Я твоя навеки, ты мой навсегда (СИ) - Ночь Ева - Страница 45

С этими мыслями я всё же уснула. А утром я проснулась и поняла: меня мутит. Слегка. На нервной почве, наверное. Точно. Все болезни от нервов. И тошнота – тоже.

Я себе чаю с лимоном сделала. Кисленькое очень хорошо пошло, осадило. Нервы, всё нервы, – думала я.

«Какие нервы?! – высунулся из засады Песси. – Тест пора покупать! Допрыгалась?».

– Мяу, – печально вздохнул Васька, словно поддерживая этого террориста. Я коту еды дала, за ушком почесала.

Да, надо. Как говорится: за что боролись, на то и напоролись.

– Илон, я тут что сказать хотел, – появился в дверях заспанный и лохматый Островский. Милый, какой же он милый… – Я к тебе человечка приставлю, ладно? Для моего душевного спокойствия. Очень хороший парень Сёма.

– Что значит, приставлю? – меня даже тошнить перестало.

– Ну, Илончик, ну, пожалуйста, – пошёл Бодя в наступление и полез целоваться. – Будет в уголке сидеть, мало ли. Тут у Ястребовского обострение началось, кризис жанра, можно сказать, нарисовался. Мало ли что в его больную голову взбредёт?

Ястребовский. Да. Вчера он звонил и что-то булькал, я слушать не стала, телефон отключила и занесла его номер в чёрный список. Правда, это ненадолго: если он захочет меня достать, и с другого номера позвонит, с него станется.

– Ну что тебе стоит? Пожалуйста, а? Посидит мальчик в сторонке, поскучает. А мне спокойнее будет, – целовал он меня куда попало, и я вдруг поняла: хочу секса. Дико. Сумасшедше. Так, что согласна на всё: на мальчика в уголке, на свору цепных псов, даже на золотую клетку.

– Ладно, Островский, – обхватила его руками и ногами, – но ты ж понимаешь, что так не просят? Что это за слабые аргументы?

Бодя всегда отличался умом и сообразительностью. Дважды ему намекать не пришлось. Да какие уж там намёки, когда всё очень явно и прозрачно.

– Хорошо, моя богиня, всё, как захочешь, – пробормотал он мне бархатно в шею и рывком усадил на стол.

«О-о-о! Е-е-е! – скандировал Опти, ликуя. – Какие скачки настроения! Какие дикие ненасытные желания! Пора за тестом, Илонка!».

Что он там ещё выкрикивал, я не прислушивалась: меня такими острыми ощущениями накрыло, что впору было просто кричать, получая невероятное удовольствие.

Да, Островский знал толк и в уговорах, и в переговорах. Просто гений. Одно плохо: на работу мы опоздали. Не глобально, но ощутимо: время шло не на минутки, а к получасу приближалось.

Островский и глазом не моргнул, а я нервничала. К тому же, мы голодные опять остались. Ему, может, и ничего, а мне теперь на кофе налегать, наверное, не стоит. Наверняка сказать сложно, но лучше перестраховаться.

– Это тот самый мальчик?! – поперхнулась я воздухом, когда узрела двухметрового шкафа в своей приёмной. Здоровый такой меланхолично настроенный бугай, у которого кулачищи размером с мою голову, наверное.

– Сёма – лучший! – заявила Сонечка и порозовела.

– Добрый день, Илона Александровна, – пророкотала эта туша весьма красивым голосом. До Островского ему далеко, конечно, но с Островским вообще трудно сравниться, так что все пули – мимо. – Меня зовут Семён, и с сегодняшнего дня – я вас телохранитель.

Я тяжело вздохнула. Раз и ещё раз. Островский стоял рядом и готов был пресечь любое моё сопротивление. Ему назло я возмущаться больше не стала.

– Приятно познакомиться, Семён. Надеюсь, это будет самая скучная и одновременно приятная работа – меня охранять.

С этими словами я мило улыбнулась Сёме, затем Островскому, помахала ему рукой и скрылась в своём кабинете, где перевела дух.

Не очень мне нравилось осадное положение, но общаться с Ястребовским у меня никакого желания не было. Именно поэтому я покорилась: охрана так охрана. Особенно, если вдруг я уже не одна на этом белом свете.

Ладонями я прикоснулась к животу. Естественно, ничего такого не ощутила. Разве что восторг напополам с тревогой в душе.

Как всё будет? Как у нас сложится? Знать бы наперёд.

А с другой стороны… почему я хочу себя лишить трепета ожидания? Не надо ничего наперёд. Нужно жить каждым мгновением, как я делала до этого.

Островский меня избаловал. Ему хватило совсем немного времени, чтобы снова прочно поселиться у меня в душе. Надо уже быть честной. Перестать прятаться. Посмотреть правде в глаза.

Рано или поздно все игры заканчиваются, и тогда начинаются простые серые будни. Я должна как-то настроить себя на то, что Бодя выиграл. Отпустить его и идти дальше. Я ведь получила то, к чему стремилась – его ребёнка.

Но прежде, конечно, я должна в этом убедиться. Именно поэтому в обеденный перерыв я в сопровождении Сёмы отправилась в аптеку.

Тестов я купила много – десять штук. С запасом. Мало ли…

«Я не расстроюсь. Не расстроюсь, если это действительно нервы», – уговаривала я себя, и никак не могла заставить сделать то, что должна. Релаксировала долго. Вздыхала. Смотрела. Читала инструкцию. Шутка ли: это мои первые тесты на беременность, и как ими пользоваться, я понятия не имела.

Время замерло. Притаилось в ожидании. Ни о какой работе речь не шла. Не до того мне было, может, впервые в жизни.

Подумалось: может, это и неправильно. Не каждой женщине даётся счастье стать матерью или женой. И это не повод ставить на себе крест. Есть сотни интересных дел, способов самоутвердиться, найти дело по душе или увлечение. И я как-то все эти годы именно по этому сценарию и жила. И меня, наверное, всё устраивало. Ведь нельзя сказать, что я была несчастлива.

Но именно в тот миг, когда я держала в руках тест на беременность, я поняла: почти каждой из нас даётся великое и настоящее счастье – стать матерью. Для этого не обязательно институт заканчивать или чего-то достигать в жизни. Для этого достаточно быть всего лишь женщиной.

Именно эти мысли заставили меня встать и отправиться в туалет. Это не страшно. Это замечательно. Главное не огорчиться, если всё же тест покажет отрицательный результат.

Но тест меня не подвёл – показал две полоски. И меня накрыло этим пониманием так, что я не знала, то ли плакать от счастья, то ли смеяться.

Может, именно поэтому я не услышала, как в мой кабинет буквально с боем прорвался Островский. Мне как-то не до шума было, который он устроил в приёмной.

Так мы и столкнулись – лбом ко лбу. Я с тестом, зажатым в руках. Он какой-то сумасшедше-взъерошенный и злой.

– Что-то случилось? – спросила я его.

– Может, это ты мне расскажешь, что с тобой происходит? – сорвал он с себя пальто и с чувством приложил им об стул. – Ты заболела?

Вначале я даже не поняла, о чём он. Потом до меня дошло: Сёма, видимо, доложил, что я в аптеку ходила. Шпион, а не телохранитель.

Я зажимаю тест в руках так, что белеют пальцы.

– Что это у тебя? – бесцеремонно накрывает мою ладонь рука Островского, и я вздрагиваю.

– Да так, ничего особенного, – пытаюсь я покрепче сжать пальцы, но у кое-кого хватка, как у бульдога.

– Значит я хочу видеть это обязательно, – сжимает он крепко моё запястье. От неожиданности я разжимаю ладонь.

Секунда. Две. Три. Ещё никогда я не видела Богдана таким ошарашенно-растерянным.

– Это что, Бояркина? – спрашивает он хрипло.

– Это, Островский, новая жизнь, – произношу спокойно и собираюсь улизнуть, пока он не очухался.

– Тогда выходи за меня замуж, – говорит он, не отрывая взгляда от теста на беременность с двумя полосками.

Глава 26

Богдан

Свершилось – вот какое слово билось во мне, когда я разглядывал две красные полоски на тесте. Я меткий стрелок, отвратительный сукин сын, эгоистичная тварь, что всё-таки добилась своего.

Я мерзкий тип, но, Господи, прости меня, – я счастлив.

– Нет, – говорит мне моя Илона, и я собственным ушам не верю. То есть я ей замуж, а она мне «нет»? Лучше бы кукиш под нос поднесла. Было б грубее и не так обидно, наверное. Молчаливый жест я мог бы истолковать как кокетство. А вот это твёрдое слово режет меня без ножа.

– Что значит нет? – интересуюсь холодно, готовый, как лев, сражаться за своего маленького, ещё нерождённого львёнка.