Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 51

Михаил поскрёб ладонь, Знак слегка зудел. Не самые приятные ощущения, но по сравнению с теми, что довелось испытать в кабинетике отца Авдея, вполне терпимые. Ему, Михаилу-то, ещё ничего, а вот видящей вообще двойная доза досталась. И это, кстати, очень странно. Почему у неё Знак с двух сторон, а у него только с одной? Из-за дара? Спросить нужно при случае. Михаил невесело усмехнулся. Перечень того, что нужно спросить у Кречетовой, рос не по дням, а по часам. Ну хоть первое условие узнал, а заодно и выполнил. Вернее, она выполнила.

Когда разлетевшиеся листы заключения осели на горизонтальных поверхностях, а острая, но, хвала Шестиликой, кратковременная боль в руке утихла и сменилась чувством лёгкого жжения и зуда, Михаил услышал, как Кречетова произносит:

— Если в течение следующих двух недель я с тем делом справлюсь, что до того вы лишь мужчинам прочили… Так вот о чём в пари речь шла!

— О чём же? — живо откликнулся Михаил, всем своим видом излучая живейшую заинтересованность и озабоченность.

— Вот об этом! Первое условие, смотрите, оно в тот момент выполненным зачлось, когда я вам заключение передала! Вы, видно, до того, как ко мне обратиться, считали, что это только мужчине под силу.

— Ну не то чтобы под силу, скорее по чину… Но в целом, возможно, вы правы… Как там дословно в условиях было?

Кречетова вскинула на него удивлённый взгляд, но начала послушно повторять условия:

— Если в течение следующих двух недель я с тем делом справлюсь, что до того вы лишь мужчинам прочили, а вы женскую роль…

— Это что здесь происходит?! — неожиданно громыхнуло со стороны отца Авдея. — Это что за Знаки у вас мерзостные?! Что это вы в храме, да при слуге божьем обсуждать удумали? Бесстыдники!

Молодые люди умолкли и ошарашенно уставились на разгневанного священника. Тот возмущённо топорщил седую бородёнку и метал из небесно-голубых и до той поры ласковых глаз гневные молнии.

— Но… спор это просто. Пари магическое, — растерянно залепетала Анна.

— Пари, — увереннее подал голос Михаил. — Ничего аморального или противозаконного! Просто пари! Его, конечно, запрещали рескриптом императора, но было это пару веков назад. Рескрипт этот сам император тогдашний и отменил. И что же в нём аморального? Сам Рыжов признал это вполне невинным и даже достойным развлечением для молодых людей! Я его труд «Увеселения и игрища для душ молодых» неделю назад читал. Нуднейшее и пристойнейшее произведение!

— Пристойнейшее?! У вас какой символ в центре изображен?

— Судьба, — пожав плечами, ответил Михаил.

— Рок, — тихо поправила его Анна.

— Рок, — подтвердил отец Авдей. — Судьба — это Шестиликой лик. У вас Рок — Девятиликого символ. А разве ж можно что-то пристойное под взором Девятиликого сотворить?

— Да какая разница?! Рок или Судьба? Законов, заключив пари, мы не нарушили! — вспылил Михаил. — Ни людских, ни божеских. Девятиликий — дитя Шестиликой! Любимое и единственное. Не нам воротить нос от того, кто под крылом Шестиликой, плоть от плоти её!

Отец Авдей посерел, угас как-то сразу.

— Законов не нарушили, — признал он. — Но старика уважь. Сделай милость, не сверкай Знаком и пари своё в ином месте обсуждай.

Анна послушно спрятала руку в юбках. Михаил тоже решил, что пари можно и без свидетелей обсудить. Не к спеху. Важнее дела имеются. Споро собрал разбросанные листы и попросил Анну в двух словах объяснить, о чём в них речь шла. Та не подвела, тотчас же взялась за объяснение.

Даже прочла короткую лекцию о способах активации Знаков. Говорила, нужно признать, доходчиво и в основном по существу, учитывая, что Михаил и без того в курсе, старалась просто напомнить.

Все Знаки условно делились по времени активации на мгновенно-цельные и ступенчато-фрагментарные, а по источнику активации на те, что активировал непосредственно видящий, и те, что зажигались посредством активатора. Нет, конечно, оснований для классификации было гораздо больше, как, впрочем, и видов, и подвидов Знаков. Даже исключения случались, классификации не поддающиеся. Но обычно этих двух признаков хватало, чтобы основную массу Знаков описать и учесть.

Вот, например, тот знак, что на руках у спорщиков красовался, был мгновенно-цельный. Его видящая по уже известному шаблону создала и одномоментно активировала. При этом в шаблоне уже имелся элемент, отвечающий за видимость символов. Именно по этой причине их Знаки может любой желающий разглядеть, а не только видящий.

Знак на груди Настасьи, вернее его остаточный след, указывал на то, что его тоже видящий активировал, причём делал это ступенчато-фрагментарно, то есть каждый символ или группу символов в нём отдельно активировал. Трактовать такой Знак было гораздо сложнее, многое зависело от конкретно выбранной последовательности активации и даже от длительности интервалов между ступенями. Элемента видимости в нём не было, по этой причине никто из близких Настасьи разглядеть Знак не мог и, скорее всего, даже о его наличии и не подозревал.

Знак на щеке тоже из ступенчато-фрагментарных, вот только зажгли его активатором, и, скорее всего, делал это простой человек. Именно поэтому ему линии и черточки рисовать пришлось. Чтобы самому не запутаться и не сбиться. Линии потом смыли, но Знак остался. И в отличие от того, что на груди, этот знак ещё пылает, ещё работает.

И вот этот Знак, на щеке пылающий, — это было очень хорошо! Нет, для Настасьи и в целом — очень плохо, конечно, но для Славки — очень хорошо! Безликие силу чуяли, видели, не так, как видящие, разумеется, но видели, а вот использовать не могли. Даже активаторы в их руках не работали. Значит, к случившемуся зверству Славка отношения никакого не имел, и это, считай, доказанный факт. Михаил попросил Анну написать ещё один экземпляр заключения, специально для Фёдора Николаевича, а сам направился на почтамт. Дорога до которого за размышлениями промелькнула незаметно.

В главном зале расположилось шумное семейство, по всей видимости из мелкого купечества. Дюжий краснолицый отец выговаривал что-то своей дородной супруге, оба не обращали внимания на горластых отпрысков, рассредоточившихся по всему помещению. Тщедушный служащий почтамта поглядывал на них с высокомерным неодобрением.

— Послание в Моштиград отправить требуется, — Михаил постарался привлечь его внимание к собственной персоне. — Срочно!

— Всенепременнейше! — встрепенулся работник и подтянул к себе книгу регистрации.

Узрев адрес на конверте, человечек заметно струхнул, но взял себя в руки и понимающим тоном уточнил:

— Малую печать тоже будем ставить?

— И малую, и особую, — подтвердил Михаил, вытаскивая из внутреннего кармана три активатора.

Служащий затрепетал с удвоенной силою и пролепетал что-то насчёт того, что малую печать он второй раз за неделю ставит, а особую и вовсе — впервые со времени открытия станции. Видать, времена неспокойные настали. Михаил мог бы поспорить с логичностью цепочки рассуждений, приведшей к такому выводу, но не с самим утверждением. Несмотря на забрезжившую надежду на скорое вызволение друга, на душе действительно было тревожно.

— Ба-а-арин… Ба-а-арин… — назойливым бараном блеял из-за двери Степан.

Михаил с трудом разлепил глаза. За окном висела серая непроглядная муть. Который час? Начало четвёртого? Назвать это время утром язык не повернулся бы даже у самого оптимистично настроенного жаворонка. А поскольку Михаил к ним абсолютно точно не относился, то он и пробовать не стал озвучивать столь чудовищную ложь, а честно простонал:

— Какого черта? Три часа ночи!!!

Он отодвинул подушку, под которую засунул голову, пытаясь, видимо, спрятаться от шума.

— Михаил Николаевич, простите, Шестиликой ради, — заклекотал Степан. Голос его завибрировал с удвоенной силой и стал гораздо выше, напоминая уже не навязчивого барана, а истеричного петуха. — К вам гость! Андрей Дмитриевич встречи ожидают…