Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 19

Если бы генерал Шлиппенбах знал, где и с каким малым эскортом находится сейчас Пётр, и где держит взаперти его собственного короля, то у русского государя возникли бы большие проблемы. Шведы хорошо умели делать быстрые переходы даже по распутице, обходя противника по флангам. Но Шлиппенбах такими данными не обладал, во всяком случае, пока. А между ним и Петром находилась отступающая от Нарвы и огрызающаяся огнём русская армия.

…Чтобы было чем занять парней, она посоветовала им сначала «зацепиться» с местными за столами, а затем устроить показательные выступления с демонстрацией возможностей «казаков-пластунов». Никита по понятной причине из этой программы выпадал: с ним попросту никто не решался связываться, даже в шутку. Прибьёт ещё ненароком. Катя ссылалась на занятость, давая парням возможность как следует поработать над слухами о таинственной казачке-«десятнике». Потому Вадиму пока приходилось отдуваться в одиночку. А пока парни развлекали себя и публику, Матвей отсыпался в их общей комнате — ночью ему выпало караулить, чтоб не вышло чего… Местный народ понемногу заинтересовался происходящим. В связи со слякотью на дворе решили устраивать спарринги в зале, растащив столы и лавки с его середины ближе к стенам. А затем все желающие могли полюбоваться, как парень среднего роста и отнюдь не выдающихся физических параметров молниеносными и крайне экономными движениями «выносит» любого, кто рискнул принять его вызов. Вдоволь навалявшись по полу, посыпанному соломой, солдаты поскучнели. Зато господа офицеры, по большей части дворяне, проявили немалый интерес, несмотря даже на то, что в их среде рукопашный бой не считался благородным. То, что показывал Вадим, вызывало неподдельное восхищение даже у них.

К моменту, когда Катя спустилась в зал, её боец обучал Алексашку приёмам против человека с ножом. В реалиях 1700 года — крайне полезное умение в любом крупном городе Европы, хоть в Москве, хоть в Париже. Особенно после захода солнца. Собственно, Вадим и начал со вступления: «Представь, что ты каким-то образом оказался без шпаги, а на тебя прёт разбойник с ножиком…» Будущий «полудержавный властелин» оказался талантливым учеником, всё схватывал на лету. Присутствующие же веселились вовсю, глядя, как двое молодых мужчин увлечённо выворачивают друг другу руки.

— Нормально, — одобрительно сказала она, понаблюдав, как Меньшиков снова выкрутил Вадиму кисть. — А что, больше желающих поупражняться не нашлось?

— Сие противоборство прелюбопытно есть, — сказал один из офицеров, судя по сильному акценту и странному построению предложений — немец. — Нож — оружие разбойников. Однако противу доброй шпаги что ваши люди смогут сделать?

— Я могу показать, если вы согласитесь на подобный поединок, — произнесла Катя. — То, чему мы обучены, суть высокое искусство, а не кабацкая драка, никакого урона для вашей чести не будет.

— Но уместно ли будет атаковать даму?

«О, ребята уже поработали. Молодцы».

— Шведы не спрашивали, просто атаковали. Итак, вы готовы, сударь?

Офицер поднялся с лавки, достал шпагу. Это была далеко не «вязальная спица» времён Екатерины Алексеевны, а натуральный облегчённый меч. Сантиметра три шириной у небольшой плоской гарды, шестигранный клинок не слишком сильно сужался к концу. Таким, если умеючи, можно и человека пополам развалить. А офицер явно не в первый раз взял шпагу в руки. Вот только он всё продолжал мяться и жаться.

— Не стесняйтесь, сударь, атакуйте.

— Как именно? — отсутствие оружия в руках Кати по-прежнему смущало немца.

— Как хотите.

Выпад — уклонение. Взмах шпагой на уровне лица — снова уход… Офицер нападал со знанием дела, был очень быстр и ловок, но все его атаки проваливались в пустоту. Наконец он перестал осторожничать и начал воевать в полную силу. Тот же результат: все выпады и удары — мимо. Это начало нешуточно сердить вояку, он удвоил усилия. Но, как известно из курса математики, любое число, умноженное на ноль, даст в итоге ноль. Вот и с его атаками было то же самое. Публика начинала посмеиваться, отчего немец аж покраснел …и начал делать ошибки — слишком широкие замахи в попытке достать неуловимого противника. Катя этим и воспользовалась: в какой-то момент она снова ушла с линии атаки и, оказавшись справа от него, провела обычный обезоруживающий приём — блокировала руку, резко и сильно ударила основанием ладони по кисти. Пальцы офицера непроизвольно разжались, шпага глухо зазвенела по доскам, с которых поединщики давно уже смели половину соломы. Вторую часть приёма — с выкручиванием захваченной руки и валянием противника по полу — она намеренно проводить не стала. Незачем портить отношения. После обезоруживания просто имитировала удар в челюсть, завершая столь необычный спарринг.

На неё и с ножом выходили, и с огнестрелом, и с сапёрной лопаткой, и с багинетом, но со шпагой — ещё ни разу. Пришлось изрядно покрутиться, чтобы соперник не достал. Но наука полезная. Тут почти все со шпагами бегают, надо привыкать. А то и самой поучиться правильно размахивать этой длинной заточкой.

— Благодарю вас за прекрасный поединок, сударь, — без тени иронии сказала она. — Это было непросто.

— Я бы не назвал сие прекрасным, — пробурчал немец, поднимая оружие и вкладывая в ножны. — Однако же признаюсь, такая манера вполне действенна во время жестокой баталии, когда шпага сломана либо утрачена.

— Приятно встретить знающего человека, — кивнула «десятник» и обратилась к другим офицерам, которые весело скалились при виде смущённого коллеги. — Я не понимаю причин вашего смеха, господа. Если кто-то считает, что провёл бы поединок с иным результатом, пусть выйдет и покажет своё искусство.

Желающих почему-то не нашлось.

— Ещё бы, — хохотнул Алексашка, снова пристав к компании «немезидовцев». — С Никитой им драться страшно, с Вадимом скушно, с Катериной — обидно. Вот разве что я остался.

— Гляди, допросишься — вызовут, — съязвил Вадим. — А нам потом объяснять Петру Алексеичу, почему его приближённого на гуляш порубили.

— Разговорчики, — вот теперь в голосе Кати прорезалась ирония.

— А я что? Я ничего, хотел как лучше, — замахал руками Вадим, вызвав всеобщий смех.

Жизнь снова шла своим чередом — неспешная и тягучая. Пришельцы из будущего, жестоко страдавшие от информационного голода, спасались только юмором.

4

Улучив минуту, Данилыч отозвал Катю в сторонку. Мол, поговорить надо. Решили выйти на заднее крыльцо, полюбоваться мокрым снежком, который к тому моменту падал здоровенными «лопатами», и подышать свежим воздухом с ароматами конюшни. Перед тем Меньшиков раскурил от свечки набитую трубку, притом, как выяснилось, перекур он решил устроить с конкретным умыслом.

— А вы, я гляжу, совсем табак не уважаете, — сказал царёв ближник, начиная разговор именно с этой темы. — Ты-то ладно, девице дымить не пристало. Но казаки твои тоже носы от трубки воротят.

— Правильно делают, — ответила Катя, прислонившись к столбу, державшему навес над крыльцом, и скрестив руки. — Прикинь: нам в разведку идти, а от бойцов на полверсты табачищем несёт.

— Так уж и на полверсты. Да и кто принюхиваться станет?

— Я. Тебя, например, за десяток шагов по табаку узнаю. А по перегару — за двадцать.

— И много вас, таких учёных?

— Здесь — сорок человек, офицеров и рядовых. Плюс шестеро учеников и полтора десятка штатских в обозе.

— Здесь… А ещё где есть?

— Знала бы — сказала бы. Может быть. Ладно, Саша, спрашивай, что хотел. Ты ведь не просто так меня сюда вытащил.

— И спрошу, — Меньшиков выдохнул целое облако табачного дыма. — Вы вроде русские, а говорите странно. Во фрунт тянетесь и к каждому слову придираетесь хуже немцев, я такого даже среди них не встречал. Мундиры невиданные. Бой этот рукопашный, опять же, тайны… Шпагой не владеете вовсе, лошадей сторонитесь, будто никогда их не видывали. Трубку не курите, пьёте, словно девицы — еле-еле… Вы откуда такие взялись? Только по правде.

— Издалека, — не удивившись вопросу, ответила Катя. — Подробностей пока не будет. Когда придёт время, всё расскажу.