Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 90

Петенька грустно усмехнулся. Отсрочка в тот раз вышла не такой уж и большой — с неделю всего. Некоторые котейки и то больше времени давали.

Шаг в сторону отозвался жжением в стёртой до мяса ноге. Сапоги. Чёртовы сапоги! Петенька ненавидел их всей душой. Даже пытался заменить, но ничего путного из этого не вышло. В чём он ошибся? Где? Повторил ведь всё, до мельчайших подробностей, схема артефакта в записях Орьла была. И сперва казалось, что всё идёт хорошо, всё идёт как надо и вместо громоздких сапог у него теперь небольшая бляха, которую можно носить с собой в кармане… Обманка, очередная обманка… Время закончилось внезапно, прямо на балу! Пришлось срочно искать следующую жертву. Что бы он делал, если бы котёнок ему под руку не подвернулся? А ежели бы в диванную во время ритуала кто вошёл?.. Хорошо всё то, что хорошо заканчивается… Но к сапогам пришлось вернуться.

Ничего! После сегодняшнего ритуала он отдохнёт. Он кое-что пересчитал, изменил. Поправка на массу тела жертвы. Ежели бы эта поправка была тогда в лесу, у шалаша… Может, и отсрочка бы вышла поболее. Петенька вздохнул. Осторожно, кончиками пальцев погладил белый шелковистый козий чуб и вскинул руку. В лунном свете блеснуло длинное, тонкое, чуть изогнутое лезвие.

— Не смей! — истошный женский визг раздался совсем рядом, перекрывая сонм призрачных стонов и предсмертных криков.

Петенька обернулся и понял, что опоздал с ритуалом. Его смерть была уже тут. Рядом. Она летела на него, сверкая потусторонней зеленью глаз. Первым побуждением было сдаться, сжаться в комок, закрыть голову руками и умереть. Нет! Петенька тряхнул головой, упрямо закусил губу и ринулся навстречу фурии.

Спустя несколько минут он, глотая слёзы и давя рвотные позывы, завершал ритуал. Осознание того, что перед ним никакой не демон смерти, не чудовище со змеями вместо волос, а всего лишь хозяйка козы, пришло внезапно, затопило ужасом и раскаянием.

Когда всё завершилось, он постоял ещё немного, глядя на дело рук своих, затем развернулся и шатаясь побрёл к ручью. Нужно было попытаться замыть кровь.

Петенька сидел в гостиной дома Кречетовых и наслаждался покоем и приятной компанией. Ольга Ивановна щебетала о каких-то пустяках, погоде, ягодах и ватрушках. Петенька блаженно щурился. Подопечного, которому он должен был читать сегодня лекцию, не оказалось на месте. В голове было пусто, гулко и, самое главное, тихо. А он, оказывается, отвык за последние годы от этой тишины. Ни стонов, ни воплей, ни предчувствий смерти и мук. Петенька вздохнул и счастливо улыбнулся собеседнице, не особо вслушиваясь в её слова. Как это может сочетаться в одной душе, довольство, покой и почти счастье, с одной стороны, и ужас от содеянного и неподъёмный груз вины — с другой? В который раз за последние несколько дней Петенька пытался найти ответ на этот вопрос и в который раз не преуспел. Он вздохнул, собираясь поддержать светскую беседу, но из враз пересохшего горла не вылетело ни звука. Вернулось всё: и колокольный звон, и обещание скорой смерти, и крики агонии. Мощно, громко, навалилось сразу и вдруг.

Петенька изо всех сил цеплялся за реальность, не давая себе соскользнуть в беспамятство. Как же так? Всё напрасно? Вновь ритуал? Так скоро?! Нет!

Людей в гостиной прибавилось. Они что-то говорили, о чём-то спрашивали. Петенька силился участвовать в разговоре. Даже сам попробовал что-то спросить у Анны Ивановны, тема была важная. Он чувствовал, что важная, что чем-то эта тема и его касается, но чем именно — понять смог не сразу. Дыхание перехватывало от навалившегося ужаса, а волоски на руках ершились.

Сколько времени? Сколько у него времени? Он пытался расслышать, высчитать. Не минуты. Не часы. Больше. Сколько? День? День. Может, чуть больше… Но почему?! Так резко! Так внезапно…

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Порфирий Парфёнович, крепко держащий за руку Николеньку. Крыльский видящий оглядел всех присутствующих и проскрипел:

— Добрый день, барышни, ваш брат — чрезвычайно деятельный молодой человек. Я бы даже сказал, возмутительно деятельный!

В комнате будто похолодало на пару градусов. Петенька поёжился и потупил взгляд. Смотреть в рыбьи безучастные глаза старого видящего было выше его сил. Хвала Шестиликой, Порфирий Парфёнович пробыл недолго. Следовало уходить и ему, но, пока Петенька пытался выдавить из пересохшего рта слова прощания, в комнате завязалась оживлённая беседа. Сёстры Кречетовы тормошили брата, приставая к нему с расспросами.

— Не слышно? — присоединился к ним и Милованов. — А что было видно?

— Видно-то? — оживился Николенька. — На кладбище из домовины Настасью вынесли. Князь руками поводил. Всё как засияет! А потом — бах! И одни кости!

Петенька вскинулся и едва не закричал. Вот так просто? Князь руками поводил, и всё? Всё зря? Смерть, кровь — всё напрасно. От Настасьи остались только кости, а ему нужно искать новую жертву. А как найдёшь её? Все испуганы. Все сторожатся. Коты и те под присмотром! Видящих понаехало… Сам князь Ромадановский, советник при особе Его Императорского Величества, руководитель Специального комитета при особе Его Императорского Величества, прибыл. Чтоб ему пусто было! Им! И советнику, и императору!

Увидев скрестившиеся на нём взгляды, Петенька выдавил из себя прощальный спич. Что он говорил? Он сам с трудом осознавал, но, судя по лицам окружающих, что-то правильное, подходящее случаю. Попрощался и вышел. Нужно было идти домой. Время ещё есть. Он всё подготовит. Всё рассчитает. Всё сделает. На него столько времени никто не обращал внимания, не заметят и в этот раз.

Петенька сидел на берегу Старого омута. Даже днём вода в его глубине была непрозрачна и темна. Время убежало стремительно, куда быстрее, чем течёт Буйная. Ничего не выходило. Ему уже ничто не поможет. Либо он умрёт, либо они его вычислят во время проведения ритуала и схватят. И он всё равно умрёт, но чуть позже. Как он мог пропустить это? Как мог не учесть?

Видящие чувствуют столь грубые возмущения эфира. И, судя по вчерашнему разговору, Анна Ивановна их тоже чувствовала. Ему повезло, что она в силу отсутствия необходимых знаний раньше не поняла, с чем связаны её приступы. Надеяться, что таких знаний не хватит у Порфирия Парфеновича и уж тем более у Леонтия Афанасьевича, было глупо.

Провести ритуал и бежать! Выиграть время и спрятаться. По уму нужно было бежать давно. Но кто ж знал, что всё сложится именно так?

В ушах выло, за спиной клацало, волосы шевелились на затылке. Самым жутким был голос отца, который, перекрывая все звуки, выл прямо в голове:

— Про мать не забывай! Сгодится и она!

Петенька поднялся, спотыкаясь на ровном месте, подошёл к самой воде. Зачерпнул. Умылся. Руки тряслись. Вместо собственного отражения из воды на него глядела темнобровая красавица с чёрными косами.

— Не забыва-а-а-ай! — тянула она голосом отца.

Домой идти нельзя. Куда? В омут? Петенька заметался по берегу. Галька, щепки — всё не то. Валун, но крупный, с места не сдвинешь. Взгляд наткнулся на остов мельницы. Может, там есть что-то подходящее? Пока бежал туда, рассёк руку и дважды ссадил колени. От воя заложило уши.

Знаки, начерченные мелом на старой стене, бросились в глаза сразу. Кто-то неумело, но старательно перечертил все символы, что на набойках отцовых, а вернее дедовых или даже прадедовых, сапог красовались. Пару символов переврал. С пропорциями напутал. Рука кое-где дрогнула, но суть этот кто-то уловил верную. Петенька запрокинул голову и зашёлся то ли в смехе, то ли в плаче. Зажал себе рот руками. Постоял пару мгновений, разглядывая белые линии, и бросился на старые доски.

— Будьте прокляты! Будьте вы все прокляты! За что?! — всхлипывал он, стирая надписи рукавами и грудью, не обращая внимания на треск рвущейся ткани и занозы в ладонях. — Догадались, значит? Выжидаете? Интересно вам?! А помочь? Остановить? Спасти и в голову не пришло?!