Красные ворота - Кондратьев Вячеслав Леонидович - Страница 51

Получив у кассы деньги, пересчитал. Вычетов порядком — и подоходный, и бездетный, и заем. Вместо тысячи двести на руки лишь девятьсот шестьдесят, но этого вполне, цены сейчас не коммерческие, нормальные — хватит.

Когда вышли с Анатолием Сергеевичем из редакции, предложил Коншин «Арагви». Ресторан солидный, можно посидеть как следует, тем более решил денег в этот вечер не жалеть. Но Анатолий Сергеевич отказался:

— У меня мало времени, давайте лучше в «Коктейль».

В коктейль-холле Коншин был раза два, но чувствовал себя там неловко. Публика ходила туда избранная. И случайные посетители, если удавалось им пробиться, ощущали скованность — куда ни поглядишь, знаменитость.

Очередь у «Коктейля» стояла небольшая, рано еще, но Анатолий Сергеевич постучал в дверь, занавеска на ней приоткрылась, швейцар узнал, видимо, его и открыл дверь. Анатолий Сергеевич сунул ему что-то в руку, и тот почтительно принял у них одежду, у Анатолия Сергеевича — драповое пальто с серым каракулевым воротником, у Коншина — зеленый армейский бушлат.

За стойку не пошли, хотя и кивнул барменше Римме Анатолий Сергеевич, а та улыбнулась ему мило. Выбрали столик у окна. Официантка тоже поздоровалась с Анатолием Сергеевичем. Коншин понял, что бывает тот здесь нередко. Заказали по два коктейля. Пока ждали заказ, Анатолий Сергеевич шепотком знакомил Коншина с посетителями. Вон там, за стойкой бара, сидит популярный поэт-песенник, рядом с ним не менее популярный композитор, ну а этого вы, разумеется, знаете — знаменитый поэт, а вокруг его всякая шушера, ловящая его остроты, а у стены, тоже, наверно, знаете, — молодой актер МХАТа, ставший сразу известным после недавно прошедшего на экранах фильма. Ну а попозже появятся и другие актеры из МХАТа и оперетты, закончил Анатолий Сергеевич.

Коншин посматривал по сторонам и радовался тому, что сидят за столиком, а не у стойки, где его порыжевшие «кирзяшки» были бы на виду.

— Ну-с, за ваше здоровье, — поднял Анатолий Сергеевич принесенный официанткой бокал с коктейлем.

Они чокнулись, и Анатолий Сергеевич сразу перешел к делу:

— Значит, так, Коншин, сейчас нам утвердили план, и я могу вам предложить большую серию плакатов по технике безопасности. Как вы на это смотрите?

— Очень рад, Анатолий Сергеевич. И очень благодарен.

— Серия в двадцать плакатов, расценки знаете — шестьсот рублей за пол-листа. Почти на целый год будете обеспечены постоянным заработком. Два плаката в месяц сделаете же?

— Сделаю, — уверенно ответил Коншин, не скрывая радости.

— Ну вот и договорились… Наверно, хочется приодеться? Сколько можно военное донашивать, — улыбнулся Анатолий Сергеевич. — Сочувствую вам, ушедшим на войну мальчишками… Ничего-то вы не видели в жизни, прошли через смерть, кровь, страдания, а вернулись, ну и жизнь пока трудная, тоже не очень-то улыбается… Мы-то, постарше, все же до войны не скажу пожили, но кое-что видели, а вы… — он покачал головой и взялся за соломинку.

Коншин был растроган словами Анатолия Сергеевича, его пониманием и сочувствием:

— После войны казалось, ничего не нужно, главное, живыми вернулись, а потом выяснилось, живому-то надо есть, пить и одеваться. Заботы…

— А к ним не приспособлены, — продолжил Анатолий Сергеевич, все так же улыбаясь. — Я тоже хоть и с дипломом и специальностью, но с трудом включился в мирную жизнь.

Как здорово все понимает Анатолий Сергеевич, подумал Коншин, и вообще мировой мужик, как хорошо, что пригласил он его посидеть.

— Разумеется, все скоро наладится, но годы, годы… Вы еще не знаете, как они быстро летят, — вздохнул Анатолий Сергеевич. — Вы, наверно, мечтаете, вот окончите институт и начнется настоящая, творческая работа, но, поверьте мне, ремесло, которым вы сейчас овладеете, пригодится, верный кусок хлеба… А творчество? Еще неизвестно, выйдет ли что с ним? А годы, годы…

— Мне говорили некоторые, что плакат может засушить художника, — заметил Коншин.

— Ерунда! Если есть талант, ничего не случится, ну а если… Кстати, верите вы в свой талант?

— Не очень-то.

— Похвальная скромность. Наверно, лучше не переоценивать свои возможности, меньше потом разочарований.

Пил Анатолий Сергеевич неспешно и как-то равнодушно, но зато оглядывал всех входящих женщин. Коншин догадался, что его работодатель не очень-то любитель выпить, интересует его больше другое. Когда вошла в зал полноватая красивая грузинка, Анатолий Сергеевич даже приподнялся со стула, чтоб ее разглядеть.

— Бывают же женщины! — восхищенно пробормотал он, прищелкнув пальцами.

Коншин свои два коктейля допил и ждал, когда закончит Анатолий Сергеевич, чтоб заказать еще, но тот сказал:

— Вы себе заказывайте, я больше не буду… Мне предстоит еще.

Коншин, не почувствовав ничего от двух вкусных, но слабоватых коктейлей, заказал покрепче. Ему надо было немножко опьянеть, чтоб стать посмелей и непринужденней.

— Теперь, дорогой Коншин, вот что я должен вам сказать, — начал Анатолий Сергеевич, пристально глядя на Коншина. — С постоянно работающими художниками у нас существует некая… неофициальная договоренность…

— Какая? — прервал Коншин вопросом.

— Не торопитесь… Вы знаете, редакция у нас молодая, растущая, так сказать, расширяющаяся, а потому… разные непредвиденные расходы в связи с организацией, временные, конечно, — поспешил добавить он, — но, увы, в настоящий момент — необходимые. Вы поняли меня?

— Не совсем, — пробормотал Коншин.

Анатолий Сергеевич досадливо поморщился — придется этому недогадливому парню говорить напрямик, а этого не хотелось. Он помолчал немного, закурил, а потом небрежно бросил:

— Эти непредвиденные расходы мы договорились разложить на всех, кто заинтересован в расширении нашего дела и… в постоянной работе. Теперь поняли? — не дождавшись ответа, уточнил. — Это пустяки, всего пятнадцать процентов… — он выдохнул дым и откинулся на спинку стула.

— Да… понял, — покраснел Коншин. — Скажите, а Марк? Он тоже?

— Нет, он мало берет заказов. Он же творит, — снисходительно усмехнулся Анатолий Сергеевич. — Бог с ним. Есть люди, не понимающие, что жизнь коротка.

— Ну, если все… если со всеми так договорено, я, конечно, тоже… — пробормотал Коншин, еще больше покраснев.

— Я другого и не ожидал. Спасибо. Надеюсь, вы поняли, что это все на пользу дела?

— Да, конечно…

— Ну-с, желаю приятно провести время, а мне пора. Ждет дама, — он протянул Коншину руку. — Всего доброго.

Коншин смотрел, как легкой, уверенной походкой шел Анатолий Сергеевич к выходу, и не понимал, что же произошло — хорошее или плохое? Наверно, хорошее, ведь теперь он будет обеспечен работой, но почему так мерзковато на душе, хотя и сказал Анатолий Сергеевич, что все художники пошли на это, а раз все, чего ему… Но неприятное ощущение не проходило, и он заказал еще один крепкий коктейль, последний, решил он, так как сидеть ему здесь расхотелось.

Но тут вошли в зал два долговязых сильно подвыпивших иностранца, похоже американцы. Взобрались на высокие табуретки перед стойкой и, громко разговаривая и смеясь, заказали напитки, а потом, повернувшись к соседям, с хохотком, коверкая русский, сказали:

— Товарыщи, ви очень карошо били немцев, ви наши союзники, но почему у вас без конца в газетах, на радио — идейно, безыдейно? Это так скучно, это должно надоесть. Вам не надоело?

Коншин повернулся, с интересом ожидая реакции присутствующих, но все молчали… У композитора остекленели глаза, он делал вид, что ничего не видит и не слышит, поэт-песенник уткнулся в бокал соломинкой, мхатовский актер сполз вниз и пошел к выходу, на губах знаменитого поэта блуждала мефистофельская усмешка, у его жены испуганно забегали глаза. Только у подполковника-летчика, около которого и сидели американцы, сдвинулись брови и побагровело лицо. Остальная публика продолжала пить, перекидывалась словами, будто ничего не происходит.

Американцы сказали друг другу что-то по-английски, расхохотались и опять, уже откровенно издевательским тоном: «Идейно, безыдейно, как скучно! Неужто не надоело?»