Няня для телохранителя (СИ) - Вольная Риша - Страница 18

Сейчас контроль моего Панталоновича трещит по швам, а причина — только я, ну и может быть немного ананас. Толкаюсь в очередной раз попой назад, требуя облегчить мои муки.

Захар теперь удерживает меня за талию только одной рукой, а второй сразу касается клитора, зажимая и потирая, что я тут же бурно кончаю. Дёрнуться в скручивающих меня конвульсиях нормально не получается, так как я теперь зажата между столешницей и его телом. Получается только резко откинуться назад, поднять руку и поцарапать шею в наказание за пытку и это намеренное удержание.

В ответ Яровой только шипит и сдёргивает мои трусы.

Да! Да! Да! — кричит моё ненасытное животное нутро, хотя тело до сих пор ещё скручивает в сладких муках оргазма. Я даже пытаюсь сфокусировать взгляд на красивых шкафчиках кухни, но получается с трудом. Всё плывёт и в тумане.

А потом я уже лежу на столе, царапая от нетерпения поверхность, когда Захар входит в меня мощным толчком на всё длину.

Мир теряет границы, и я понимаю, что в жизни так охрененно хорошо не бывает! Только в сказке!

Глава 9

Вероника

Только в сказке!

Едва осознание этого пронизывает меня, я мгновенно распахиваю глаза, просыпаясь в своей кровати.

Сон! Сон! Сон! Это был только сон, превративший меня в задыхающуюся от желания дьяволицу, а постель в перевёрнутый балаган.

Несмотря на то, что часы показывают уже начало второго, я топаю в душ. Моя кожа после пережитого горячая и влажная, трусики мокрые, и мне сейчас точно не помешает прохладный душ.

С тихим стоном наслаждения встаю под упругие струи воды, отклоняя голову в сторону, чтобы не намочить волосы. Ладони с порцией геля для душа скользят по телу, напоминая короткими вспышками о неудовлетворённом желании, и уже более привычно ритуал омовения завершается лёгкими круговыми поглаживаниями по почти идеальному животу.

— Мой маленький, мама у тебя совсем с ума сходит! Секс во сне! Да ещё с кем!

А собственно ничего такого! С отцом твоего ребёнка.

Иногда хочется отключить или хотя бы поставить на паузу этот вечно не к месту болтливый внутренний голос.

После душа и разговора с самой собой меня немного отпускает, но на смену приходит чувство голода. И ананас, чтоб его черви съели.

Время уже два ночи, так что решаюсь исполнить задуманное — прогуляться по кухне и запасам Варвары Петровны.

Быстро натягиваю чистую пижаму и прямо босиком крадусь вниз.

Моя основная цель — это холодильник. Уверена, там есть что-нибудь вкусненькое.

— Не спится, Ванилька? — вкрадчивый голос за спиной пугает почти до икоты и судорожного подёргивания всем телом.

Матерь божья! Спешу закрыть дверцу холодильника, при этом не удосужившись вначале убрать оттуда голову. Удар приходится прямо на скулу, засталяя вместо воспитанного «ой» сначала пропеть фальцетом, а затем громко выматериться.

— Да что же такое, Земляникина! Совсем что ли?! С какого перепуга решила себя фингалом раскрасить? — бурчит мой работодатель, подхватывая мой локоть.

Теперь хрен вырвешь, и в подтверждение моих мыслей Яровой, легко управляя мной, подталкивает моё тельце к столу.

Кровь приливает сначала к лицу, а потом жар спускается вдоль всего моего тела, концентрируясь в одном крайне интимном месте.

Всё как во сне полчаса назад.

Я около стола и рядом Яровой в одних спортивных штанах, только ананаса и не хватает.

— Вероника, ты в порядке? Замерла как кролик перед удавом.

А разве сейчас всё именно не так?

Молчу, стараясь отвлечься от греховных мыслей при виде кубиков пресса и мощной груди перед моим носом.

— Я в порядке, — соображаю, что надо бы хоть что-то ответить.

Мужчина недовольно качает головой и отходит от меня, что позволяет хоть немного выдохнуть и дать себе парочку отрезвляющих подзатыльников.

— Давай приложим холод, а то ещё обвинишь меня в побоях, — комментирует Захар, появляясь передо мной с пакетиком чего-то замороженного.

Пытаюсь забрать мне необходимое, но он отводит мою руку и, обернув пакет в полотенце, сам прикладывает к пострадавшей щеке. Морщусь от контраста горячей и ноющей от боли скулы с морозильным холодом.

— Потерпи немного, — как-то даже нежно просит Панталонович, что я тут же поднимаю взгляд на его лицо, наконец-то прекращая пускать слюни по голому торсу.

Между нами непозволительно мало пространства, поэтому я зависаю, наблюдая, как холодный голубой цвет его глаз медленно темнеет и становится тягучим как патока.

— Я не собираюсь обвинять тебя в каких-то несуществующих побоях, — пытаюсь найти нить диалога, пока меня совсем не переклинило.

— Ну, мало ли. Ведь ты врёшь насчёт нашей первой встречи.

— Я не вру. Ты готов показать доказательства?

Жду, что сейчас психанет и пошлёт меня, но почему-то мои слова ещё больше повышают градус между нами.

Яровой делает шаг, сокращая на ноль расстояние между нами. Приобняв меня за талию, одной рукой с лёгкостью, словно я пушинка, приподнимает вдоль своего тела и усаживает мою пятую точку на стол.

— Сколько угодно, Ванилька. Я ещё вчера всё сказал. Действительно хочешь, чтобы мои люди копались в нашем личном?

Не хочу! И, когда мы так близко, я при всём желании не могу придумать хоть что-то стоящее против.

— Яровой, а что тебе даст моё подтверждение наличия между нами той ночи? — пытаюсь улить и отвожу взгляд в сторону.

Вот почему он не спит посреди ночи?

— Люблю расставить все точки, — удовлетворённо хмыкает он, приближаясь к моему уху, но не касаясь.

Так и хочется подставить шею под его губы, что приходится напрячься всем телом.

— Варвара Петровна сказала, что ты совсем не ужинала. Плохо себя чувствуешь? Тошнит? Болит?

Господи, откуда эта тонна заботы на неподготовленную меня?

— Нет, Захар Пантелеймонович, всё хорошо. Просто не было аппетита.

— Ники, если ты вдруг не в курсе, то я не люблю своё отчество.

— В курсе.

— Хорошо. Так что насчёт ужина? — пытает меня, убирая холод от лица и опаляя чувствительную кожу шеи своим дыханием.

— Не хотелось, — едва выдыхаю и уже чувствую реальную панику.

Это во сне я такая смелая и раскрепощённая, а вот в реальности не хочется наступить на грабли.

— А что хотелось? — уточняет мой персональный змей-искуситель.

Тебя! Да чтоб … плотно смыкаю губы, даже закусывая нервным движением верхнюю. Ибо ни звука…

— Может, ананас?

И если для Ярового в этом слове нет никакого сексуального подтекста, то я готова выть от накативших воспоминаний.

— Да. Очень, — позволяю своему телу хоть немного расслабиться.

— Отлично.

Захар снова идёт к холодильнику и как фокусник вытаскивает оттуда распроклятый фрукт.

— Откуда? — от удивления только это вырывается из меня.

— Из магазина. Ездил по работе, по дороге прихватил.

С вагоном сомнения во взгляде смотрю на моего работодателя в поисках признаков лжи. Он приподнимает бровь, мол даже не пытайся меня расколоть, не орех.

Снова молчу, придерживаясь любимой заповеди — не знаешь, что сказать — молчи и улыбайся.

Яровой же, поглядывая периодами на меня, оперативно подготавливает ананас для еды.

— Земляникина, мне кажется, или у тебя реально по ночам речь отказывает? — спрашивает без тени сарказма в голосе.

Ставит рядом со мной тарелку с полукольцами сочного ананаса, что приходится даже сглотнуть слюну от воображаемого вкуса на моём языке.

— С чего такое умозаключение? — а сама выбираю кусочек побольше.

— Наблюдение, Вероника. Днём мне натурально хочется тебе кляп в рот организовать, зато в тёмное время суток я из тебя пару предложений едва ли вытаскиваю.

Задумываюсь, откусывая маленький кусочек, чтоб не выглядеть перед мужчиной совсем уж безумно голодной.

Он прав. Наверное, это биология. Ночью меня с Захаром не тянет на разговоры, так как моё тело знает более интересные способы времяпрепровождения.