство, ни проездом. Или о нелегалах речь? Что они тут-то забыли? Они ж к местам глухим да предприятиям денежным обычно, как мухи на… пусть будет мёд, слетаются. А у нас? Что им здесь? Или секта какая орудует? Сведения есть? Свидетели?

Андрей Дмитриевич с каждым вопросом всё больше распалялся, воодушевлялся. В глазах его вспыхнул азарт, щёки окрасились румянцем. Расслабленные до того кисти рук сжались в кулаки, и он легонько отстукивал ими по столешнице что-то маршевое.

— Свидетели! — повторил он, но уже не задавая вопрос, а самостоятельно отвечая на него, как человек, осенённый внезапной догадкой. — Свидетель.

После чего подмигнул Михаилу и вперил понимающий и предвкушающий взгляд в мсьё Нуи. Мсьё, видно не готовый к столь пристальному вниманию к своей скромной персоне, поёрзал на стуле и тяжело вздохнул, осознав, что эти простые телодвижения не помогут ему скрыться от лучащегося ожиданием взгляда заседателя уездного суда.

— Умеете вы, Михаил Николаевиш, разговоры нашинать, — сказал камердинер. — Все устоявшиеся представления всколыхнули, необходимый тон и требуемое направление беседы определили. Можно сказать, парой слов в нужное русло вогнали! Восхищён!

По мере того как мсьё Нуи говорил, акцент в его речи становился всё незаметнее, а ехидство, напротив, слышалось всё отчётливее. Умолкнув, он даже со стула поднялся и поаплодировал Милованову, после чего отвесил шутовской поклон и решительно прошагал через всю комнату к окну, где и замер, уставившись вдаль.

Михаил поморщился, потёр переносицу и пробормотал:

— Да, нескладно получилось.

Андрей Дмитриевич переводил ничего не понимающий взгляд с одного гостя на другого. Выглядел он при этом как ребёнок, которому пообещали нескучный вечер, а вместо этого он вынужден проводить его в компании взрослых. И те обсуждают свои дела, рассказывают анекдоты, говорят друг другу комплименты и гадости, смеются, обижаются, делят грядущую прибыль, и им всем действительно нескучно, но ребёнок смотрит на одного, на другого, пытается разобраться, но решительно ничего не понимает. Вот вроде и люди вокруг знакомые, и слова они произносят по большей части понятные, но общий смысл всё равно ускользает.

— Я в общем-то не имел ввиду, что кто-либо из безликих к смерти котёнка отношение имеет. Я просто узнать хотел, как ты отнесёшься к тому, что один из них тебе сведения собрать поможет, — произнёс Михаил то ли извиняющимся, то ли примиряющим тоном.

— Один из них?

Андрей метнул ещё один взгляд в сторону окна. Лицо его озарилось очередной догадкой, но в этот раз он не спешил донести её до окружающих. Михаил кивнул, достал из-за пазухи несколько сложенных вчетверо листков и протянул другу.

— Ознакомься. Судья это уже видел.

Документы Андрей изучал внимательно и долго. Тишина в кабинете всё это время стояла звенящая. Мсьё Нуи внимательнейшим образом разглядывал пейзаж за окном, Михаил бегло перелистывал один из альманахов.

Наконец хозяин оторвал взор от бумаг и обратил внимание на гостей.

— Огрызко, значит, Вячеслав Павлович? — уточнил он, глядя в спину мсьё.

Тот медленно повернулся и, сдержанно поклонившись, произнёс:

— Так точно, ваше благородие.

— Отчего же сразу не представились?

— Как можно? Представился. Кому следует.

Оба замолчали, сцепившись взглядами.

— Кхм, давайте попробуем начать сначала, — Михаил попытался развеять сгустившуюся в комнате атмосферу. — Андрей, позволь представить тебе моего хорошего друга Вячеслава. Я многим ему обязан и доверяю как самому себе. Нет. Больше, чем самому себе!