Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 14

В общем, девочки наслаждались едой. Матрёшка хрустела картофелем и облизывала пальцы и тоже с удовольствием пила какао из большого стаканчика.

Эта картина меня умилила и умиротворила. Я перестал злиться и пребывал в сносном настроении почти всю дорогу.

Со мной не разговаривали, но щебет на заднем сиденье почему-то не раздражал, а странным образом оболванивал: мне нравилось. Страшно сказать: я чувствовал себя отцом семейства, папашкой, что везёт своих девочек куда-нибудь на отдых.

Всё было не так, я это понимал, но никак не мог отделаться от чувств, которые внезапно меня одолели. Не к месту, не вовремя, непонятно почему.

Но всё как заселилось в меня, так и выветрилось, как только мы подрулили к офису, где девушка Алиса Селезнёва должна была расстаться с местом своей работы.

Глава 16

– Подождёте меня здесь? – спросила она, как только мы заехали на стоянку.

Черты лица заострились, губы сжались. Видимо, ей предстоял не самый простой разговор с начальством.

– Тебе помочь? – решил я перейти на «ты», раз уж мы с ней в одной связке.

– Лучше побудьте с Машей, – охладила она мой пыл, и, ободряюще подмигнув Матрёшке, поцеловала её в румяную щёчку: – Я скоро.

Я смотрел, как она уверенно шагает к офису, слушал, как стучат каблучки её сапожек.

– Там дядя злой, – поведала мне Машка. – У него глаза, как у удава.

Судя по всему, красочное определение она не придумала, а повторила за кем-то. – А ещё тётя Иа говоила, что он к Алисе подкатывает.

О, Господи… ну зачем, зачем такой маленький ребёнок настолько умный и ушастый?.. И снова меня зло взяло. Если этот злой дядька на Алису виды имеет, то, по всей вероятности, он не захочет её уволить. Это в мои планы не входило, а поэтому я решил стоящий в депо поезд подтолкнуть.

– Не желает ли юная барышня прогуляться? – спросил я у Матрёшки.

Машка довольно хихикнула и похлопала ресницами. Ах, кокетка какая растёт! Чую, когда она войдёт в прекрасный возраст юности, я буду охранять её с дробовиком наперевес. Придётся женихов отгонять выстрелами и угрозами.

Мы выбрались из машины, я подхватил малышку на руки и уверенно зашагал к офису. Сейчас мы этому злому дядьке расскажем, как быстро и качественно увольнять сотрудников, у которых появились прекрасные перспективы на более выгодное рабочее место.

У них тут не офис даже, а так – тьфу – шарашкина контора без фейс-контроля на входе. Даже без девицы на ресепшене. Заходи не бойся – выходи не плачь. Впрочем, в приёмной нехорошего дядьки секретарь имелась: круглощёкая, большеглазая, с косой через плечо.

– Вы к Валерию Игоревичу? – вежливо поинтересовалось почти юное создание. – Он сейчас занят и не принимает.

– Я в курсе, – широко улыбнулся я ей и уверенно шагнул к дверям. Машка восторженно пискнула.

– Да ты с ума сошла, Селезнёва, – несся от двери рокот бульдозера. – Хочешь меня подставить? У тебя проект не завершён! И вот так просто ты не уйдёшь! По законодательству обязана отработать две недели! И мой тебе совет: иди и работай. А я сделаю вид, что не видел всего этого безобразия.

Я как раз открыл дверь, когда благородный гринго с седыми висками брезгливо, но с наслаждением, что чётко вырисовывалось и в глазах, и на губах жёсткого абриса, разорвал, судя по всему, заявление об уходе.

Вид Алиса имела плачевно-решительный.

– Извините, – кашлянул я, привлекая к себе внимание.

– А вы кто такой? – рявкнул властно плохой дядька и по совместительству начальник госпожи Селезнёвой. – Выйдите вон, я занят!

М-да. Вежливостью тут не пахнет. Ну, собственно, я мог его понять: без стука, без приглашения. Но я всё же с ребёнком. Нехорошо как-то отца семейства унижать.

– А я, собственно, будущий муж, – внезапно ляпнул я и кивнул в сторону Алисы.

Та замерла. Машка восторженно ахнула.

– Посиди, малыш, – стянул я с ребёнка шапочку и почти ловко расстегнул пальтишко. Всё новое, собственноручно купленное. Я почувствовал какую-то неземную гордость за себя и прилично одетую Машку.

А затем я прошагал к царскому столу, нагло взял лист бумаги и ручку.

– Вы позволите? – якобы вежливо поинтересовался у опешившего гондольера. Тот, естественно, ничего не позволял, но я как бы даже и не спрашивал – брал всё, что мне нужно. Главное вежливостью приложить, а действовать нагло, тогда много чего прокатывает.

– Дорогая, – всунул я в безвольные Алисины пальцы ручку, – повтори, пожалуйста, на «бис». Есть люди, которым это нравится. Смотрели бы и смотрели, радовались бы и радовались.

И пока Алиса, встряхнувшись, бодро писала заявление (красивый, между прочим, почерк), я скрестил взгляд с плохим дядькой Валерием Игоревичем. Не сразу. Вначале тому нужно было отлепиться от созерцания Алискиного декольте. Точнее, от того, что в нём могло бы быть, будь оно.

Я даже порадовался, что у девушки не было возможности переодеться. Я наконец-то по достоинствам оценил её блузку под горло на все пуговицы. И какой бы стервой ни была тётя Иа́, кажется, она оказалась куда прозорливее, чем Алиса. Полагаю, опекунша моей дочери воспринимала начальника как самодура обыкновенного, а не как мужчину, что залипал на её прелести.

– Мужик, ты же мужик? – спросил я напрямик, когда Валерий Игоревич наконец-то поднял на меня глаза. В них плескалось холодное бешенство. – Все вопросы можно решить без скандалов и воплей. Это ж девушки. Им свойственно выходить замуж, рожать детей, уезжать в другой город. И все текущие дела закроются, не переживай. Насколько я знаю, у Алисы остался проект? Она его обязательно закроет. Дистанционно. Если нужно, съездит к клиенту ещё раз. Не подставит ни тебя, ни твою фирму. Но, к сожалению для тебя и к счастью для меня, она нужна мне сейчас. Мне и моей дочери, – кивнул я на Машку, что сидела, округлив глаза и положив ладошки на коленки. Очень примерная девочка. – У тебя же есть дети?

О, да. Дети у плохого дядьки имелись. Он выпрямился, словно кол проглотил. Разорвал взглядом меня на клочки.

– Я знаю: Алиса была прекрасным дизайнером, – вдохновенно врал я, понимая, что близок к истине. А если даже это не так, то этот стареющий Казанова вряд ли будет возражать, потому что имел на неё виды и, вероятнее всего, драл Селезнёву как сидорову козу. В смысле, прессовал. Я прекрасно знал подобный сорт людей. Ходил вокруг да около, облизывался, выжидая удобный момент, чтобы атаковать и однажды залезть милой Алисе под юбку. – Но я так же знаю, что незаменимых людей нет. И незаменимых заменяли, и непревзойдённых превосходили. Свято место пусто не бывает, – нёс я околесицу, чем бесил господина Берегового ещё больше, но мне было плевать.

Алиса тем временем справилась с заявлением и положила его на стол. Руки у неё подрагивали – я заметил. Боится этого местного царька.

– Когда он вышвырнет тебя вон, назад не возвращайся, – процедил нехороший дядька Игоревич сквозь зубы.

Его мимика была достойна «Оскара»: буквально чревовещал, не разжимая тонких губ. Я бы ему поаплодировал, но счёл, что и так вёл себя достаточно нагло, надо придерживаться золотой середины. Всё же Игоревич – сторона пострадавшая: и дизайнера лишился, и объекта воздыхания. Но сочувствия я к нему не испытывал.

– Спасибо, Валерий Игоревич, за понимание, – кивнула ему серьёзно Алиса. – И за напутственные слова тоже благодарю.

– Проект за тобой, Селезнёва. И увольнение – через две недели, как положено по законодательству. Ну, и время подумать. А потом всё – назад хода не будет.

Он сам себе противоречил: то не возьму назад, то подумай. Оставлял лазейку, чтобы, так и быть, простить заблудшую овцу и прижать её потом к своей мужественной груди.

– Что вы творите?! – шипела на меня, как разъярённая кошка, Алиса, когда мы наконец-то покинули обитель Зла – то есть кабинет её милейшего начальника. – Через пару часов полгорода будет знать, что я уволилась и уезжаю.