Археолог: заветный ключ (СИ) - Рудин Алекс - Страница 28

Не доверяя дозорным, Гаврила Олексич сам объехал крепость. Немцы успели поднять башни и укрепить стены. Но кое-где наверху не были готовы помосты для лучников, и ров ещё не углубили.

Александр задумчиво строгал ножом ветку. В котле на огне булькала мясная похлёбка — днём дружинники спугнули в лесу кабаниху с поросятами. Не слезая с сёдел, копьями и стрелами забили добычу.

Яков, не встревая в разговор, помешивал варево длинной деревянной ложкой. Он свою работу знал — всюду следовать за князем, следить, чтобы тот был сыт. А при угрозе — отдать жизнь. Вот и сейчас длинный меч Якова стоял под рукой, прислонённый к толстому еловому стволу.

Доварив похлёбку, Яков наполнил деревянную миску, положил большой кусок тёмного кабаньего мяса. Отрезал крошащийся ломоть ржаного хлеба и протянул миску князю.

Александр молча мотнул головой в сторону Гаврилы Олексича. Яков, не споря, протянул еду боярину, а сам достал из седельной сумы вторую миску.

Гаврила Олексич сел на поваленное бревно. Вытянув длинные ноги в высоких кожаных сапогах, принялся шумно хлебать горячее варево. Вокруг горели костры, лениво перекликались усталые голоса — новгородская дружина отдыхала перед завтрашним боем.

Все понимали, что Копорье брать надо. Здесь главная опора тевтонского ордена, сюда немецкие рыцари свозили все припасы из разорённых деревень.

Александр заточил ветку и воткнул её в землю.

— Олексич, скажи лучникам, чтобы мотали паклю на стрелы. Ветер с моря — оттуда и пойдём. Зажжём стену и башни, а потом возьмём приступом.

— Припасы жалко, — возразил Гаврила Олексич. — Всё сгорит в пожаре. Да и крепость хорошая. Здесь бы свой отряд посадить.

Александр сжал губы.

— Припасов жалко, а люди важнее. Нам ещё Псков отбивать. Ударим с двух сторон, чтобы огонь тушить не успевали, подожжём стены. Немцы сами из крепости выйдут, деться им некуда.

Князь пристукнул тяжёлой рукояткой ножа по заострённой ветке, глубже вгоняя её в мягкую лесную землю, и повторил:

— Пусть мотают паклю на стрелы.

Гаврила Олексич кивнул.

Яков протянул князю миску с похлёбкой.

Август 1970-го года. Новгород

Чёрт! Только этого мне не хватало!

Я бросился собирать выпавшие из чемодана вещи. Сам чемодан положил на кровать. Элегантный снаружи, внутри он был отделан ярко-зелёной клетчатой подкладкой. Странное решение! Но, возможно, это было сделано для того, чтобы поднимать настроение владельцу чемодана?

До прихода ребят оставалось около получаса. Сначала я пытался складывать вещи аккуратно и логично. Но потом сообразил, что Валентин Иванович всё равно заметит, что чемодан открывали. Тогда я сложил вещи, как придётся, и сосредоточился на бумагах.

Говорят, что читать чужие записи некрасиво, но сейчас был не тот случай. Копия пропавшего в Балтийске письма доказывала, что забрал его именно Валентин Иванович. Я был бы дураком, если бы не попытался выяснить — зачем он это сделал.

Большинство записей касалось розысков медальона прусских вождей. Как я и думал, Валентин Иванович прошёл тем же путём, что и я в своё время. Он тщательно изучил все доступные архивы и пришёл к выводу, что медальон может находиться в священной роще пруссов.

Вот только верное местоположение рощи он определить не мог, пока я ему не подсказал.

Из бумаг было понятно, что Валентин Иванович тщательно проверил мои выводы. И обнаружил единственное уязвимое место.

Дело в том, что в поисках священной рощи пруссов я опирался на исследования немецкого археолога Фридриха Демма. Фридрих Демм изучал древних пруссов и в начале сороковых годов двадцатого века собирался проводить раскопки в окрестностях Кёнигсберга.

На своё несчастье Демм не только увлекался археологией, но и был социалистом. За это его арестовали и казнили в тюрьме гестапо перед самой войной.

Записи Демма были конфискованы «Аненербе» — нацистской организацией, которая занималась изучением «наследия германских предков».

Когда в апреле сорок пятого года советские войска подошли к Берлину, директор отдела раскопок «Аненербе» Освальд Шляйф застрелил свою жену и двоих детей и сам покончил жизнь самоубийством. После его гибели пропала большая часть архива «Аненербе». В том числе, и записи Фридриха Демма.

Во время войны и сразу после неё никому не было дела до поисков архива «Аненербе». Эту организацию полагали ненаучной, склонной к мистике и оккультизму.

Часть документов неожиданно увидела свет после того, как в тысяча девятьсот девяностом году в Гёттингене умер сотрудник того же отдела раскопок Герберт Янкун.

Бумаги Янкуна долгое время пролежали в гараже одного из наследников, а затем всплыли на аукционе в Мюнхене и были выкуплены немецким историческим обществом, которое опубликовало их. Там-то и содержалась ссылка на работу Фридриха Демма.

Советский Союз трещал по швам. Республики откалывались, одна за другой. Страну разрывала на части грабительская приватизация, и никому не было дела до древних пруссов и записей давно забытого археолога.

Но я в своё время тщательно изучил всю информацию, которая осталась от Демма. Именно его работы помогли мне найти священную рощу Ромове. Вот только Валентин Иванович никак не мог об этом знать! Сейчас, в тысяча девятьсот семидесятом записи Демма ещё хранятся у вполне живого Герберта Янкуна, и он тщательно прячет их, как и весь уцелевший архив «Аненербе».

«Не совсем понятно, откуда А. Гореликов узнал точное расположение рощи Ромове. Уточнить».

Эта запись была сделана рукой Валентина Ивановича и дважды подчёркнута.

Вот чёрт!

Рассказывая о своей находке, я умудрился обойти записи Демма молчанием, но Валентин Иванович сразу заметил логическое провисание в этом месте.

Я стал перебирать бумаги декана дальше и наткнулся на ещё один любопытный документ. Это была копия, а не оригинал. Документ был на немецком языке, но скрепкой к нему крепился перевод.

«Штандартефюреру СС Хансу Освальду Шляйфу.

Сообщаю, что Ваше письмо получил. Задание по поиску ключа князя Александра Невского постараюсь выполнить. Ленинград со дня на день будет взят нашими войсками. Приложу все усилия, чтобы найти ключ в здании Александро-Невского монастыря или музеях Ленинграда.

Штурмбандфюрер СС Отто Ройс. Красное село, 20-е сентября 1942-го года».

Ничего себе! Мало того, что Валентин Иванович ищет медальон древних пруссов. Тут ещё и письмо с упоминанием о таинственном ключе.

А ведь Женька совсем недавно прочитала мне берестяную грамоту, в которой упоминался какой-то ключ, снятый с тела князя Александра! Уж не тот ли самый ключ, который сотрудники «Аненербе» надеялись найти в Ленинграде?

В коридоре общежития послышались весёлые голоса. Я быстро взглянул на часы и вздрогнул.

Чёрт!

Ребята уже вернулись с раскопа!

Вскочив со стула, я быстро запихал бумаги в чемодан, прикрыл крышку, а сам чемодан запихал поглубже под свою кровать. Вытащил край суконного одеяла так, чтобы он свисал почти до пола.

После ужина я отыскал Женьку.

— Слушай, можешь ещё раз показать мне ту грамоту?

Женька удивлённо взглянула на меня.

— Конечно. А тебе зачем?

Чёрт, ну почему так много вопросов, на которые приходится отвечать враньём?

— Просто хочу посмотреть, — сказал я, честно глядя в зелёные глаза Женьки.

Мы пошли в «камералку». Грамота, зажатая между двумя стёклами, уже лежала на специальной полке.

— Вот, смотри, — сказала Женька и отвернулась к окну.

Я внимательно вгляделся в чёрточки и пятна на бересте, словно надеялся прочитать там что-то новое.

— Жень, можешь ещё раз прочитать, что здесь написано?

— Легко.

Женька взяла у меня грамоту, чуть прищурилась и с выражением прочитала:

«Новогородскому посаднику Михаилу Фёдоровичу от боярина Миши.

По нашему уговору, поехав в Городец, снял я с тела князя Олександра заветный ключ и привёз его в Новый Город».