Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 78

Аннушка тряхнула головой. Сегодня «читать» не хотелось. Хотелось запереться в маленьком мирке близкой реальности, обнять всех родных и занять день простыми хлопотами. Последнее желание удалось осуществить без проблем.

Аннушка порхала по дому, занимая руки и голову рутинной работой. Всё спорилось и успевалось. Всё было в радость: и перебирать испачканными липким соком пальцами ягоду для варенья, что затеяла варить Татьяна Михайловна; и наводить порядок на дальних стеллажах в библиотеке, смахивать пыль с каждого фолианта, осторожно всматриваться в каждый том, с теплотой узнавать старых знакомцев, с предвкушением обнаруживать, что ещё не всё прочитано; и занимать Николеньку заданиями, играми и разговорами, чтобы он не сбежал из дому и не влез куда не следует из-за своего неуёмного любопытства; и обсуждать фасон свадебного платья с сестрой, которая засела тут же в библиотеке и, обложившись журналами мод, пыталась хоть как-то заполнить время до встречи с женихом.

Всё ладилось. На душе было светло и покойно. Даже явление Милованова в усадьбу не вызвало никаких тревожных чувств. Сосед прибыл ближе к вечеру. Потерянный и смущённый, он словно сам не до конца понимал, зачем он здесь. Иван Петрович устроил гостя в гостиной, где к тому времени собралось всё семейство, и лично занимал беседою, пока барышни с маменькой вышивали у окна скатерть, а Николенька что-то увлечённо чиркал в тетрадке с клетчатой матерчатой обложкой.

Михаил Николаевич был вежлив и приятен. Аннушка сноровисто орудовала иголкой, мелькающие перед глазами Знаки с оставшейся последней чёрточкой и сиротливо виднеющимся единственным треугольником не раздражали, всего лишь напоминали о том, что завтра историю её поспешного пари можно будет считать завершённой. Сосед очень органично вписался в собравшееся в гостиной общество и с чрезвычайно заинтересованной миной слушал заливающегося соловьём радушного хозяина, а если и отвечал время от времени невпопад, выдавая тем самым, что внимание его напускное, то делал это столь мило, что Иван Петрович охотно это ему прощал.

— Выглянула бы ты на двор, — озабоченно обратилась к Аннушке Александра Степановна, заглянув сквозь дверь в гостиную.

— Случилось что? — нахмурилась Аннушка, откладывая свой угол скатерти, на котором под проворной иглой уже алели гроздья рябины и косился круглым глазом нахохлившийся снегирь.

— Не знаю, — покачала головой бабушка, — но подопечный твой к тебе рвётся, а Васька, выпивши, на него строжится да со двора гонит.

Домашние и гость замерли и внимательно следили за Аннушкой, понимая, с кем она разговаривает и что разговор этот принёс ей толику беспокойства.

— Подопечный? — спросил Николенька, подняв голову от записей.

— Который? — уточнила Аннушка.

— Архип, кажется, — повела плечом Александра Степановна. — С сестрёнкой он.

Аннушка кивнула, послала окружающим извиняющуюся улыбку и поспешила на задний двор.

На подступах к крыльцу, уперев руки в бока и покачиваясь из стороны в сторону, стоял дворовый Васька.

— Ты чо думаешь-то? — выговаривал он съёжившемуся перед ним Архипу. — Барином себя возомнил-то? Свистнешь только, и к тебе Анна Ивановна бегмя прибежить? А накося! Выкуси!

Васька свернул жилистую пятерню в корявый кукиш и ткнул его едва не в нос мальчишке. Тот молча исподлобья смотрел на обидчика и крепко прижимал к себе рыдающую Дуняшку.

— Не до тебя ей! Привыкай! Барам-то не до простого люда, поди! Не до бед их, не до горестей! Хоть передохните вы все! Плевать им! Понял-то? Им кутёнки важнее-то! Иди отседова! Слышь? Иди-ко! Не тебе решать, когда вы увидитесь!

— Но и не тебе, — тихо произнесла Аннушка в спину разошедшегося Васьки.

Тот умолк и медленно обернулся. Встретился взглядом с Аннушкой, поморгал недоуменно и, пьяно икнув, сообщил:

— Ходють тута… К вам-то… Пова-а-адился… А неча!

Аннушка поморщилась от густого сивушного духа и велела:

— Ступай, Василий. Проспись, пока папенька не увидел.

Васька сразу скис, выражение лица его стало плаксивым и обиженным.

— А я чо? Я ничо! — забормотал он, размазывая по лицу пьяные сопли. — Ходють оне! А она-то — нет! Не ходит! Одне косточки осталися. На-а-астенька!

— Проспись, — с нажимом повторила Аннушка, чувствуя, как по спине ползёт липкий холодок.

Васька шмыгнул носом и нога за ногу поплёлся куда-то вглубь двора, к хозяйственным постройкам.

— В конюшню не суйся, — бросила Аннушка ему вслед и, переведя взгляд на Архипа, погладила его по вихрам и спросила ласково. — Что случилось, Архипушка?

Мальчик вздрогнул от этой ласки, как от удара кнутом, лицо его исказилось, глаза заволокло слезами. Будто Аннушка не вихры его пригладила, а вынула стержень, что позволял ему сохранять видимость спокойствия.

— Лизка пропала, — хрипло выговорил он прыгающими губами.

Слёзы, столь долго удерживаемые им, хлынули вдруг и сразу. Аннушка с ужасом смотрела на две влажно поблёскивающие дорожки, возникшие на смуглых щеках, и в душе её росло понимание, что это не слёзы, а нож, вспарывающий уютный, привычный мир, скальпель, что кромсает родное и безопасное, давая дорогу чему-то чуждому и холодному. Ей казалось, что каждая капля, сорвавшаяся с опалённых солнцем ребячьих ресниц, лишает её возможности укрыться от жестокости огромного внешнего мира в знакомой ракушке маленького домашнего мирка, ломая её, показывая хрупкость и ненадёжность такого укрытия.

— Как? Когда? — шёпотом спросила она.

Аннушке и в голову не пришло отмахнуться от Архипа. Отчего-то сразу пришло понимание, что Лиза не заигралась с подружками, не загулялась по лесу, что с ней случилось что-то плохое, страшное и непоправимое.

— Она к тётке Аксинье утром пошла, — всхлипывая заговорил Архип. — По хозяйству управляться. Тётка молочка за помощь даёт. Дуняшка страсть как молочко любит. К обеду Лизка уже вернуться должна была. А её всё нет! Я с малой уже и в деревню ходил. Тётка сказала, что Лизка давно домой пошла. А её нету! Я и тропинки все обходил, и кусты облазил… Нету! А кошкодава-то не споймали ещё…

Дуня жалась к старшему брату, прятала лицо в складках его рубахи и вздрагивала худенькими плечиками. Он рассказывал, смаргивая безостановочно набегающие слёзы, и с надеждой смотрел на Аннушку. А она с трудом сглатывала ставшую вязкой слюну и растерянно пыталась сообразить, что же ей делать дальше.

— Помогите! Вы ведь всё можете, — горячечно зашептал Архип.

«Не всё! Так жаль, но не всё», — хотелось закричать Аннушке. В глазах её стремительно темнело, плечи мелко подрагивали в ознобе. Она молчала, но парнишка, видимо, прочитав ответ по её лицу, оттолкнул цепляющуюся сестрёнку и, вплотную приблизившись к Аннушке, закричал:

— Можете!

— Что здесь происходит? — негромкий мужской голос пушечным выстрелом прозвучал над ухом.

Аннушка резко обернулась и едва не уткнулась носом в подбородок Милованова.

— Что за слёзоразлив? — ещё тише поинтересовался он.

Архип отступил, наклонился к Дуняшке и попытался незаметно утереть лицо рукавом.

— Лиза потерялась, — сказала Аннушка и тотчас же пояснила: — сестра Архипа.

— Давно потерялась? — уточнил сосед, против ожидания не отмахнувшись от ребячьего горя.

— С обеда ещё…

Михаил кивнул, пару мгновений смотрел на детей, а затем понизил голос до шёпота и спросил у Аннушки:

— А голова у вас не болит? Как вы себя чувствуете?

Аннушка мгновение недоуменно глядела на него. Понимание того, что Милованов спрашивает про связанные с ритуалами приступы, пришло не сразу. Аннушка прикрыла глаза и прислушалась к себе. Бешено стучащее сердце, подрагивающие руки и ноги — всё это свидетельствовало скорее о тревоге за судьбу ребёнка, чем о приближении приступа. Она распахнула глаза и, бледно улыбнувшись, сказала:

— Со мной всё в порядке.

— Ну что ж, это хорошо, — выдохнул Михаил и, ободряюще тронув её за локоть, сказал: — Во всяком случае, это даёт надежду, что у нас ещё есть время, чтобы всё исправить…