Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 91

Запал прошёл быстро. Петенька отступил на шаг. Оглядел получившиеся белёсые разводы. Покачался с носка на пятку. Вынул уголёк и, вновь подступившись к стене, размашисто начертил Знак Нужды.

За спиной послышался шум. Что-то гулко бухнуло.

— Ах! — раздалось испуганно и тонко.

В покосившемся дверном проёме стояла золотоволосая девчушка и огромными глазами смотрела на резко обернувшегося Петеньку.

Лиза наконец-то затихла. Лежала, сложив ладони под головой, и можно было подумать, что она спит. Петенька трясущимися руками вывел углём на земляном полу очередной знак. Девчушка оказалась сердобольной. Стоило попросить помощи и показать изодранные руки, тотчас же подставила остренькое плечо и повела домой горе-учителя. А вот заманить в обсерваторию так просто уже не удалось. Пришлось зажимать рот и тащить силой. Подниматься по приставной лестнице с брыкающимся, извивающимся и кусающимся ребёнком было то ещё приключение. Как мать не услышала?

Мать. Как она вообще умудрялась все эти годы ничего не видеть и не слышать? Ни с ним. Ни с отцом. Или видела? Петенька тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли и сводящие с ума голоса.

Последний раз! Он делает это в последний раз. Он закончит ритуал. Голоса умолкнут. Он соберёт отцовы документы, свои записи и скроется. Человеческая жертва подарит ему много недель тишины. За это время он непременно придумает, как можно разорвать этот круг! Он сможет!

Петенька вскинул нож. Старая лампа мигнула. Тень дрогнула.

— Князь руками поводил. Всё как засияет! А потом — бах! И одни кости! — вспомнился возбуждённый голос Николеньки.

Петенька опустил нож.

Он проведёт ритуал. Голоса стихнут. Он убежит. Князь найдёт Лизу. Поводит руками, и… бах! Всё окажется зря. Выходит, нужно спрятать тело. Спрятать так, чтобы никто не нашёл. Или взять с собой? Девчушка невелика. Ритуал остановит разложение… на время. А потом останутся одни кости, и наступит время для новой жертвы…

Ноги подломились. Петенька сел на пол и сжал виски руками. Отброшенный и позабытый нож валялся рядом, насмешливо поблёскивая лезвием.

Что он делает? Что он сейчас делает? Он действительно пытается убить ребёнка и высчитывает, сколько недель спокойствия ему принесёт эта жертва? Он? Чем он в этом случае отличается от Орьла?

Петенька закрыл глаза и завыл. Звук этот, протяжный, длинный, монотонный, хоть немного заглушал чужие крики, обещающие скорую гибель. Мысли мчались по кругу. Что делать? Очень хотелось жить. Но какова цена?

Где он ошибся? В самом начале он верно всё решил. Но что произошло потом? Он подумал, что может откупиться кровью. Чужой кровью. Малой кровью. Кошки. Мужчина. Женщина. Ребёнок? Да полно! Бывает ли кровь малой? Можно ли откупиться чужой?..

— …конечно, уникум, — воодушевлённо вещал князь. — Самоучка без дара не просто проводил ритуалы, а изменял их. Артефакты разрабатывал. Пельн, конечно, тоже много чего разработать смог, после того как дар утратил, но здесь ситуация принципиально иная. У парнишки дара никогда и не было. Всё равно как если бы от рождения слепой человек стал художником. Вполне приличным художником, прошу заметить.

Аннушка тряхнула головой и оглядела миловановскую гостиную. Все находившиеся в ней явно были под впечатлением от услышанного, но Аннушка чувствовала себя так, как будто увидела или, вернее, прочувствовала всё, о чём рассказывал Ромадановский.

— Что с ним будет? — спросил Михаил, и Аннушку затопила благодарность по отношению к соседу. Ей очень хотелось узнать, что будет с Орловым, но задать вслух этот вопрос она боялась. Несмотря на все учинённые Петенькой злодеяния, ненависти по отношению к нему она не испытывала.

— Что с ним будет? — не удержался от вопроса Михаил.

— Что будет? — переспросил Леонтий Афанасьевич. — Он будет жить… Учитывая те раны, что он себе нанёс, это уже немало. Каждая из них была смертельна. Ведь ритуал был рассчитан на обмен: жизнь жертвы за жизнь проклятого. Петр убил себя и должен был умереть. Ритуал был завершён, жертва принесена, и потомок Орьла должен был выжить. То, что в конце концов он принёс в жертву себя, несколько сместило фокус проклятия, какие-то линии замкнулись, какие-то, напротив, разорвались… Всё застыло в хрупком равновесии на грани. Признаться, я немного вмешался, капельку подправил кое-что, стабилизировал, так что — жить он будет и, надеюсь, обойдёмся без последующих ритуалов. А вот социальные контакты, физические и эмоциональные нагрузки я бы настоятельно рекомендовал ему ограничить… И даже не думать о наследниках, во всяком случае пока. Но в одиночной камере Трезинской крепости об этом беспокоиться и не стоит.

— Трезинка, — ахнула сидящая рядом Кречетова. — Но он ведь невиновен! Он не хотел убивать! Никого не хотел! Даже котов! У него выбора не было! Он не хотел становиться чудовищем! Он с самого начала о самоубийстве думал…

Михаил удивлённо покосился на соседку по софе, та осеклась и зажала ладонью рот.

Князь раздражённо дёрнул бровью.

— Ну, во-первых, хотел или нет, но Пётр Ростиславович убил двух людей, — сухо произнёс он. — А во-вторых, Трезинская крепость не абы что, там и особ королевских кровей держали. Да и у меня там кабинетик имеется… Авось сработаемся. Не заскучает.

Ромадановский вздохнул, выпрямился в кресле и, хлопнув себя по коленям, заявил:

— Засиделся я у вас! Заотдыхался! Пора, как говорится, и честь знать! Отбываю завтра. Ещё засветло в путь тронемся. Так что давай, Михаил Николаевич, мы с тобой пари наше, магически закреплённое, завершим. Победитель определён. Свидетели — присутствуют. Когда мы ещё такой компанией соберёмся? Али ты с меткой расставаться не торопишься?

Михаил встрепенулся, сделал шаг навстречу князю и протянул ему ладонь, на которой красовалась метка выигрыша. Ромадановский легко тронул символ рукой, и он исчез с мелодичным звоном и едва заметным сиянием.

— Ну а вы, Анна Ивановна, что тушуетесь? — обратился князь к Кречетовой. — У вас ведь тоже все в сборе — и оппоненты по спору, и свидетели…

Он хохотнул и бросил взгляд на стоящий в углу стул.

Кречетова залилась краской и протянула руку, на которой красовалось доказательство её победы. Михаил недоумённо обвёл взглядом присутствующих. Свидетели спора здесь? Кто? Андрей? Славка? Рассеянно тронул руку Анны, прослушал очередной перелив невидимого колокольчика и пронаблюдал сияние вокруг исчезающей метки на узкой девичьей ладони.

— Что, Михаил Николаевич? Озадачены? — продолжал усмехаться Ромадановский, затем перевёл взгляд в угол гостиной и, играя бровями, поинтересовался: — Ну что, Михаил Арсеньевич, желаете на время выйти из тени? Пообщаться с потомком? Могу посодействовать…

Князь прислушался к чему-то, что заставило румянец Кречетовой стать прямо-таки свекольного оттенка, а самого Ромадановского захохотать, запрокинув голову. Отсмеявшись, Леонтий Афанасьевич чуть прихрамывая пересёк гостиную, достал из бархатного мешочка на поясе пару мелков и прямо на паркете нацарапал ряд символов. Выпрямился, оглядел письмена и кивнул. Тот же час воздух в углу будто загустел, подёрнулся рябью, и сквозь него, как сквозь мутное стекло, проступил силуэт сидящего на стуле старика.

Михаил с любопытством разглядывал роскошный бархатный халат, чуть потёртый на локтях, тонкие, но изрядно мятые кружева жабо, массивные золотые пряжки на стоптанных туфлях и очень знакомое лицо. Спустя мгновение ошарашенной тишины Михаил осознал, что лицо это напоминает ему не кого-то конкретного, а целую вереницу предков, запечатлённых на портретах в фамильной галерее. Да что там предков! Этот нос и этот изгиб бровей он регулярно наблюдал в зеркале.

— Михаил Арсеньевич Милованов, — представил старика князь. — Прошу любить и жаловать.

— Предок этого… вьюноши, — пояснил окружающим старик, встал и, обращаясь к потомку, добавил: — Ну, здравствуй, охламон!