Ты меня поймал (СИ) - Вольная Риша - Страница 22

Акула и та позавидовала бы ей. Кажется, сегодня я впервые вижу истинное лицо этой девушки. Наташа излучала всем телом триумф женщины, взявшей, как ей кажется, за яйца самого Лабарра де Бомарше.

— Да неужели? — спокойно отзываюсь и поудобнее усаживаюсь в кресле, ведь сейчас явно последует спектакль.

И Ната меня не подводит. Хотя бы так.

— Да. Я сделала тест и сегодня утром УЗИ. Срок примерно шесть недель.

Принимаю эту информацию, желая всё-таки понять до конца, что творится в этой головке на тонкой шейке, которую пальцы до зуда хотят переломить.

— А с какой целью ты решила отца своего будущего ребёнка смешать с грязью, обвиняя в таком маразме.

Вознесенская, не встречая от меня сопротивления насчёт принятия факта её беременности, осмелела ещё больше и даже придвинулась к моему столу.

— Это не маразм. И тебе, Котик Лео, об этом прекрасно известно. Вчера я познакомилась с пациенткой твоей якобы генетической клиники. И у меня даже есть свидетель.

— Это ты намекаешь на свою подругу Клару? Уверена, что она хоть слово скажет против меня? Особенно, когда вчера ты её просто бросила на съедение львам.

Ната хмурится, не понимая, к чему я клоню.

— Наташа, что ты вообще такое говоришь? И при чём тут Ларочка? — измученно шепчет матушка, пытаясь поймать ладонь дочери.

— Да, мало того, что ваша дочь как закоренелая преступница прокралась в клинику с тяжело больными пациентами, так ещё и подругу подбила на преступление, а потом, когда всё пошло не по их плану, бросила её там.

— Ты торгуешь детьми! — не выдерживая, срывается Ната на визг и притопывает туфлей для пущего эффекта. — Я всё знаю, Третьяков! И сегодняшнее утро лишь малая часть того резонанса, который я могу тебе устроить в случае твоего отказа от меня и ребёнка.

— Наташа, ради бога, прекрати! — уже повышая голос, поднялся с кресла Пётр Иванович.

— Папа, я не вру. Мы с Ларой встретили там беременную девушку, она просила нас о помощи. Ты бы её видел!

— Всё верно, Пётр Иванович. Бессонова Дарья — пациентка нашей клиники. У девушки на фоне беременности обострилось генетическое заболевание, и родители с её мужем, видя плачевное состояние психики их дочери и жены, определили в мою клинику, чтобы иметь возможность спасти обоих.

— Бедняжка, — страдальчески шепчет Вознесенская-старшая, хотя я бы на их месте лучше бы себя пожалел.

Такую дочь вырастили, что и врагов не надо.

— Ты врёшь! — визжит Наташа, но я уже не обращаю на неё внимания.

— Только в качестве моего глубоко уважения к вашей семье, Пётр Иванович, я привёз медицинскую карту девушки, но прошу иметь в виду, что тем самым нарушаю закон о нераспространении личной информации пациентов моей клиники.

Вознесенский растерянно кивает, веря мне безоговорочно, и, когда я протягиваю ему упомянутую карту, едва туда смотрит.

— И ещё, новость о беременности вашей дочери, конечно, прекрасна, и я вас от всей души поздравляю, но стать отцом вашему внуку или внучке не смогу. Я бесплоден. Вот справка от моего врача.

Протягиваю ещё один документ в дрожащие пальцы несчастного отца. Я сегодня подготовился. Как бы ни старалась Ната, её ходы предсказуемы — постараться дать мне то, чего я лишился несколько лет назад. Только она многое не учла, неразумная мажорка.

— Папа! Он всё врет! Врёт! Он спал со мной целый месяц, — кричит Наташа, теряя весь свой лоск, превращаясь в обычную тётку с улицу, только очень жадную до моих денег. — Это всё липовые документы! Подделки! Ты же понимаешь, папа, он за свои деньги не то, что эти бумажки о бесплодии может купить, но и то, что он прямой потомок Романова.

— Замолчи, Натали! Замолчи! — резко одергивает дочь, Пётр Иванович, меняясь в лице. — Прекрати и дальше меня позорить. Замолчи!

— Отец!

— Тут стоит подпись Илларионова Вениамина. И тебе ли не знать, что это был самый неподкупный человек на планете. За что и поплатился, — уже тише добавляет Вознесенский, возвращая мне все бумаги.

Мать Наташи, кажется, едва дышит, обмахиваясь рукой вместо платка, а сама девушка рыскает взглядами между всеми нами, явно пытаясь вернуть свою фортуну.

— Но, папа, я всё продумала… — пытаясь вернуть внимание к себе, бормочет моя бывшая любовница. — И у Лео … он не может быть бесплоден. Ведь его жена тогда была беременна… и

— Наташа, закрой рот! — срывается Пётр Иванович, бросая гневный взгляд в сторону девушки, что та резко отшатывается в сторону, буквально падая в кресло, где ранее сидела. Голубые глаза наполнились слезами, а губы задрожали, предвещая скорую истерику.

— Я приношу свои искренние извинения за доставленные неприятности и готов принять ваши требования по урегулированию ситуации, — сухо начинает Вознесенский. — Вы же понимаете, что подобная информация подорвёт общественное мнение обо мне, а через полгода перевыборы в администрации.

— Для меня главное — это покой. Так что прошу только принять меры по устранению вашей дочери из моей жизни. Мне бы не хотелось, чтобы потом она кричала на каждом углу о якобы брошенном мною ребёнке или ещё чего похуже. Если вы не можете справиться с ней, тогда я могу и сам.

— С вашего позволения, Лев Николаевич, мы сами. Обещаю, она вас больше не потревожит. У неё теперь столько забот — предстоит переехать, выйти замуж, родить, а потом пелёнки, зубки.

Бросил короткий взгляд на девушку, с лица которой сошли все краски. Расписанное её отцом «светлое» будущее ту совсем не радовало, а точнее, вогнало в состояние, близкое к обмороку.

И мне её абсолютно не жаль! Сама всё испортила.

— Хорошо, Пётр Иванович, тогда умываю руки, — и демонстративно поднял ладони вверх, выражая свою капитуляцию в этом споре.

— Спасибо, граф де Бомарше, и всего вам наилучшего, — благодарит меня Вознесенский, протягивая ладонь для рукопожатия.

Сердечно жму, ибо мне реально жаль этого человека. Иногда в моей голове вот после таких случаев проскакивает греховная мысль — хорошо, что у меня нет детей.

Семейство Вознесенских покидает меня под шипение Наташи и брошенные в мою сторону её яростные взгляды. Хотя, как по мне, лучше бы так на собственное отражение в зеркале смотрела. Ведь истинная виновница всех её бед именно там.

А вот о Илларионовой как-то все позабыли. Намёк судьбы для меня?!

Лара

После увиденного и услышанного из новостей я, одержимая яростью в глазах Третьякова, буквально оккупировала собственную квартиру.

Выпроводив из дома бабу Юлю под предлогом зависшего у меня заказа, придвинула комод к входной двери, закрыла всё шторы и хотела спрятаться под стол, но поняла, что это перебор.

Если они войдут в квартиру, стол меня не спасёт, а вот кое-что другое…

Сейф отца за книжным стеллажом был известен мне с семи лет. Я любила тайны и приключения, пока была несмышлёной малышкой.

Достала кольт «1911», что подарил отцу кто-то из благодарных пациентов на юбилей за несколько месяцев до их с мамой гибели. Папа был от него в восторге, что до меня, то я всегда была против насилия и оружия в доме, но избавиться от такой красоты не смогла. Ручная работа, золото и серебро в отделке, красное дерево на рукояти, что даже сейчас греет мои холодные пальцы. А ещё, кроме витиеватых линий и плавных изгибов, вдоль ствола там имелась шикарная гравировка в виде головы льва. Очень искусная работа.

В случае его продажи на вырученные деньги можно было бы пару месяцев, а то и больше при разумной экономии неплохо жить. И если я его не продала, то пусть хотя бы сохранит мне жизнь.

— Спасибо, папа. Научил меня, а ведь теперь пригодилось, — прошептала я большому портрету на противоположной от сейфа стене.

Там наша небольшая семья. Все трое и моя первая выставочная картина.

Зарядила пистолет и приготовилась держать оборону.

Но ни в этот день, ни на следующий люди Третьякова с оружием наголо ко мне не пожаловали. И это вселяло надежду на светлое будущее.