Кто убил Оливию Коллинз? - Спейн Джо - Страница 26

Последнее время Крисси очень редко смотрела на него. Она смотрела за ним. Она смотрела сквозь него. Но не на него самого.

Сейчас она обратила на него внимание. Да, он злится, он встал без разрешения, но она не видела непослушания или наглости. Перед ней был расстроенный и испуганный мальчик.

Она протянула руку и коснулась его щеки, покрытой веснушками и расцарапанной во время очередного приключения, но такой нежной. У него еще оставалось в лице что-то совсем детское, легчайший намек на того вечно взъерошенного белоголового карапуза с большими голубыми глазами, который так радовался ей когда-то.

У нее перехватило дыхание и стиснуло грудь от нахлынувшей любви к сыну. Все это время, которое она провела одна с Кэмом, пока он был маленький, останется с ними навсегда. У Мэтта не было такой близости с сыном.

— Будешь смотреть со мной «Британия ищет таланты»? — спросила она.

Кэм удивился, но кивнул. Он ждал, что на него накричат, заставят идти обратно спать, пригрозят наказанием.

Крисси вытянула руку, вместе с пледом, который лежал у нее на плечах, и Кэм забрался к ней под бок. Он взглянул на мать, потом на телевизор — она снова включила звук, хор на экране собирался петь «Иерусалим».

Крисси поцеловала его в макушку, пахнущую шампунем, озоном и чем-то сладким. Сейчас ей просто хотелось побыть с сыном и не думать о том, что сказал Мэтт.

— Хорошо поют, — сказал он.

— Да, хорошо.

— Можно мне колу?

— Не наглей.

Она почувствовала, что он улыбается, и прижала сына к себе.

— Кэм?

— Ага?

— Прости за вчерашнее. Ты, наверное, очень испугался… всего этого. А потом еще я на тебя набросилась. Я… я, кажется, сама была немного в шоке. Мне нужно было с тобой поговорить. Все же мисс Коллинз наша соседка. Я даже не спросила тебя, как ты себя чувствуешь.

— Все нормально.

— Если у тебя потрясение, это вполне естественно.

— Да нет, все в порядке. Мне наплевать, что она умерла.

Крисси застыла.

— Ты это о чем, сынок?

Кэм поднял на нее глаза. Взгляд у него был грустно-озабоченный, как будто он скрывал какую-то жуткую тайну. У Крисси часто забилось сердце.

— Мам, она была плохая тетя, — сказал он.

Я подловила Крисси Хеннесси, когда она развешивала стираное белье на сушилке у себя в патио с таким отрешенным выражением лица, будто унеслась куда-то за тридевять земель от вольно развевающихся на веревке мужниных трусов.

Она даже не замечала меня, пока я не засунула руку в стоявшую перед ней корзину и не подала ей рубашку — тут она схватилась за грудь и ахнула.

— Господи, Оливия, как же ты меня напугала.

И рассмеялась, своим нежным радостным смехом.

— Ну, извини. Может, помочь?

Я взяла одну из рубашек и повесила ее на веревку, а она стояла и в удивлении смотрела на меня.

— Мэтт сегодня дома?

— Угу.

Прозвучало это многозначительно, словно она хотела от него избавиться. Что ж, это я понимала.

— Вот здорово. Очень много он работает, правда?

Она взяла полотенце и принялась расправлять его, двигаясь вдоль веревки в противоположную от меня сторону. Кивнула. Вот и вся благодарность мужу, который всем ее обеспечивает.

— Тебе так повезло с мужиком, Крисси. Думаю, многие готовы на убийство, лишь бы оказаться на твоем месте.

Она подозрительно посмотрела на меня. Я рассмеялась.

— Ну, нет, не я. Оставь себе. Господи, ну какая из меня разлучница!

— В этом я не сомневалась, Оливия.

Она улыбнулась. Боже мой, какая самоуверенность. Она могла изменять Мэтту сколько угодно, но он-то после нее и не посмотрит ни на кого.

— Я просто надеюсь, что ты его ценишь. Иногда тем, кто рано женится, приходится трудно. Некоторым кажется, что угодили в клетку. Все же, поверь моему опыту, там, где нас нет, не обязательно так уж хорошо.

Я вытащила из корзины еще одну майку, теперь уже ее.

— Слушай, в самом деле, я и сама прекрасно справлюсь, — сказала она, чуточку нервно. — Не стоит.

— А, да мне просто хочется пообщаться. Мы так редко видимся тут у нас, в Долине.

— Угу.

Я расправила складки на шелковом жилете.

— Ты ведь, кажется, с Роном встречаешься?

— Что?

Ее рука застыла на полпути к корзине.

Я пожала плечами, как будто не сказала ничего особенного.

— Не понимаю, о чем это ты, — сказала она.

Я подняла брови.

— А мне кажется, что понимаешь.

Она сузила глаза и посмотрела на меня как на нечто гадкое, внезапно обнаружившееся на подошве.

— Я не в том смысле, что это меня как-то касается или что я против. Просто, думаю, тебе лучше быть в курсе, что я это заметила. А если я заметила, могли заметить и другие.

Крисси так резко развернулась к своему дому, что сбила ногой и перевернула корзину. Она вскрикнула, присела на корточки и схватилась за мокрые тряпки, лицо и шея густо покраснели.

Когда она встала, ее выражение лица стало другим. Первый шок миновал, и она превратилась в загнанную в угол крысу. А их поведение всем известно.

— Ты что, угрожаешь мне, Оливия? Предупреждаю, на всякий случай, — это здесь, в Долине, мы все такие белые и пушистые, но выросла-то я совсем в другом месте, где за базар и ответить можно.

Я затрясла головой в изумлении.

— Да что ты, Крисси. Подумай сама, я ведь тебя предупреждаю по-дружески, ты пойми.

Она продолжала сверлить меня взглядом, видимо, до нее наконец начало доходить, что она меня недооценивала.

Я продолжала излучать спокойствие и дружелюбие.

— Научись не совать свой нос в чужие дела, а то как бы не пожалеть потом, — выговорила она и повернулась ко мне спиной.

Только в этот момент я поняла, что это я ее недооценивала.

Эмма любила свою квартиру.

Еще в тот самый день, когда они с Грэмом пришли ее смотреть, она решила для себя, что если они разойдутся, то квартира останется за ней.

Вот и напророчила.

Грэм устроил скандал, когда она его послала. Ведь это он первый узнал об этой квартире с видом на гавань, когда ее еще не выставили на продажу. Он зарабатывал больше, чем она, и мог легко выкупить ее долю ипотеки.

Но у нее были аргументы посильнее: во-первых, это ее родители одолжили им денег на первый взнос при покупке, а во-вторых, это она застала его в постели с другой.

Эмме не очень хотелось вовлекать своих родственников, но она знала, что Грэм панически боится ее отца. А ее папа очень-очень не любил, когда обижают его дочь.

— Тебе придется поговорить с моим отцом, договориться, как отдать ему деньги, — сказала она тогда. — Не забудь рассказать, почему мы расстаемся.

Этого оказалось вполне достаточно.

Грэм забрал остатки своего барахла в конце той же недели. Вызванные ею грузчики вынесли матрас, пока он тщательно складывал свои трусы (от этого она и раньше была не в восторге), причитая о том, что придется менять имена на счетах.

Оно того стоило, подумала Эмма, намазывая тост маслом, глядя на покачивающиеся в гавани яхты и отблески первых солнечных лучей просыпающегося дня на воде.

Может быть, когда-нибудь найдется кто-то, от кого ей захочется родить детей и сменить шестой этаж и лифт, в который не влезет ни одна коляска, на лужайку и садик. Когда-нибудь. Но не сейчас.

Дожевывая тост, Эмма придвинула поближе к окну зеркало и косметичку. Она предпочитала готовиться к выходу на улицу при ярком свете.

Если при таком освещении шрам незаметен, при любом другом его уж точно не разглядят.

Грэм допустил чудовищную гнусность, попытавшись оправдать свои похождения тем, что после нападения она полностью ушла в себя. Самый отвратительный и жестокий перевод стрелок на жертву. Хорошо, что это вылезло наружу, пока не стало слишком поздно, пока они не успели пожениться и связать себя узами, разорвать которые уже сложнее.