Самый лучший комсомолец. Том второй (СИ) - Смолин Павел - Страница 24

— На механизатора учился, — пожал он плечами. — Думал в армии пригодится, но много нас таких, вот, в мотострелки определили без доступа к технике, — и нервно хохотнул.

— Родни много?

— Брат восьмилетний, сестре десять. Бабушку с дедушкой хоронили полгода назад, в отпуск ездил, — приуныл.

— А родители кем работают? — чисто для порядка уточнил я.

Потому что решение уже готово.

— Отец — тракторист, мама — учительница начальных классов, — не без гордости ответил он.

— Приглашаю вас после демобилизации перебраться в Подмосковье, в совхоз «Потемкинская деревня»… — народ гоготнул. — Мой отчим там председателем, я — заместителем парторга числимся. Совхоз экспериментальный, будет расти, работников много нужно, домик со всеми удобствами вам выделим. Сначала на семью, а как женитесь — отдельно вам. Ну и младшим в Москву поступить проще будет — полста километров всего до МГУ.

— Меня невеста ждет, — улыбнулся полностью отошедший от стресса парень.

— Дождется — забирайте с собой, — улыбнулся я в ответ. — Молодым семьям у нас мотоцикл «Ява» с коляской выдают, в качестве подъемных.

Дали по рукам, обменялись адресами и телефонами, и мы с дядей Петей пошли в подвал.

— Подкупаешь? — без упрека предположил он.

— Воздаю по заслугам, — отмахнулся я. — С меня не убудет, а вкалывать они всей семьей будут на совесть — вон глаза какие честные и наивные, даже зависть берет. Жалко пацана — вместо стратегического противника приходится с бандитами воевать. С Советскими гражданами, а к такому его не готовили. Нам вообще особый контингент нужен — типа западных частных военных компаний, только государственный и с прямым подчинением Министерству Обороны. Наемников в СССР быть не может, но, если заварушка начнется, придется вот таких вот срочников под молотки бросать, «интернациональный долг» исполнять. А любой вооруженный конфликт за пределами границ СССР просто охренеть как плохо начнет народом восприниматься, когда гробы с условными Сидоровыми восемнадцати-двадцатилетними пойдут. Нужны спецчасти с кадровыми военными, снизу доверху, тысяч в сто числом, чтобы хватило на оккупацию условного говностана. И служить там должны взрослые мужики, а не срочники.

— У взрослых мужиков тоже семьи есть, — совершенно разумно заметил дядя Петя, поморщившись в ходе монолога на мое «типа западных частных военных компаний».

— Есть, — кивнул я. — И Родина о них позаботится. Одно дело когда пацанов необстрелянных, полгода траву красивших в горнило бросают, и совсем другое — когда человек полностью осознавая последствия поступает на сверхсрочную службу сам, получая реально качественную подготовку. Оно и социально-полезно, как ни странно — всегда есть люди с повышенным уровнем адреналина и личной отваги, и им гражданской жизнью жить уныло. Само собой, под одну гребенку всех мести не стоит, но какая-то часть из них от скуки начинает творить нехорошее, ломая жизни себе и другим, не имея возможности реализоваться наиболее полезным для Родины способом.

Здесь мы наконец-то добрались до подвала, и свет чьего-то фонарика осветил нам путь, заодно выхватив украшенный серо-красной «инсталляцией» кусок стены. А запах-то какой — на фоне аромата кровищи, мяса и содержимого кишок сгоревшее ВВ и легкая «подвальная» затхлость воспринимались словно Виталинины волосы. Сублимируя тошноту и желание свалить подальше, указал на «украшение»:

— Как материалисты, мы точно знаем, что с исчезновением наблюдателя объективная реальность не схлопывается в небытие, однако человек — существо крайне необычное, вмещающее в себя целую вселенную из набранного в ходе жизни опыта, знаний, навыков, привычек, социальных связей, мечтаний, надежд, стремлений и страхов. И вся эта вселенная под внешним воздействием выплескивается серо-красной кашкой, ничего интересного из себя не представляющей. Разве это не удивительно, дядь Петь?

— Писатель! — одобрительно буркнул он и участливо предложил. — Еще не поздно уйти.

— Подозреваете, что мы там увидим? — указал я на уже освобожденный от двери проход, который караулил КГБшник дядя Антон.

— Поездил по югам нашим, — поморщился он. — Насмотрелся.

— От реальности не спрячешься — как страусу не уподобляйся, а однажды она догонит и отвесит по выставленной жопе смачного пинка, — развел я руками, КГБшники гоготнули. — Сам в потаенные уголки Родины полез, значит и все там найденное нужно внимательно рассматривать и делать выводы.

Прошли в проем, попав в коридор чистый и электрифицированный. Над головой — трубы, а из второго слева от нас помещения доносился ругающийся на аварском языке голос товарища Умаханова, и предусмотрительно выучивший все местные диалекты волшебный мальчик начал переводить для дяди Пети:

— Что ты наделала, сука? Ты же всю республику опозорила! Что твой отец скажет? А братья? Они же тебя удавят, тварь!

Отвечал ему полный презрения ко всему на свете тихий женский голос:

— Это какой отец? Который меня ребенком изуродовал так, что я с мужем спать ненавижу? Шакалы вы все!

Заглянул в проем «немой» — на бетонном полу лицом вниз рядком лежали упакованные в наручники мужики в количестве трех человек. Контролировались задержанные тремя «дядями». Кроме них и натекших из-под бандитов лужиц крови (успели повоспитывать, получается) в помещении находился десяток рабочих мест для швей и куча всяческих тряпок. Освещение так себе, не берегут работницам глаза.

Тем временем к неизвестной девушке и Магомед-Салам Ильясовичу подключился еще один местный голос — этот незнакомый и жалобно-умоляющий:

— Не губи, отец, шайтан попутал. Эта сука во всем виновата — сама по аулам девок собирала, на приданое зарабатывать.

— Потрясающе удобно! — добавил я «от себя». — Все вешаем на шайтана и бабу.

Товарищ Умаханов брезгливо ответил:

— Ты шайтан и есть — знал же, что такие уважаемые гости едут, зачем Максуда торговать отправил?

— А вот и полностью утраченная чистота понимания, — вздохнул я.

— Местные особенности, — поморщившись, иронично поправил меня дядя Петя.

Заглянули в проход напротив — на застеленной грязной клеенкой потрескавшейся кушетке нервно курил бородатый мужик лет сорока, одетый в замызганный белый халат. Оценив набор инструментов, спросил контролирующего задержанного врача дядю Федора:

— Абортмахер?

— Хуже, — скривился тот и мягко меня послал. — Ты лучше к товарищу генералу иди, Сережа.

Торговля органами исключена — времена не те. Нет, почти уверен, что где-то кто-то практикует, но явно не в настолько удручающе антисанитарных условиях и не при помощи гинекологических по большей части инструментов.

В разговор аборигенов тем временем вторгся Судоплатов:

— Родственник?

— Не мой! — возопил проштрафившийся глава республики. — Павел Анатольевич, я верой и правдой…

— Знаю, — оборвал его дед. — Чей родственник-то?

— Да я их…

— Отвечай! — рявкнул Судоплатов.

— Брата моего троюродного племянник, — омертвев голосом, ответил товарищ Умаханов.

Заглянул в последнее «немое» помещение.

— А говорят в СССР наркомании нет! — нарочито-громко прокомментировал я уставленное характерно воняющими мешками помещение — здесь контролем занимался дядя Вадим, а из задержанных — двое пожилых, укутанных в платочки и черные длинные платья женщин.

Судя по выпотрошенным «Беломоринам» на столе — набивают старые добрые «косяки».

Судоплатов чертыхнулся и выглянул в коридор, неодобрительно подвигав на меня бровями.

— Охеренно комплексное предприятие, — заявил я ему. — И пошив, и наркоторговля, и хирургия — последняя зачем?

Дед сморщился так, словно клюковки зажевал, но до ответа снизошел:

— Девственность хирургическим путем восстанавливают.

— А не посещала ли моя Вилочка схожего специалиста? — не сдержал я комплексы.

— Не посещала! — рявкнул дед. — Успокойся уже!

Верю, потому что если не верить, плохо будет почти до невыносимости.

— Спокойствие и равновесие, товарищ генерал, — с улыбкой развел я руками и прошмыгнул мимо Судоплатова в самое интересное помещение.