Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 20

Так и ушёл, с осадочком в груди. Мерзким послевкусием. Почему-то хотелось вернуться и успокоить Алису, хоть она взволнованной и не выглядела.

Для меня эта ситуация почему-то попахивала предательством. Неумением держать всё под контролем. Но, как ни крути, а на двух стульях всегда сложно усидеть. Маша в безопасности, под присмотром, а Марина совсем одна, у неё что-то случилось. Как бы выбор понятен, и всё же…

Поднимаясь лифтом на пятнадцатый этаж, я задался вопросом: мы вот три года вместе. Встречаемся в основном у меня. Но как-то не съехались, не пытались жить вместе. Я не предлагал. Она не спрашивала. Нас всё устраивало в наших отношениях.

Я всё откладывал судьбоносные решения. У меня был ключ от её квартиры. У Марины был ключ от моей. Но мы никогда не приходили друг к другу без предупреждения. И, кажется, я так ни разу и не воспользовался привилегией. И даже сейчас, зная, что она меня ждёт, открывать дверь своим ключом не стал – позвонил.

Мы как чужие – скреблась где-то внутри отстранённая мысль, но я пытался к ней не прислушиваться. Я подумаю об этом позже, – сказал я сам себе и замер, прислушиваясь к тишине за дверью.

Щелчок замка – и на пороге Марина. Родная, знакомая, близкая. Волосы по плечам, запах парфюма, халатик на голое тело, босые ноги. Трогательная, моя. Лицо без макияжа, следы от слёз. Губы чуть дрожат.

– Привет, – прислонился я к дверному косяку, любуясь.

– Спасибо, что пришёл, проходи, – посторонилась она, пропуская меня внутрь.

Хрупкие плечи, острые лопатки. Знакомая до мелочей.

– Что у тебя случилось, Марин, – отогнал я морок и желание затащить её в спальню.

Я обычный, не железный. Нормальный мужчина. И желания у меня вполне понятные.

– Ты простишь меня? – обернулась она живо. Глаза на пол-лица, влажные, умоляющие. Губы так и просятся, чтобы их поцеловали. – Я не хотела, правда. С лампой… Я знаю, как она тебе нравилась. Я куплю похожую, честно-честно. Заглажу вину. Не сдержала эмоций, я ведь живая, у меня есть чувства. А ты немного перешёл границы моего терпения, Жень. Но я всё понимаю. Сейчас. А тогда не могла рассуждать здраво.

Я не знаю, в какой момент Марина оказалась близко-близко. Так близко, что её жаркое дыхание обжигало кожу, шёпот словно гипнотизировал, а проворные руки стаскивали с меня пальто.

Это был коктейль, от которого мозг отшибает намертво. Живут только инстинкты, когда желания тела побеждают разум.

Я и не понял, как оказался в спальне. Видимо, она вела меня, как бычка на веревочке. Хотелось только одного – вполне естественного и правильного. Но я уже не подросток, которого только помани – и всегда готов. То есть я готов, да, очень даже готов, но разум, несмотря на зов тела, всё же включается вовремя.

– Прости, Марин, – бормотал я, пытаясь от неё оторваться, – к сожалению, не получится. Я без средств контрацепции.

– А и не надо! – жарко шептала она, прижимаясь ко мне всем телом. – Ты же хочешь ребёнка? Пусть будет! Твой, настоящий, а не подкинутый оборвыш непонятно откуда.

Это сродни ледяного ушата на голову. Сразу в мозгах прояснилось, и чувственный дурман как рукой сняло.

– То есть это и было твоё очень важное дело не по телефону, ради которого ты меня из дому вытащила? – я ещё не набрал холодной твёрдости в голосе – в другое место ушло, может, поэтому Марина выдала то, что крутилось на языке:

– Ты всё правильно сделал – отправил ребёнка домой. Так и надо, ты молодец, Жень. А я тебе рожу нормального, здорового ребёнка, нашего, самого лучшего!

Стоп-стоп-стоп. Что значит отправил? Что значит нормального? А Машка моя что, получается, ненормальная?!

Глава 23

– Что значит отправил? – спрашиваю вслух. И голос у меня уже точно холодный, и Марину получается от себя отлепить.

– Ну, ты же её домой отвёз? – лепечет она, всматриваясь жадно в моё лицо.

Интересно: откуда она знает?

– Ты следила за мной? – теперь уже я впиваюсь взглядом в её лицо.

– Это ж нерадивая мамаша за девчонкой явилась, да?

Всё ясно. Следила. Ну, или наняла кого следить – не барское это дело стоять за углом и пялиться. Для этого холопы есть.

– Вот что, – делаю я ещё один шаг назад, хоть тело против. Телу бы продолжение банкета, оно и об усталости забыло, но я всё же сильнее низменных инстинктов, особенно когда они замешаны на меркантильных интересах, – похоже, ты так и не остыла и так ничего и не поняла, Марин. Я понимаю твои чувства. Но ребёнок есть, он никуда не делся и вряд ли денется. Это моя дочь. И я не сбагрил её куда подальше. И девушка, которую ты видела, не мать ей, а няня.

– Няня?! – вопит Марина. Кажется, у неё совсем крышу сорвало. – Это теперь таких нянь нанимают?!

– А чем тебе няня не угодила? – спрашиваю вкрадчиво, прекрасно понимая, какие чувства сейчас рвут Марину на части. Не совсем же я дурак, хоть она, наверное, временами так обо мне думает. Как оказалось.

– Не бабушка, божий одуванчик, а молодая девка?! Что будет жить в твоём доме?!

– Не девка, а девушка. Ну, и, к слову, я б бабушку в жизни ребёнку не нанял. За ребёнком, здоровым и активным, глаз да глаз нужен.

Марина дышит так, что халат на груди расходится. Я вижу, как она пытается взять себя в руки.

– Женя, давай поговорим спокойно, – а саму аж трясёт, но она пытается, очень хорошо старается спрятать бурю эмоций.

– Я то же самое предлагал сделать сразу. Ты так до сих пор и не осознала ничего.

– А что я должна осознать? Что моя жизнь рушится? Что у человека, за которого я замуж собиралась, есть какая-то дочь? Его или нет – ещё вилами по воде писано, но ты почему-то уже проникся, поверил, позволил себе сесть на шею этой во всех отношениях странной семейке?

– И откуда же у тебя такие сведения? – я не чувствую раздражения, но понимаю, что Марина говорит не то, что бы я хотел услышать от девушки, на которой собирался жениться.

– Ниоткуда! Но пришли, заявили, бросили! Это уже об очень многом говорит! Я никогда не думала, что ты способен на такое!

Снова она за старое. По кругу. Ночь на дворе. Я дико устал. Внутри ширится пустота. И переливать из пустого в порожнее мне не хочется.

– Давай всё же сделаем так: ты остынешь. По-настоящему. Подумаешь. Столько, сколько нужно. До тех пор, пока тебе перехочется бить антикварные лампы и наконец-то включить голову.

– Ты снова от меня отгораживаешься! – у Марины опять слёзы выступают.

– Нет. Я просто устал. У меня был тяжёлый день. И я не готов слушать твои истерики.

– Я никогда не думала, что ты такой бездушный и чёрствый!

– А я никогда не думал, что ты настолько не рациональна. Мы всегда находили общие точки соприкосновения, всегда понимали друг друга. Я никогда не корчил из себя идеал и никогда им не был. У меня куча недостатков, но ты мирилась с этим.

– Но ребёнок – это не недостаток! Не прыщ и не болезнь, что пройдут и следа не останется!

– Я рад, что ты это понимаешь.

– Я не готова мириться с чужим ребёнком!

Меня как в грудь толкнули. Кислотой обожгло.

– Это мой ребёнок, – проговариваю тихо, а внутри растёт что-то очень нехорошее. Я, конечно же, её не ударю, но близок к тому, чтобы хотя бы кулаком в стену засандалить. – И если ты всё же любишь, то примешь и меня, как есть, и всё, что у меня есть, скопом. Другого я предложить не могу. Есть вещи, которыми не разбрасываются. Ребёнок – это не диван, который, если не понравился, можно вернуть в магазин. Подумай об этом. Хорошо подумай. А я пойду, пожалуй.

Марина не стала меня останавливать. Я только слышал, как она зарычала от бессилия и опять что-то разбила. Не перекипела, нет. И совсем не была похожа на мою Маришку – девушку, которая почти идеально вписывалась в мою прошлую жизнь.

В богатую, размеренную жизнь, где не было маленькой девочки с синими глазами в мохнатых ресницах. Точь-в-точь, как у меня. Где не было, по сути, проблем. А если и были, то сейчас они казались какой-то ерундой на постном масле.