Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 74

Михаил даже со своего места видел, как Анна побледнела, и хотел было уже броситься к ней, опасаясь, что она потеряет сознание и рухнет со стула, но его опередил Иван Петрович, про которого он, честно говоря, вовсе забыл.

— Аннушка! — вскричал он, обнимая дочь за плечи. — Плохо тебе, милая? Опять приступ? За Поликарпом Андреевичем послать?

— Нет, папенька, — тихо заговорила та. — Всё в порядке. Голова не болит. Просто разволновалась я. Не нужно Поликарпа Андреевича беспокоить…

— Разволнуешься тут… — заворчал встревоженный родитель, от расстройства позволяя себе бросать крайне неодобрительные и даже возмущённые взгляды на князя.

Тот, в равной степени проигнорировав и взгляды, и чувства, их отражающие, резко спросил:

— Приступы? Какие приступы?

Порфирий Парфенович тоже насторожился. На его лице впервые с начала разговора промелькнула тень хоть каких-то эмоций.

— Да беда вот с Аннушкой, целый год уж мучается, бедная. Боли головные страшные переживает. Несколько раз даже сознание теряла. Первый раз аккурат в середине грудня и было. Мы тогда первый раз Поликарпа Андреевича пригласили. Да и на днях вот тоже случался. С неделю назад. Ох и день был! Вернее, ночь. Помирать буду — не забуду! Сперва у Аннушки приступ случился. Да какой! До сих пор в дрожь бросает! — Иван Петрович в качестве доказательства продемонстрировал слушателям подрагивающую руку. — А утром Николеньку нашли. Тоже без сознания! Гету ночью, паршивец, жёг, ну и надышался… Поликарп Андреевич к обоим приезжал, спаситель наш!

— Когда, говорите, последний приступ был? — остановил расчувствовавшегося отца Леонтий Афанасьевич.

Иван Петрович споткнулся в середине эмоционального монолога, осуждающе посмотрел на князя, поскрёб подбородок и ответил:

— Дай Шестиликая памяти… аккурат в ночь с третьего на четвёртое липца, получается. Ежели что, у Поликарпа Андреевича уточнить можно. У него журнал пациентов имеется. Он туда все обращения записывает.

Ромадановский зеркальным жестом потянулся к своему лицу и, вперив взгляд в лежащий на столе список, потёр скулу.

— В ночь на тридцатое травороста Анна Ивановна тоже сознание теряла, — решился вступить в беседу Михаил, вспомнив столбик с датами в перечне, который столь пристально изучал князь.

Иван Петрович с подозрением уставился на проявившего столь странную информированность гостя.

— На балу у княгини, — поспешил уточнить Михаил.

— Ничего страшного, просто от духоты плохо стало, — успокаивающе произнесла Аннушка.

— От духоты… — эхом повторил Ромадановский, а затем, обращаясь к Порфирию Парфёновичу, спросил: — Почему меры не приняли?

— Не был поставлен в известность! — гулко сглотнув, отрапортовал тот.

Князь перевёл разом потяжелевший взгляд на Ивана Петровича и задал вопрос ему:

— Как лицо, ответственное за видящего, не получившего полное образование, почему вы не сообщили о столь странных, несущих прямую угрозу жизни, проявлениях дара ближайшему имеющему полноценный диплом и состоящему на государственной службе видящему?

— Так… — растерянно пожал плечами Кречетов, — то о проявлении дара, а приступы — это о здоровье… Женском… Зачем же Порфирия Парфёновича попусту дёргать? Он человек занятой. Поликарпу Андреевичу сообщили, он замуж очень советовал… Для укрепления нервной организации…

Леонтий Афанасьевич застонал и, спрятав лицо в ладонях, глухо проговорил:

— Менять! К Девятиликому вас всех! Всё менять! С азов! Со школьной скамьи! Нет. С колыбели!

Аннушка смотрела на закрывшего лицо князя и никак не могла понять, что именно она ощущает. Смущение и стыд из-за того, что не сумела верно истолковать приступы? Но ей нечего стыдиться! Она всегда была прилежной ученицей. Может, это её учителям должно быть стыдно из-за того, что не научили, не показали, даже не намекнули на подобную возможность проявления дара? Может, вот этот мужчина, увешанный регалиями и званиями, сидящий за папенькиным столом, должен испытывать смущение или даже раскаяние из-за того, что столь многие видящие в империи остаются и вовсе без знаний? Те самые видящие, которые так необходимы для безопасности трона и империи, которых год от года рождается всё меньше, которые… Аннушка прикрыла глаза и выдохнула. Нет! Не похожи те чувства, что её обуревают, на стыд, неловкость или смущение. Больше всего это похоже на злость. Чистую и сильную. Злость праведную. Такую злость, которая толкает вперёд, заставляет действовать даже тогда, когда кажется, что сил не осталось совсем, побуждает говорить правду, говорить громко, чётко, яростно.

Леонтий Афанасьевич убрал руки и произнёс:

— Реформа за реформой, а толку… Что воду решетом носить…

Стало видно, что он не насмехается над их незнанием, над наивными словами отца. Он просто устал, устал давно, почти смертельно, от некомпетентности государственных служащих всех уровней, от предрассудков, всеобщей инертности и невозможности что-то быстро изменить. Князь тяжело вздохнул, разом постарев лет на двадцать.

— Дай Шестиликая долголетия, увидеть результаты трудов воочию.

Аннушка моргнула. Злость куда-то испарилась, и на место её пришла жалость к этому уставшему и давно уже не молодому человеку.

— Анна Ивановна, вы за последний год сколько раз, говорите, сознание теряли? — тихо спросил князь, встретившись с нею взглядом.

— Трижды, — пожала плечами Аннушка. — Только это не просто за последний год — это всего за всю мою жизнь. Я до этого чувств не лишалась.

— Трижды, — повторил Ромадановский. — Первый раз осенью, и дважды в этом месяце. Так?

Аннушка кивнула.

— Остальные приступы как часто случались?

— Раз в месяц, может немного чаще, — неуверенно протянула Аннушка.

Ромадановский передал ей листок с именами и датами.

— Посмотрите, не совпадают ли? Здесь даты примерно указаны, возможно, что приступы случались чуть раньше, или чуть позже. Может, их было больше, чем здесь указано. Если да, то насколько больше? Когда именно случались не записанные здесь приступы?

Аннушка внимательно вгляделась в протянутый ей листок и призналась:

— Приступов чуть больше было. Те, что указаны, похоже, что совпадают, но точно не скажу. Не помню…

— Ну что ж поделать… Вы говорили, что к местному врачу обращались, уверен, он поможет восстановить точные даты.

Аннушка расстроенно покачала головой, а Иван Петрович осторожно сообщил:

— Так мы не каждый раз обращались, а лишь когда приступ очень уж тяжёлый был… Раз пять за всё время… А так в плановом порядке он к Аннушке заезжал, опрашивал да травки успокаивающие выписывал.

— Ну что ж, узнаем время этих пяти обращений, — со вздохом сказал Леонтий Афанасьевич. — Может, из конспекта опросов плановых ещё что восстановим. Не переживайте. Разберёмся. Меня сейчас больше волнует вопрос, почему Анна Ивановна трижды сознание теряла?

Все недоуменно уставились на князя.

— Ежели бы она дважды сознание потеряла, я бы решил, что она так на человеческие жертвы реагирует, — пояснил он. — Но во время бала жертвой котёнок стал…

— Может, в расстоянии дело? — выдвинул предположение Михаил. — Котёнка почитай что в соседней комнате убили…

— Возможно, — со скептическим видом протянул Ромадановский и взял в руки медальон.

Аннушка смотрела на подарок отца. Знак, что она когда-то давно зажгла на крышке, светился слабо и неуверенно. «Обновить бы», — отстранённо подумала она. Ромадановский тронул замочек, и медальон с тихим щелчком раскрылся. В голове у Аннушки тоже что-то щёлкнуло, и она воскликнула:

— Знаки!

Князь вскинул на неё взгляд, резко превратившийся из устало-задумчивого в сосредоточенно-цепкий.

— На медальоне я Знак активировала, — тихо заговорила Аннушка: — На поясе, что на Настасье был, я Знаки для неё зажигала…

— Помню, — ободряюще кивнул князь. — В отчёте о том было. Котёнок?

Аннушка потупилась.