Сантехник (СИ) - Белов Иннокентий - Страница 32

Мужики перекусили вместе со мной, достали из подвала пару бочонков, себе маленький и отнесли воинам большой. Разлили по кружкам сладкое и ароматное вино, провозгласили несколько суровых тостов.

Провозгласили с довольно мрачными лицами, я разобрал уже знакомые слова — смерть, погибли, завтра.

Ну и выпили прямо, как прощаясь друг с другом, только, к воинам все равно не пошли, остались в своем кругу.

— Да, даже перед лицом смерти не могут объединиться последние оставшиеся в живых люди в крепости, вместе отметить свою завтрашнюю смерть, — понимаю я.

Очень сильные здесь сословные предрассудки, прямо как в Индии кастовая система. Да и выпили немного, там еще не один бочонок остался, однако, разлили только один, остальные не стали доставать из подвала.

— Эх, у нас бы ни капли врагу не оставили, что не выпили бы, то точно понадкусывали бы! Какие-то все же люди здесь другие, безропотно на смерть готовятся идти.

Почему так — хрен его знает, оркам что ли лучше оставить?

В молельный храм по четыре раза в день забегают и там немало времени проводят, как я вижу. Наверно, что-то в религии местной такое есть, что народ безропотен и послушен.

Уснул сразу, вслушиваясь в тихую перекличку воинов-дозорных на стенах, только, встал ночью отлить вино и потом уже не уснул до утра.

— Придется что-то решать самостоятельно. Вообще никакой разумной инициативы насчет отступления среди воинов и мужиков не видно, все как бараны на бойню завтра пойдут дожидаться приступа. Стоит ли мне лезть на стену, может, по мужицкому моему статусу лучше в тылу отсидеться?

Такие вопросы лезут в голову, ведь ясно, что город завтра не устоит после первого приступа:

— И что, здесь мне погибать, переселенцу из чужого мира? Не пора ли свалить под шумок? Все равно меня в стражу не принимают, совсем это сложное здесь дело, чтобы поменять свой статус.

— На стены вылезешь и все, уже не уйти будет, еще в окружение попадем, а потом меня точно замучают насмерть нелюди из моих бывших хозяев. Сдаваться нельзя, только и воевать смысла точно нет, было бы воинов раза в полтора побольше, а так без шансов пережить первый или второй приступ. С сорока бойцами, да еще без начальства — никаких вариантов. Может, первый раз все же отобьются, особенно, если я помогу, — договариваюсь я сам с собой и совестью, наконец крепко засыпаю.

Рано утром уже сам себе подношу камни из огромных груд под стенами, хорошо, что хоть с этим делом начальство крепости не пожлобилось, навезли гостинцев на год осады.

Ношу себе, потом меня просят другие воины, но, чтобы самим спуститься вниз и прихватить пару булыжников никто не спускается. Мне это поведение снова не понятно, однако, я помогаю соседям, все же вместе будем отбиваться сейчас.

Тем временем кто-то из опытных воинов все же решил пораскинуть немного мозгами и начать эвакуацию раненых, таких, которые еще могут сами ходить. И смогут грести по очереди. Еще фельдшерицу вместе с ними сажают на пару лодок, которые я себе уже было присмотрел для спасения. Ничего, там еще три штуки осталось, хватит еще на пятнадцать-двадцать человек, кто выживет и успеет добежать до них.

Усадили десяток раненых в спущенные на воду по деревянному желобу лодки, вставили весла и оттолкнули от берега.

От такой тупости я чуть в голос не заругался, знаю ведь, что с дежурными у нелюдей все в порядке в орде, не спят, крутятся по границе своих стоянок. Поэтому проскочить в светлое время суток по не очень широкой реке таким беглецам точно не получится. Всего сотня метров, даже у того края грести невозможно станет, как только пара нелюдей с луками появится на высоком берегу.

Это нужно было, как стемнеет, такую операцию проводить, в темноте еще есть какие-то шансы отплыть, если даже отдаться на волю течения и веслами на бултыхать. Река мимо не так медленно течет, километра два-три в час примерно, за восемь часов темноты отнесло бы только течение на двадцать километров ниже. Да и на веслах потом можно это расстояние удвоить. Что там ниже расположено — я опять не знаю, однако, раз отправляют туда более легко раненых, значит, какой-то смысл в этом есть.

Ну, запомню для себя такое направление побега, если крепость падет.

Правильнее сказать — когда крепость падет, не долго ждать осталось.

Только, кто меня слушать будет?

Я специально поднялся на острый боковой край крепостной стены, чтобы проследить судьбу беглецов из осажденной крепости.

Как и предполагал, шум от плеска весел, который сразу же начал раздаваться от лодок, быстро привлек внимание дозорных. Раненые воины сразу очень зря поторопились уйти подальше, только накликали на себя неминуемую беду, причем с обоих берегов.

Они прижались ближе к внешне пустому берегу, однако, вскоре там появились наездники на своих гиеноконях и первыми выстрелами с двадцати-тридцати метров сняли обоих гребцов. Расстояние для них на самом деле плевое, еще живые раненые попрятались на дне лодок, только, попали под перекрестный обстрел. Вскоре два нелюдя со своими лошадками, по одному с каждого берега, подплыли к лодкам, забрались внутрь и добили еще живых. Потом отогнали лодки каждый на свою сторону, начали выносить тела беглецов и складывать на берегу. Первая попытка побега из крепости закончилась, а у орков и их лошадей появилось много свежего мяса.

Все это действо я рассмотрел с еще парой зрителей с крепостной стены, уже они сообщили остальным итоги такого глупого варианта побега.

Народ поругался немного на пожилого воина, предложившего, как я понял, такую идею и замолчал.

Понятно, что раненые и фельдшерица просто умерли на несколько часов раньше всех нас остальных, вот в этом вся его промашка и вышла.

— Так, ладно, во время поразительно бестолковой эвакуации погибли десять раненых и одна из фельдшериц, в доме-лазарете есть еще три десятка медленно умирающих воинов и вторая фельдшер. Что же с ними теперь делать собираются? — интересует меня такой вопрос.

Да что тут делать, понятно, когда падет крепость — все они окажутся в котлах у тысячи или полутора тысяч голодных и злых орков.

Поэтому только попросить добить себя товарищей успеть, если не предусмотрено какой-то эвакуации из крепости.

Ага, эвакуации под сплошным обстрелом почти дротиками?

Если только мы выстоим до вечера, тогда можно спустить вниз по течению три лодки с ранеными и выжившими.

Если выстоим.

Спастись всем не выйдет, если только кто-то сможет успеть сбежать, когда крепость падет. Орки потеряли треть или четверть воинов из-за своего способа штурмовать стены. С другой стороны, что им еще остается делать?

Лестницы привезли с собой издалека, лучники у них лучшие, наверно, во всем этом мире. Поэтому, только терять своих нелюдей на стенах, выбивая при этом защитников. Они могут еще половину оставшихся в строю потерять, все равно возьмут крепость, скоро уже некому будет на стенах стоять.

А так все оставшиеся еще в живых всё равно попадут в котел.

Как и мертвые из холодного подвала, все пока еще живые воины, поварихи и простые мужики. Не так уж много мяса по итогу получится на одну орочью образину.

На что вообще рассчитывали воины вместе со своим начальством, не могли же они остаться, чтобы стопроцентно умереть?

Или могли? Почему бы и нет? Какие тут понятия про воинскую доблесть — мне не известно до сих пор, тем более, с такими противниками, как нелюди.

Должно быть что-то задумано, однако, я этого не знаю по-прежнему, спросить не могу. Да и у кого спрашивать, мужики рядом со мной сами ничего не знают, похоже.

А стражники относятся весьма пренебрежительно к рабочим людям, чувствую я это по их взглядам и поведению.

И не узнаю теперь, в лагере орков звучит первый, подготовительный к приступу сигнал рога, толпы нелюдей пока строятся в колонны, вскоре начнут приближаться к крепости.

У меня есть десяток минут, если я пойду на стены или с пол часа, если останусь в тылу, чтобы определиться со своим вариантом спасения и, значит, каким-то еще возможным будущим в новом мире.