Я твоя навеки, ты мой навсегда (СИ) - Ночь Ева - Страница 17

Картина может взлететь в цене, а может так и остаться милым домашним атрибутом, что будет дырку в обоях закрывать. Хорошо, если от сейфа. Плохо, если изъян горе-ремонтников.

Я знал, что даже для Ястребовского подобные деньги – многовато. Но, кажется, этот монстр останавливаться не умел. Терял тормоза, отключался от реальности и пёр к своей цели, невзирая ни на что.

Под конец мне его даже жаль стало, но у него своя цель, а у меня – своя. Так что каждый из нас шёл к намеченным горизонтам, как мог. Я ж не виноват, что у него мыслительные центры отключаются, когда он входит в раж, и азарт глушит все остальные воззвания к разуму.

Интересно, как он до сих пор не пустил свою компанию по миру? Даже удивительно.

Больше заигрывать и посылать воздушные поцелуи Бояркиной я не стал. Иначе будет слишком видна моя радость от провёрнутой лихо аферы. Сейчас у Ястреба откат начнётся, и он поймёт, что остался без хвоста.

Не учёл я только одного: что этого гондураса пресса атакует. Ну, блин, как я и хотел: шумиха, скандальчик, герой. Правда, не я, но до меня тоже доберутся, чтобы спросить: а готов ли я был к выигрышу? И каково это: отказаться от ставок за пять минут до победы?

Если честно, я не рискнул идти дальше. Это было бы уже за гранью моего восприятия. А так реабилитационный центр получит от Белова высококлассное оборудование, даже добавлять ничего не придётся. Может, на что-то другое подкинет ещё с барского плеча.

Стёпка деньги любит, но добрый. У него дома, в Нью-Йорке, три кошки живут. Для меня это показатель. Как и большое количество детей. Дети – это либо любовь, либо разгильдяйство. Потому что помимо любви детей ещё кормить/поить/на ноги поднимать нужно. Короче, у Стёпы и с тем, и с другим порядок и речь сейчас не о нём.

Я аккурат поднял глаза и нацепил сияющую улыбку, которая бы посоперничала с образом безупречной Юлии, как тут же услышал:

– Да, несомненно, это достаточно солидное вложение, но я пообещал своей невесте, что подарю ей эту картину, а поэтому я не мог не сдержать своё слово.

Невесте?! Что за стремительное развитие отношений? Насколько я понял, они недавно познакомились, да ещё и через какое-то чёртово брачное агентство, чтоб ему икнулось и перевернулось.

Бояркина, ты не можешь быть настолько легкомысленной и безответственной!

Потом я вспомнил, за какие деньги ушла картина, и скрипнул зубами. О, да. Я всё просчитал, перья у этого павлина выдрал с мясом, а о том, из-за чего мы с Илоной расстались, на какое-то время запамятовал.

Ну, безусловно: Ястреб – жених хоть куда. Даже без хвоста. И подарок достойный, что уж.

– Я, конечно, знал, что ты немножко чокнутый, – невесть откуда вынырнул Белов, – но чтобы настолько – не подозревал.

Вид у него как у городского сумасшедшего: волосы дыбом, взгляд расфокусированный, руки дёргаются. Видимо, впечатлён результатами торгов.

– Теперь я ещё больше её хочу, – смотрит он алчным взглядом на Бояркину, которая, к слову, что-то счастливой невестой не выглядит. Скорее, напуганной до смерти. Мне так и чудятся белобрысые хвостики, хоть она уже миллион лет назад их переросла и от студенчества перепрыгнула на слишком высокий уровень.

Слова Белова доходят до мозга. Я, наверное, так на него посмотрел, что он поспешил добавить:

– В качестве модели, конечно, как и договаривались. Ну, что ты, Богдан, как в детском саду. Ты для начала вспомни, сколько тебе лет. И, прости, конечно, на твоём бы месте, я бы так всё не оставил. Ты что, собрался ему свою девушку просто так вручить? Да ещё с моей картиной за сумасшедшие деньги купленной?

Я, наверное, так и должен поступить: взять и уйти. Оставить её в покое. Пусть выходит замуж за кого хочет, будет чьей-то невестой. Меня как бы её жизнь не должна волновать.

Но я на какой-то миг встречаюсь с ней глазами. Беззащитные. Как когда-то. И выше моих сил спустить всё на тормоза.

Я делаю шаг, потом ещё один, а дальше становится всё намного легче и проще. На автомате тяну за собой Юлию. Молодец, ходит за мной, как приклеенная. У неё, смотрю, всё схвачено крепко: что улыбка, что умение быть рядом. Не то чтобы я нуждался в поддержке, но наше появление благосклонно встречает пресса.

– Поздравляю, – скалю я зубы, пытаясь изобразить улыбку. – Достойный соперник – это всегда приятно.

Я жму Ястребовскому руку. Она у него чуть влажная. Перенервничал, гад, и, наверное, уже в этот момент понимает, что переборщил, но перья продолжает топорщить.

– Тебе понравилось, Илон? Поймала драйв, адреналин? Это круче, чем небольшие офисные забавы?

Я точно знаю, что делаю. Если Бояркину поддевать, она в себя быстро приходит и за словом в карман не лезет. На то и расчёт. Я вижу, как вспыхивают её глаза, как швыряет она в меня молнии. Давай, детка! Я в тебя верю!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ну, что вы, господин Островский, это разве можно сравнивать? В офисе – намного круче и драйвовее. Эта выставка и в подмётки не годится фейерверкам и брызгам шампанского. Но картина за тринадцать миллионов, знаете ли, эффектнее будет. Небо в лужах. Лужи – вы же помните – мой личный фетиш.

Помню. Я всё помню. И этот разговор – до каждой буквы у меня в памяти.

– Я и не сомневался, – склоняю голову. – Тебя можно поздравить?

Пресса, открыв рот, жадно ловят каждое наше слово. Ястребовский, судя по выражению лица, уже потерял суть разговора. Да, дорогой, наш эзопов язык – не для всех. Он понятен только нам. И ещё неизвестно, как выкрутят его писаки, что замерли в ожидании очередного скандала.

– Все поздравления преждевременны, – сверлит она меня взглядом. – Как и громкие заявления, – кидает она на Ястребовского взгляд Снежной Королевы.

Вот это и я понимаю. Вот это именно то, что нужно.

– Пойдём, дорогая, – говорю я Юлии, которая при таком вольном обращении даже не дрогнула и в лице не изменилась. – Я покажу тебе небо в алмазах, раз уж картину приобрести не удалось.

Я веду её к выходу в зимний сад. Мне срочно проветриться нужно. А ещё я чувствую, как Бояркина расстреливает меня взглядом в спину. Чешется у меня между лопатками. Сейчас бы ей в руки осиновый кол дали – всадила бы не задумываясь. Но орудия для убийства у неё нет, поэтому остаётся только взглядами меня бомбить.

В зимнем саду прохладно. Юлия, подозреваю, мёрзнет, но мужественно терпит. Я вдруг понимаю, что устал. Надо бы закруглиться на сегодня, наверное, но просто так, поджав хвост, я уйти не могу. К тому же, мне нужно проследить, чтобы этот миллионер-коллекционер не сделал попытку похитить Бояркину. С него станется – слишком прыткий.

– Вот что, – веду я Юлию к двери, выходящей в вестибюль. Есть тут такой очень удобный выход, – на сегодня испытания закончены. Водитель отвезёт тебя домой.

Я помогаю ей одеться, вижу, как она облегчённо кутается в полушубок. С лица её наконец-то сползает улыбка.

– Вы точно справитесь, шеф?

Слишком внимательная, но это даже плюс для той работы, что ей предстоит выполнять у меня в офисе.

– Стопроцентно, – успокаиваю я её и подталкиваю к выходу.

Мне нужно побыть в одиночестве. Нужна перезагрузка. А поэтому я снова бреду в зимний сад, где прохладно, стоят в кадках деревья, пахнет хвоей и тишиной.

Илона

Надо срочно удрать. Смыться. Сделать ноги.

Я в панике. Мне не нужен этот властный му…жчина с замашками падишаха и с маниакальной манерой всё решать за других. Мне его картина не нужна – пусть делает с ней, что хочет.

А ещё Островский отправился этой крашеной су…дарыне небо в алмазах показывать. Это на что он намекал, спрашивается? Или не намекал, а говорил прямым текстом?

– Где вы живёте, Илона? – вздрагиваю я от голоса Антона. Кажется, его голос уже утратил ту затягивающую глубину, что понравилась мне в самом начале.

– Дома я живу. Вам зачем? – спрашиваю совершенно нелюбезно. – Вы простите, Антон, но для первого свидания всё вышло чересчур. За рамки перевалило, понимаете? Есть вещи, к которым я не готова на первом свидании.